Охота на журавля

Лану я не спрашивала, а меня господин Шаманов замучил за сорок минут. Маска любимого народом целителя так прочно приросла к нему, что увидеть истинное выражение его лица и понять, что он на самом деле думает, было совершенно невозможно. Да и думает ли вообще? Чушь, которую он мне нес, устыдился бы произносить человек, обладающий хоть минимальной крупицей здравого смысла: «Я обладаю даром видеть и излечивать души людей и потому должен принять на себя бремя власти. Рядом со мной ни один нечестный чиновник не сможет оставаться тем же, чем был. Его душа очистится и повернется к людям. Он просто не сможет остаться прежним». Это уж точно — доведись подольше общаться с господином Шамановым, к примеру, мне — я наверняка не смогла бы остаться прежней, мозги бы не выдержали и в трубочку свернулись. А мне из этого бреда еще предстоит сделать нечто доступное для чтения. Да еще чтобы самому спасителю душ понравилось.

К моему величайшему восторгу у спасителя была еще запланирована встреча с избирателями, иначе он точно продержал бы меня часа четыре. Уф, повезло!

Подбельский стоял на лестничной площадке и вдумчиво созерцал пейзаж за немытым лет пять окном. Я подошла и тоже полюбопытствовала. За окном шел дождь и рота красноармейцев. Ну, то есть, не красноармейцев, но тоже в форме. Грустная рыжая дворняга, чей дедушка был когда-то не без взаимности влюблен в соседскую таксу, обследовала колеса стоящих у подъезда машин. После шамановских излияний картинка выглядела чистой пасторалью и освежала, как… Я призадумалась в поисках подходящего сравнения… как соленый огурец! После дюжины пирожных. С кремом. Сливочным. Сладким. Полурастаявшим.

— Ну-с, у кого что горит?

— А, жива? — сочувственно спросил Борька.

— Так, местами. А один мой знакомый грозился посвятить меня в тонкости общественных связей и подбросить халтурку. Не помнишь, кто это был?

— Ага. Лишние, слава богу, разбежались, можно маленечко передохнуть. Ладно, вникай. Тонкостей никаких особенных нет, я, честное слово, думал, что про это все знают.

— Про что?

— Ну, что твой Шаманов — одно из щупалец Званцева.

— В каком смысле щупальце?

— Как у спрута. Там сколько голосов, на твой взгляд?

— Процента четыре, может, шесть, при удачном раскладе. Народ, помешанный на целительстве и мировых энергиях. Раньше на Кашпировского с Чумаком молились, теперь на кого помельче глядят.

— Тогда есть два варианта. Первое: Шаманов просто снимает свою кандидатуру и обращается к этим, исцеленным — мол, единственный, кто чист перед космосом, — Званцев, отдайте свои голоса и прочее. Или, что более вероятно, он набирает в первом туре эти самые пять процентов, после чего делается два-три материала в том же духе. И две трети, а то и три четверти тех, кто голосовал за Шаманова, проголосует за Званцева. По жизни получается сложнее, но принципиальная схема выглядит именно так.

— Ради трех процентов такие сложности?

— Ну, дорогая моя, три процента — очень даже немало. Тут три, там четыре — с миру по голосу, губернатору кресло.

— Циник ты, Борька! Избиратели тебя не слышат.

— Я не циник, я практик. Да и ты, по-моему, тоже. Какая разница, кого изберут — все одно ничего не изменится.

— Эт-точно. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Сроки, объем, сколько?

Борька сразу перестал улыбаться и заговорил по-деловому.

— Объемы стандартные, ну, сама знаешь. Четыре текста тысячи по две, две с половиной. Сроки. Если честно, то вчера. Погоди, не пугайся. Завтра утром еще сойдет.

— Ох, лишенько мне! Опять ночь не спать.

— Зная твои совиные привычки, сочувствовать не стану, — он подмигнул. — Готовые сбросишь мне в почту, я утречком, часов в восемь посмотрю. Пиши адрес. Борис с двумя «с», ты пишешь?

— Да пишу, пишу, говори уже!

— Вот и пиши. Подбельский, собака…

— Хорошо звучит: Подбельский — собака. Я всегда думала, что ты лев.

— У тебя вообще «волк — собака», новое слово в биологии, — парировал Борька. Разделительный символ электронного адреса, традиционно именуемый «собакой», создает нередко всякие забавные сочетания. — Записала?

— Запомнила! Тоже мне, сложности. Подбельский — с игреком?

— С игреком, с игреком. Ладно, не ершись. Потом заедешь, когда удобно будет, только позвони предварительно, чтобы точно меня застать, я расплачусь, — и Подбельский назвал сумму, раз в пять превышающую стандартные рекламные расценки.

— Кучеряво живете! — восхитилась я. — И ты спокойно отдаешь в чужие руки…

— Во-первых, не в чужие, а хорошему человеку. Ты ведь хороший человек?

— Ну… — я призадумалась. А в самом деле?

— Ладно-ладно, — испуганно замахал руками Борька. — Не ударяйся в философию. Пусть будет — приятному человеку. С этим-то ты спорить не будешь, ибо со стороны виднее. Так что, отдаю приятному человеку. И не чужому — знакомому. Бог, говорят, велел делиться. Помнишь главное правило? Укусил сам — дай укусить товарищу. Времени у тебя на это уйдет вчетверо меньше, чем у меня — я же помню, с какой скоростью ты пишешь. Прямой выигрыш. А кроме того, мне и так хватает, я на этом бюджете сижу. Так что, не волнуйся, заплачено будет сразу. Пойдем, материалы штабные выдам.

Молодой симпатичный охранник вопросительно взглянул на меня и после борькиного «это со мной» отшагнул в сторону. Ого-го! Предвыборный штаб Званцева, хоть и располагался с шамановским на одной лестнице, но отличался, как парадный подъезд от черного хода: стильная новая мебель, белые стены с глянцевыми предвыборными плакатами. Один даже интересный: «он приЗВАН ЦЕлью Великой». Что-то вроде «я пришел дать вам волю!» В голове сразу сложился альтернативный вариант: «Много ЗВАНых, да мало избранных». Продать, что ли, кому из конкурентов? Нет, не поймут. Помещение, и так немаленькое, казалось еще шире из-за полудюжины стеклянных раздвижных дверей. Глухая дверь была только одна — в кабинете Самого. В предбаннике у кабинета сказочной красоты неземное видение перед выключенным компьютером рассеянно изучало журнал «Vogue». Волосы у неземного видения были такие, что Тициан, если бы он вдруг был еще жив, сразу снова помер бы — от восторга. А ногти? Часа три работы какого-то толкового дизайнера… Да, ясно, почему у нее компьютер выключен: с такими конечностями не то что на клавиатуре работать — кнопку «пуск» не нажмешь.

Подбельский провел меня в один из кабинетов, где я, не сдержав любопытства, поинтересовалась:

— На каком конкурсе такую царь-девицу отыскали?

— А-а… — Борька махнул рукой. — Это званцевский ангел-хранитель.

— Хранитель чего, пардон?

— Сам утверждает, что бодрости духа, хотя на самом деле все-таки — тела. Но! — Борька воздел к потолку указательный палец. — Он с ней второй год не расстается. Что, сама понимаешь, совершенно нетипично. Пытались других подкладывать — бесполезно. — Загадка, в общем. Может, та самая легендарная левосторонняя нарезка? Правда, при полном отсутствии мозгов. За исключением спинного отдела, естественно. А так путаем тираж с Тиролем и кампанию с кампари. В общем, интеллекта ноль, зато инстинктов как у стаи мартовских кошек. Ну, и нравственности примерно столько же.

— Эк ты игриво настроен.

— От хорошей жизни, радость моя! Пока мы это сокровище надрессировали не хвататься за телефонную трубку и вообще постараться не открывать свой восхитительный ротик, кроме как по распоряжению сверху… Поневоле шутить начнешь.

— Так Званцев же, кажется, женат?

— Угу, и вдобавок, как изъясняются в предвыборных агитках, у него двое прелестных малюток. А раньше регулярно баню посещал. В хорошей компании, естественно. Это, однако, было раньше. Власть переменилась. Я бы счастлив был, если бы эту красотулю из штаба можно было удалить — пользы-то никакой, а опасностей навалом. Но присутствие Майи Александровны вообще не обсуждается. Она его вдохновляет и вообще талисман. А поскольку хозяин — барин, сама понимаешь, диктовать ему никто не может. Талисман, значит, талисман. Вот и сидит в приемной.