Страница 22 из 38
На метро и маршрутке приехал до строительного рынка за кольцевой автодорогой. Что такое этот рынок? Немного похоже на очень большой муравейник, но для человеков. Там продают всяких цементов и кирпичей, и не только. Вот мне и надо было купить это самое не только. Нужных мне человеков пришлось немножко поискать, но таки за два часа я справился. Там же купил себе пару мобильников. С одного позвонил по объявлению и договорился за квартиру. Хозяйка, пожилая хоббитша, долго и придирчиво рассматривала мой паспорт, но у меня было московских прописок, что ее таки немножко успокоило. Пришлось заплатить за месяц вперед, но это было совершенно не важно.
Что откуда? Откуда у меня было московских прописок? А зачем, по-Вашему, я ездил на этот рынок? За этими самыми паспортами, и ничем иным. Вы себе думаете, что я мог делать всех своих дел с одним единственным паспортом, да еще тем паспортом, по которому приехал? Не смешите сапоги моего дедушки, они же упадут! Я таки купил целых пять новеньких паспортов, из них два с московской пропиской, а оставшиеся из разных регионов и никак иначе!
Остаток дня я гулял по Москве, как волот по белорусским лесам. Нет, а почему бедный лепрекон не может погулять по Москве будущего, и посмотреть, что из неё сделали. Что Вам так интересно? Так съездите себе до Москвы, и посмотрите, у нас сейчас тот же самый год, и та же самая Москва, что была тогда и там. Ну или почти. Они сделали из нее большую помойку, и мы сейчас тоже это сумели. Но я таки гулял не просто так, а с целью, и замечал то, что мне надо было замечать.
Что Вам так интересно? Что я хотел? Я хотел на следующий день продать свой небольшой обменный фонд из лавки моего папы. Я теперь не мог этого сделать в Вовином городе. Таки Вова был прав, я, действительно, немного перестарался с этой дриадой, но Вы бы смогли отказаться, когда Вам впихивают в руки деньги за просто так? Нет? А Вы ведь ни разу не лепрекон! Но в Автограде теперь не можно было продавать ювелирные изделия и антикварные вещи, чтобы не было неприятностей. Их можно было продавать в Москве, и нигде лучше. Таки я думал за два плана. Что Вы говорите, такой вариант мог бы работать в Советском Союзе. Когда я был у себя, то таки и рассчитывал сдать государству «найденный клад», и получить двадцать пять процентов. Но Вова забраковал совсем этот план. Не потому что двадцать пять процентов, а потому что от оценочной стоимости и неизвестно когда.
— Барух, — сказал Вова, — ты получишь так мало, что тебе не хватит даже на образцы. И еще неизвестно, когда получишь, и получишь ли вообще. У тебя только девять месяцев. Я уже год сужусь с соцстрахом за беременные деньги сотрудницы, и неизвестно, сколько еще буду судиться. Ни один суд не рискует признать, что они не правы. Наше государство так быстро никому не платит. Чаще всего, оно вообще не платит.
Так сказал Вова, и я ему поверил, потому что он знал, о чем говорил.
Оставалось два плана. Я мог ходить по разным ломбардам и ювелирным лавкам и продавать по одной — две вещи, чтобы не очень заметно. Или найти одну фирму и отдать всё сразу, пусть и немного дешевле. Оба плана имели свои плюсы, но имели и свои минусы. Мы таки долго думали головами, и решили за второй, потому что он короче, и лучше иметь дело до одного волка, чем до стаи шакалов.
Мы таки нашли фирму с приличной репутацией и договорились за гешефт, и как его сделать. Но мне не можно было доверять им полностью, речь шла о вполне солидной сумме, и я не хотел, чтобы партнеры видели меня раньше назначенной встречи.
Утром я пришел до банка, за который мне сказал Вова, и нашел человека, к которому должен был пойти. Таки я был опять в темном полупальто, с чемоданчиком и немного прихрамывал, опираясь на трость. Какая Вам разница, почему я прихрамывал. Нога немножко заболела. Вас таки устроит ревматизм? Это же профессиональная болезнь альпинистов, если они не йети и не горные баньши. Проклятые ледники... Таки у меня заболело, и я был с тросточкой, чтобы легче ходить ногами.
Я нашел нужного человека, и он провел меня до нужного кабинета. А через десять минут он привел покупателей, и мы сели таки за стол, чтобы иметь интересный нам разговор. Их было двое, но банкир был посредником с моей стороны, так что нас тоже было двое.
Первым заговорил большой вальяжный орк средних лет:
— Итак, Анатолий Сергеевич, что Вы хотели нам предложить?
Что Вас удивляет? Таки у меня был паспорт на Сидорова Анатолия Сергеевича, а что Вам не нравится?
— Немного ювелирных изделий, Андрей Александрович. Антикварных. — каков вопрос, таков ответ и никак иначе.
— Это я уже знаю. Прежде, чем говорить о сумме, я хотел бы, чтобы их посмотрел мой эксперт. — он кивнул на своего спутника, симпатичного старичка-лепрекона, таки очень мне кого-то напоминающего.
— Не вижу проблем, — сказал я, поставил на стол чемоданчик, — прошу Вас...
— Борис Вениаминович. — представился старичок. — Борис Вениаминович Воткин, Ювелир.
Вы себе это представляете? Мало мне в этом мире Вовы и Ирочки Бешеных, таки получите Баруха Воткина, и никого другого. Таки понятно и кого он мне напоминает, и почему немножко симпатичен.
— Прошу Вас, Борис Вениаминович, — повторяю я, и подвигаю к нему чемоданчик.
Таки мой ипостась взглянул на содержимое и замер. Потом аккуратно взял ближний браслетик и присмотрелся к нему внимательней.
— Это то, что я думаю?
— Да! — мы таки понимали друг друга с полуслова, но, к сожалению, иметь гешефт мне предстояло с орком, и ни с кем другим.
— Сколько Вы хотите? — спросил орк.
— Тридцать. — ответил я.
— Тысяч долларов?
— Миллионов рублей.
— Вы считаете, это того стоит?
— Ваш эксперт это подтвердит в течение часа.
Мы оба посмотрели глазами на эксперта. Он таки игрался моими цацками. А что Вы хотите, у них не было частной собственности, и большинство таких вещей, скорее всего, пропало неизвестно когда и почему. Его дедушка наверняка не сумел сохранить многое, что мой очень даже сумел, и не в одном экземпляре. Воткин двумя пальцами брал очередную вещь, долго рассматривал ее, восхищенно цокал языком и аккуратно укладывал обратно. Потом брал другую...
— Хорошо, подождем его заключения. — продолжил орк. — Но Вы понимаете, что у меня нет с собой такой суммы наличных.
— Нам не нужны наличные. Прямо сейчас оформляем договор, Вы переводите деньги на указанный счет, Алексей, — киваю на банкира, — подтверждает получение денег, и чемоданчик Ваш. Вместе с накладными.
— Ну, не уверен, что...
— Андрей, плати. — неожиданно оторвался от чемоданчика лепрекон. — Сумма абсолютно точная. С учетом допуска на нашу дельту и розничную наценку магазинов.
— Но Борис Вениаминович...
— Я сказал, плати! — Таки это старичок-ювелир? Не делайте мне смешно. У князя Святослава, когда он последний раз общался с Курей, металла в голосе было очень даже меньше. — И без этих твоих фокусов. Впрочем, я думаю, они бы и не прошли. Так ведь? — спросил он меня.
— Так, — усмехнулся я.
— Давайте документы, — сказал орк и протянул банкиру визитку. — Реквизиты отправьте на этот е-мейл.
У него зазвонил телефон. Он поднес трубку к уху и некоторое время слушал. Потом бросил в трубку:
— Ладно, отбой. — и уже Воткину, — Вы как всегда правы, Борис Вениаминович.
— Иди, Андрюшенька, иди, — произнес ювелир, — сделай так, чтобы Анатолий Сергеевич побыстрее увидел свои деньги. Анатолий Сергеевич, Вы не сделаете одно одолжение старику? Развлеките меня беседой, пока наши помощники закончат с бумажками?
— Почему нет? — ответил я.
Таки Вы понимаете, что надо было сильно подумать, что я хочу до этого человека. Он был Барух Воткин, но он не был я, а совсем другой. Он имел другой жизни и другого опыта, и совсем даже никому не должен был думать, как я. Это был лепрекон, но это был не только лепрекон. Он мог в любую минуту стать кем угодно, и очень опасным. И он имел здесь уважение и немножко силу. Я хотел иметь такого союзника, но не хотел иметь такого врага. Таки надо было иметь до него такой разговор, за который он станет иметь причин быть моим союзником. Но и иметь его союзником было не так просто, что бы Вы ни думали. Сейчас он считал, что за мной есть сила, потому что одиночка не мог иметь таких вещей. Как он решит за меня, когда узнает, что я имею силу не здесь, а совсем даже в другом мире? И надо ли мне, чтобы он это понимал? Сколько сказать ему, а сколько не нужно? Таки много надо было подумать, и никак иначе. Я себе думал за это, пока мы не остались одни, и Воткин произнес: