Страница 25 из 60
- Да, Геннадий Иваныч, и не говори. - Жаловался Павлов. - Хожу - оглядываюсь: не сыплется ли из меня песок? Ха-ха-ха... А ты как?
- Да так же. Годы - они сомнительное богатство. Курсирую между ЦКБ и дачей. - Поддерживая гостя под локоть, Воронов повел его к нам. - Эскулапы говорят: еще лет десять протяну, если поберегусь. Вот и берегусь. Стараюсь не волноваться, дышу сосновым лесом, гуляю много. Да. Каждое утро по пять километров. Женя следом ходит, брюзжит, а мне и то развлечение.
Они вошли и остановились. Безо всякой команды мы дружно поднялись со своих мест. Павлов быстро и внимательно оглядел присутствующих, улыбнулся каждому. Его взгляд чуть задержался - на мгновение, не больше - на Валентине Аркадьевиче, и мне показалось, что он узнал Изотова.
- Ой, Гена, про болячки лучше и не говори. Ты представишь меня компании?
Теперь, когда он был совсем близко, я увидел, что ничего особенного в нем нет - дед и дед. Довольно невзрачный. Седой, лицо круглое, высокий - на полголовы выше Воронова, тяжелый - под центнер. А в остальном - никаких особых примет. Надень на него орденские колодки, несколько медалей, поставь в группу ветеранов войны и нипочем не найдешь никаких отличий. Разве что, одет он был с иголочки: свежая рубашка, одноцветный серый галстук, ладный темный костюм в такую жару с едва выглядывающими из рукавов белыми манжетами. Особенно я поразился туфлям - черные, ладные, блестящие и несомненно очень дорогие - я таких и не видел никогда. Выглядел он еще большим франтом, чем Изотов.
- Это мальчишки, о которых я тебе говорил, Георгий. Повыше светленький - Захар, второй - Сергей. А Валентина Изотова ты можешь помнить по Донау в Вене. - С каждым из представленных Павлов поздоровался за руку, которая оказалась мягкой и холодной.
- Донау Банк? Как же, как же, прекрасно помню! Его, если мне память не изменяет, сделали уже после того как тебя на пенсию проводили?
- У тебя, Георгий, поразительная память. И она никогда тебе не изменяет. - Воронов усмехнулся. - А это, товарищи, мой старинный знакомец по... разным делам - Павлов Георгий Сергеевич. Прошу любить и жаловать.
Когда все расселись по отведенным местам, а нового гостя Воронов посадил напротив себя, Павлов прокашлялся и спросил, лукаво посматривая на тумбочку.
- Чем угощать будешь, Гена?
- Поверишь ли, Георгий Сергеевич, для тебя ничего не жалко! - Геннадий Иванович открыл тумбочку и достал фигурную бутылку с яркой этикеткой. - Только ты уж не обессудь, мне врачи запретили: язва, давление, печень, а Валя за рулем. С мальчишками, с Сергеем, тебе еще нужно будет поговорить. Если только с Захаром пару капель?
- Захар, вы как к спиртному относитесь? По чуть-чуть? - Павлов показал пальцами предполагаемую дозу. - За знакомство?
Стушевавшийся Захар вытаращил глаза и быстро кивнул.
- Ну вот и славно. Видишь, Гена, в России в любом месте можно найти собутыльника, - рассмеялся Георгий Сергеевич.
Воронов достал из тумбочки две хрустальных стопки, наполнил их до половины и одну передал Павлову, другую буквально воткнул в трясущуюся руку Захара.
- Ты зачем молодь запугал, Ген? - Спросил Павлов, чокаясь с разволновавшимся Захаром.
- Это не страх, - вступил в разговор Изотов. - Это нервы и почтение к заслугам. А так они хлопцы бойкие.
- Почтение - вещь нужная. - Одобрил поведение Захара Павлов и выпил. - А скажи мне, Геннадий Иваныч, видишься ли с кем-нибудь из прежних?...
Они заговорили довольно громко о каких-то неизвестных мне людях и так увлеклись воспоминаниями, что через пятнадцать минут мне уже казалось, что это не кончится никогда.
Тот умер, этот лежит в больнице, третий похоронил сыновей, а четвертый застрелился, пятый все еще что-то возглавляет, а шестой "здорово вверх попер". Прозвучали знакомые фамилии Пельше, Гришин, Громыко, Кириленко, Добрынин, Фалин, Пономарев. Кого-то хвалили, о ком-то жалели.
Я уже окончательно заскучал, когда вдруг Павлов сказал:
- Покажи-ка мне свой прогулочный парк, Геннадий Иваныч? Да и ребяток давай с собой возьмем, вдруг сердечко у меня прихватит - хоть до дома дотащут?
- Я сам об этом только что подумал, - ответил Воронов. - Захар, поскучаешь часок? А то к Жене в сторожку сходи, у него удочки есть, а в пруду карпы водятся. Сам запускал. Заодно уху потом сделаем, если надергаешь немножко рыбки.
Майцев согласно кивнул и едва не вприпрыжку понесся к воротам за снастями, хотя я точно знал, что к рыбалке Захарка относится безразлично, вернее, с некоторым даже отвращением, и никогда по доброй воле удить скользкую рыбу не станет.
А мы вчетвером вышли из беседки. Как-то так подстроили старики, что мы с Павловым оказались идущими в паре вслед за Изотовым и Вороновым. Когда мы отошли метров на пятьдесят, Георгий Сергеевич чуть придержал меня. Хозяин с Валентином Аркадьевичем удалились по дорожке шагов на двадцать, после этого мы медленно поплелись за ними.
- Ну-с, юноша, рассказывайте, зачем я здесь?
- Я вижу будущее, - в который уже раз сказал я.
- И какое оно?
Я рассказывал, он кивал и иногда улыбался одними губами. Мы бродили с ним уже гораздо больше часа. Воронов и Изотов давно вернулись в беседку, а Павлов все выспрашивал и выспрашивал. Его интересовало буквально все: курс рубля в будущем, успехи футбольных команд, результаты геологоразведки в Восточной Сибири, последствия антиалкогольной компании Горбачева, сроки объединения Германии, продолжительность моратория на ядерные испытания, итоги конверсии отечественного ВПК, демографическая ситуация в стране и мире, судьба договоров ОСВ, принципы работы ВТО-ГАТТ, персоналии будущих правительств стран СНГ и еще многое, чего я просто не знал, не помнил.
- Что ж, Сережа, вы меня здорово развлекли. Пожалуй, ради этого мне следовало съездить сюда разок. Скажите мне еще вот что...
Он остановился и замолчал.
Я тоже остановился.
- Скажите, Сережа, вы знаете, когда я... Ну, как говориться, когда придет мое время?
Я уже знал это:
- После того, как будет разогнан ГКЧП, новые хозяева примутся делить наследство. На счетах ЦК не найдут ничего. История темная, но в конце августа девяносто первого ваш преемник Кручина выпрыгнет из окна своей квартиры. - Я сделал паузу, собираясь с духом.
- Мужественный человек, я бы так не смог, - успел вставить Павлов.
- Через семь лет вы скажете эти же слова, а еще спустя месяц вы поступите как Кручина. Вы прыгнете с балкона едва ли не в присутствии своих близких. Во всяком случае, говорить они станут именно так.
Я видел, как его глаза сделались круглыми, он отшатнулся.
- У меня балконы не открываются никогда. Оба заставлены мебелью.
- В этот раз тот, что в вашем кабинете - откроется. Вас похоронят на Новодевичьем кладбище. Седьмой участок, первый ряд, левая часть.
Он отвернулся и заговорил куда-то в сторону:
- Значит, повторится тридцать седьмой год. Тогда убивали и пытали людей - искали золото Троцкого и Ленина, теперь станут искать деньги Павлова и Кручины. Это очень похоже на правду, Сережа. Все повторяется, и нет под небом ничего нового. Они что-нибудь отыщут?
- Насколько мне известно - официально нет. Хотя будут копать усердно сами и наймут американских детективов. Все будет тщетно. Поиском займется внук Гайдара, он станет премьер-министром нового правительства. Будет обнаружено много денег на швейцарских счетах, владельцы которых имеют русские фамилии. Многие из них окажутся довольно известными и влиятельными людьми - министры, бывшие секретари обкомов и горкомов. Но все это будут другие деньги - банальное воровство.
Павлов оперся спиной на сосну, стоявшую у самой аллеи. Плечи его как-то расправились, он заглянул мне в глаза, чем сильно меня смутил. Он смотрел пристально, испытующе, словно ожидая, что вот-вот я явлю ему еще одно чудо. Я не выдержал его взгляда и отвел свой.