Страница 8 из 60
С ним была какая-то очередная подружка – Мэгги, довольно симпатичная блондинка, наряженая в гавайскую травяную юбку и такую же леи, какая была на Захаре. Майцев обещал ей непременно написать, как только доберется до дома. Они посылали друг другу воздушные поцелуи, обменивались томными взглядами, вообще вели себя как расстающиеся молодожены, и если бы я вовремя не потащил друга на посадку – мы бы никуда не улетели в тот день.
Aloha, Hawaii!
Глава 2
— Второй городской банк Роанока?
— Мимо.
— Торговый банк Александрии?
— Жуть.
— Экспортно-импортный банк Дженкинса?
— Где это?
— В Линчберге.
Я задумался. Мы уже полдня перебирали банки в соседней Вирджинии. Искали достаточно старые, с длинной историей, но при этом они не должны были быть местечковыми сберкассами, чье появление на Уолл-Стрит вызовет только смех. Нам нужен был хороший, крепкий банк, не хватающий звезд с неба, но вместе с тем достаточно известный в узких кругах финансистов на Западном и Восточном берегах Америки.
Первый шаг к легализации мы уже сделали – на Вануату в оффшорной зоне был открыт хэдж-фонд “Gyperbore trust” с уставным капиталом в пятьсот миллионов, впрочем, так нами пока и не оплаченным. Мы внесли десять процентов и нас легко зарегистрировали. Теперь наш фонд наполнялся взносами Исааков Левинсонов, Смитов, Бэкхемов и всяких остальных Джонов, Джуди и Джеймсов Доу (так раньше в англосаксонском праве называли неизвестных ответчиков или неопознанные трупы при проведении расследований или судебных тяжб, что-то вроде Иван Иваныч Иванов) и их соседей – Ричардов Роу (соответственно – неизвестные истцы) с семьями. Тамошняя разновидность социализма – меланезийская, устраивала нас совершенно: все в руках чиновников, а они очень любят вкусно кушать. Особенно Уолтер Лини – бывший англиканский священник, бессменный премьер-министр страны аж с самого ее основания и автор учения об особенностях социализма в южной части Тихого океана, с которым договориться было очень просто – больше всего он любил хруст, что издавали свежеотпечатанные купюры с ликами Бенджамина Франклина (100$).
Теперь наш фонд собрался купить банк. Вернее, несколько банков. Два в Европе и пару в Штатах. Затем настала бы очередь страховых компаний и консалтинговых агентств: аудит, юридические услуги и весь остальной букет, сопровождающий цивилизованный бизнес. Потом на очереди стояла маленькая биржа – с введением правил, к которым все остальные придут лет через двадцать.
— Отказать мистеру Дженкинсу. Что-нибудь в Норфолке есть?
— На кой черт тебе сдался этот Норфолк? — спросил его наш новый бизнес-консультант Рони Маккой, часто шутивший над своей фамилией, отзываясь по телефону “Real McCoy (английская идиома, переводится вроде как “подлинная вещь”) у аппарата”.
Наш консультант давно разменял пятый десяток, носил темную “сутенерскую” бородку, имел обыкновение смотреть на людей “рыбьим” взглядом законченного идиота, но вопреки производимому впечатлению недалекого пижона, был очень неглуп и прекрасно информирован. И при этом справедливо считал себя настоящим знатоком финансовых учреждений Восточного побережья – он знал все и обо всем: истинная бродячая энциклопедия.
Нашли мы его буквально по объявлению в газете Investor’s Daily. Вернее, там была его статья, где он проводил сравнительный анализ между традиционными банками Европы и новейшими достижениями банковского дела в Америке. Под статьей были размещены его координаты для связи, которыми мы и воспользовались
— Хэмптон-Роудс. Чесапикский залив. Самый крупный порт. Рукой подать до Вашингтона и аэропорта Даллеса. Там должны водиться крупные рыбы.
— Зак, мальчик мой, — когда кто-то начинал, по мнению мистера Маккоя, нести откровенную ахинею, старина Ронни становился умильно-ласков. — В Хэмптон-Роудс действительно есть крупные рыбы – докеры, весом под четыреста фунтов, их жены, самую чуточку поменьше. Ты желаешь вести дела с ними?
— С женами докеров? Нет, Ронни, мне нужны акулы из правительства, Конгресса, Уолл-стрит. Чтобы можно было непринужденно встретиться за чашкой кофе, или на поляне для гольфа.
— Кто тебя учил разговаривать? — внезапно озадачился Ронни. — Ты разговариваешь не как финансист, а как бросивший школу подросток с мексиканской границы.
Я видел, как Захара начинает раздражать этот самоуверенный мистер Маккой. Я сам не любил, когда меня тыкали носом в очевидные вещи, но Майцев от подобного буквально сатанел.
— Ронни, дружище, мы очень ценим твою заботу, но тебе нужна работа, которую мы тебе предложили или ты решил побыть логопедом? — ядовито осведомился Захар. — Если так, то давай пересмотрим наше соглашение по оплате. Не двести долларов в час, что предусматривает твой статус финансового консультанта, а всего двадцать, для логопеда и это – с избытком. Годится?
— Знаете, мистер Майнце, с вашими деньгами вы можете разговаривать хоть на суахили или щелкать языком как бушмены – вас поймут, — отыграл немного назад Маккой. — В конце концов, на Уолл-Стрит, одиннадцать (адрес Нью-Йоркской фондовой биржи), орут подчас настоящие шифровки. И никого это не беспокоит. Так на чем мы остановились?
— На Норфолке, — буркнул Захар и вышел за дверь.
— Не в духе сегодня мистер Майнце? — спросил у меня Маккой. И не получив ответа, как ни в чем ни бывало, продолжил: – Банки Норфолка не годятся. Это маленькие учреждения, известные только в самом Норфолке.
Мы обсуждали горячий вопрос уже три часа – Ронни был доволен: время шло, заработок рос.
Остановились на двух небольших банках из Кливленда. Оба были в предбанкротном состоянии, но спасать их никто не спешил. Один из них имел сеть филиалов в пятнадцати штатах, второй – места на Чикагской и Нью-Йоркской биржах. Их объединение должно было создать новый банк со старыми именами (что очень любили американцы) и с существенно возросшими возможностями. Ронни Маккой взялся за это дело, став представителем нашего фонда. За скромное содержание в пять миллионов в год после выплаты налогов. Когда мы сторговались, я увидел в его глазах безмерное обожание и стремление буквально выскочить из штанов, воплощая наши желания.
На следующий день Захар опять улетел в Европу. Коль уж мы рассудили, что было бы неплохо иметь очень солидные исторические корни для развертывания нажитых капиталов, то итальянские банки, многие из которых были весьма уважаемы в банковской сфере и имели за спиной сотни лет существования, подходили для этих целей как нельзя лучше. Швейцарские тоже были бы вполне подходящими, но… уж больно были они жирными и несговорчивыми.
Вместе с юристами старинного адвокатского бюро “Фабио Чезаре и сыновья” из Вероны Майцев приступил к поиску. У него была такая же задача, какую мы уже решили в Америке – приобрести один “народный” банк для работы с бизнесом и второй должен быть сберегательным – для населения.
У меня тоже был план деятельности на ближайшее время. Всего полгода назад обанкротилась Texaco – один из немногих крупнейших нефтедобытчиков, не принадлежавших еще клану Рокфеллеров. Произошло оно по причине слишком хорошего аппетита у руководства нефтедобытчиков. Это была эра слияний и поглощений – все друг с другом сливались, поглощались. Важно было, что после каждой такой операции руководство обеих – и поглощаемой и поглощавшей компаний получало очень солидные комиссионные. И выходило, что, с одной стороны, росли компании, а с другой – невероятно быстро пухли личные накопления их директоров и президентов. А банки знай выдавали под это дело кредиты, которые без лишнего лукавства распихивались по карманам.
Так и огромная “Тексако”, пожелавшая приобрести в 1984 году крепкую Getty Oil, подавилась куском, оказавшимся для нее слишком большим. Getty Oil – головное предприятие того самого миллиардера Пола Гетти, что был удачно женат пять раз. У которого похитили внука, и он пять месяцев отказывался вносить выкуп, говоря, что на всех внуков у него не хватит миллионов. Образец американского добродушия. Он заплатил. Но только после того как получил по почте ухо внука и кинопленку с пытками. Добрый дедушка.