Страница 93 из 100
Отчего так мало взрывчатки, говорите? Так зато и осколки смотрите, какие крупные — корпус толстостенный, хороший такой…
Осколки, как бумагу, пробивали броню бронетранспортеров, борта легких и средних танков. У тяжелых машин они рвали в клочья элементы ходовой части, разбивали орудие, прицелы. Иной раз простого сотрясения от близкого разрыва снаряда было достаточно для поломки узлов и агрегатов внутри танка с не пробитой броней.
В течение первых восьми секунд на съезде с шоссе уже дымилось восемь металлических куч, имеющих весьма абстрактный сюрреалистический вид…
И столько же бронированных машин — просто замерло, заблокировав дорогу. Назад на шоссе немцы вернуться уже не могли…
Доброе дело продолжили «дивизионки»…
На вооружении легкопушечного артполка дивизии стояли «трехдюймовки» УСВ… те самые, которые с такими адскими муками испытывал наш герой товарищ Сомов.
Да и было для чего мучиться… Создаваемая товарищем Грабиным якобы как модернизация «универсальной» Ф-22 (проклятое наследство проклятого Тухачевского, который требовал создать пушку, которая будет стрелять и как пушка, и как гаубица, и по самолетам немножко… разумеется, получился гибрид ежа и ужа) — на самом деле это было принципиально новое орудие…
А почему тогда называется Ф-22УСВ, то есть усовершенствованная? Так Грабину никто новое орудие и не заказывал. Мудрецов из ГАУ вполне удовлетворяла прежняя Ф-22 — орудие тяжелое, маломощное, дорогое…
Ну отчего на Руси все хорошие вещи приходится создавать чуть ли не в подполье? Русь, дай ответ! Не дает ответа…(с)
Хорошая вышла пушка — лучшее противотанковое орудие… Вермахта. В РЕАЛЬНОЙ истории. Тогда немцы, захватив изрядное количество пушек, БРОШЕННЫХ в Белостокском выступе, оснастили их дульным тормозом, расточили казенную часть под более мощную гильзу (как требовал с пеной у рта Грабин, а генералы из ГАУ ему отвечали а куда старые боеприпасы еще царского времени девать? Так из-за мелочной тупости лампасоносцев вышла пушка куда менее мощная, чем заложено в конструкции).
А немцы потом в желтой жаркой Африке из этих Pak 39(r) с 600 метров пробивали 75-мм лобовой лист «Королевы пустыни» — Матильды Mk-II.
В Сотой стрелковой таких славных пушек было всего восемь штук…
До начала 1941-го было больше, целых двадцать. Но то ли кто-то наверху (знать бы КТО!) решил, что русской пехоте столько пушек больно жирно будет (а вражеский пулемет и трупами завалить можно, правда?), то ли срочно понадобились пушки для новых, вновь формируемых дивизий… короче, раскулачили артполк, ироды.
Но Руссиянов и эти оставшиеся пушки использовал по полной…
Скорострельность — 25 выстрелов в минуту! Две батареи — это 200 снарядов за 60 секунд, шквал огня. Да вот только бронебойных снарядов — ни одного…
Просто ни одного! И в этом тоже Сталин виноват?
Стреляли шрапнелью, с установкой на удар. Бронепробиваемость всего 30 мм, потому и выманивали ценой немалой крови немецкие танки в поле, чтобы они подставили свои борта.
И сейчас славные русские «трехдюймовки» дружно грохотали, как кузнечный цех. Изобретение капитана Шрапнеля, ежели которое броню не пробивало, тоже срабатывало далеко не в пустую — стальные 9-мм шарики, красочно разлетаясь, как косой выкашивали немецкую мотопехоту.
Пушкам дружно вторили 122-мм гаубицы — однополчане «дивизионок»…
Изделие М-30, опять же творение того же прочно забытого ныне Ф. Ф. Петрова (зато спросите у тех, кто идет за «Клинским», кто такие Тима Филан и Верка Задрючка — всякий знает…)
Ну не предусмотрено, чтобы это орудие по танкам стреляло! Его цели — пулемет в ДЗОТе, вражья пехота в траншее (отличная гаубица! До сих пор кое-где с 1938 года на вооружении стоит). Ствол у него относительно короткий, затвор поршневой, заряжание раздельное… Но нужда заставит пироги есть!
Зато их — целых шестнадцать штук в дивизии… Правда, ДО июня 1941 года было чуть-чуть побольше, а именно тридцать две… чья вражья рука поработала над разоружением? Мне не ясно…
Ситуацию с бронебойными снарядами пояснять надо? Ну и ладно. Читатель не глупее меня.
Батарейцы поэтому перед выстрелом ставили специальным деревянным ключом с бронзовой обечайкой установку осколочно-фугасного ОФ-462 на буковку «3». Ничего, по легким и средним танкам — действовало… попадет в башню — заклинит башню. Попадет в борт — пробьет борт. А потом еще и взорвется… Со всеми вылетающими последствиями… Впрочем, и осколки установленных на буковку «Ф» гранат прошивали броню до 20 мм… для полугусеничных «Ганомагов» достаточно!
И если «мотовки-трехдюймовки» (шутка 1914-го года) непрерывно грохотали, как гигантский многоствольный пулемет, то гаубицы бухали солидно, с чувством, с толком, с расстановкой… Жизнь, короче, кипела…
А уж совсем по ближним, подпущенным в упор, били «трехдюймовые» короткоствольные «полковушки» (эти без особого успеха), оглушающе-звонко тявкали батальонные 37-мм ПТО батареи старшего лейтенанта Богомазова. Вот от их меткого попадания загорелся один фашистский танк, застыл с перебитой гусеницей второй…
Но и батарея несла потери. Убит наводчик первого орудия, его место занял политрук батареи. Раненые наводчики Данилов и Буров не покинули своего боевого поста. Батарея вела снайперский огонь. Только орудие сержанта Адышкина уничтожило четыре танка…
И все же часть боевых машин врага прорвалась в глубину нашей обороны. И здесь свое веское слово вновь сказали истребители танков, возглавляемые помощником начальника штаба полка капитаном З. С. Багдасаровым.
Они усовершенствовали тактику борьбы с танками бутылками и действовали теперь уже попарно. Если промахивался один, второй поражал цель. «Бутылочники» Багдасарова сожгли четыре танка, остальные повернули обратно.
Да только уйти немецкой технике было некуда…
Когда последние немецкие солдаты бежали, бросая по дороге амуницию, на Куликовом поле осталось в общей сложности пятьдесят семь танков, десятки бронетранспортеров, мотоциклов и другой боевой техники. Потери гитлеровцев в живой силе были огромны.
Но не успели бойцы утереть пот со лба, как вновь прилетели проклятые «штукас»…
Там же. После налета
— Как это случилось? — тихо спросил свинцово-спокойным голосом Руссиянов.
— Когда фашистские машины подошли к окопам, оттуда полетели в них бутылки с бензином, — красноармеец с мертвенно-бледным лицом с трудом подбирал застревающие комом в горле слова. — Несколько танков загорелись, остальные начали пятиться, но вперед лезла фашистская пехота. Тогда командир батальона товарищ капитан Максимов и товарищ батальонный комиссар Баранчиков подняли роты в контратаку.
Красноармеец стянул с головы пилотку и вытер ею закопченное лицо и подозрительно блестевшие глаза.
— Хорошо мы пошли, с русским «ура», в штыковую, — с печальной гордостью продолжал красноармеец. — Впереди цепи бежали командир батальона и батальонный комиссар. Сначала упал товарищ Максимов, но атака не захлебнулась. Командование принял товарищ Баранчиков. Строча из автомата, повел он нас за собой. А потом и он упал, сраженный пулеметной очередью. Мы залегли. Но тут кто-то крикнул: Отомстим за командиров! Зычно так крикнул… Смотрим, а это товарищ маршал кричит. Ну, мы все поднялись… Товарищ маршал с шашкой наголо идет впереди всех… А потом и он упал…
— Эх, вы-ы-ы… Почему вы его не уберегли?! — горько спросил Руссиянов.
Боец молча заплакал…
Он лежал перед ними… Крепко сжимая в побелевшей широкой, пролетарской ладони золотой эфес Почетного Революционного оружия. Простой луганский слесарь, комиссар, нарком… Народный Герой…