Берег дна

— «Поросятами» мы «Три парсека» называем, — объяснил Сюр.

— А, нет, ребята. Я сначала должен сообщить «куда следует» о своем возвращении. Бар подождет.

— Тогда давай оружие сюда, мы его припрячем и будем ждать тебя в баре — знаешь, где он?

Профессор кивнул и выразительно посмотрел на Машу.

— Зачем тебе девчонка в институте? Дай ребенку расслабиться, от Зоны отойти, она же не железная, в самом деле. Пусть с нами вдет.

— Хорошо, — легко согласился Титаренко. — Дима, покажешь, куда идти?

— Пришли уже! — раздался высокий скрипучий голос и из-за деревьев выскочили семеро военных с автоматами, нацеленными на сталкеров. Следом за ними появился низкий толстый офицер в чине майора.

— Попрошу ваши документики.

3

— Итак, продолжим. Что вы делали на территории зоны отчуждения?

Майор помешал чай в стакане с металлическим подстаканником, попробовал на вкус, сыпанул еще ложку сахару и принялся методично его размешивать. «Сериалов про „кровавую гэбню“ насмотрелся, — подумал профессор. — Вот псих. Лампу в глаза направил, чаек в стакане калапуцает, повадки с какого-то актера копирует — фамилию запамятовал».

Допрос продолжался второй час после того, как Титаренко несколько часов промариновали в одиночке, не дав возможности переговорить с Машей и сталкерами. Сколько он ни стучал в дверь, сколько ни требовал адвоката и конституционного права на один телефонный звонок, внимания к своей персоне так и не привлек. А когда он, утомившись, задремал на жестких нарах, дверь открылась и двое дюжих охранников вновь отвели его в кабинет к Весельчаку, как мысленно окрестил профессор следователя. Уж больно тот был похож на мультяшного пирата. И вот уже два часа Весельчак с настойчивостью барана, долбящего лбом закрытые ворота, допрашивал Титаренко, и достал уже настолько, что профессор был готов вцепиться толстяку в горло, чтобы не слышать этого премерзейшего скрипучего тенорка.

— В который раз повторяю — я был там с официальной научной экспедицией. Документы, это подтверждающие, я вам предоставил еще во время задержания.

— Почему вы тогда вышли не через КПП, как это делают официальные научные экспедиции, а перелезли через заграждение? Заодно может, объясните, почему в составе группы присутствуют совсем не те люди, которые указаны в документах?

— Я вам уже тысячу раз объяснял. Дайте мне позвонить — и все разрешения на мою группу через час будут вам предоставлены. А выходили подобным образом потому, что ситуация была нештатная.

— Ничего, голубчик, повторить никогда не лишне. Так что вы говорите, позвонить вам дать? А куда, позвольте узнать, вы станете звонить? Своим сообщникам?

— Господи, да каким сообщникам? Вы нарочно придуриваетесь, что ли, господин майор?

— Пан… называйте меня «пан майор». И я не советовал бы вам так нервничать и оскорблять меня. Я человек мирный — мухи не обижу, но могу позвать старшину Свинцова, он существо недалекое и предпочитает задушевному разговору дело. Как вам такой вариант?

— Пугать вздумали? — Титаренко если и испугался, то никак этого не показал.

— Господь с вами, я всего лишь предупреждаю, что вас ожидает, если вы будете упорствовать и отказываться сотрудничать.

— Наша сказка хороша, начинай сначала… — пробормотал себе под нос Титаренко, так, чтобы майор его не расслышал. — Мне нечего больше вам сообщить.

В эту минуту приоткрылась дверь и в щель просунулась голова посыльного солдата.

— Что надо? — неожиданно грубо рявкнул на него майор.

— Вам приказано срочно подойти на пульт, — виновато пробормотал солдат.

— Кто?

— Не могу знать. Меня дежурный послал, сказал, чтоб бегом.

— Бегом? Вот я ему покажу «бегом»! Он у меня сейчас марш-бросок с полной выкладкой побежит. Совсем обнаглели!

Майор резко поставил недопитый чай на стол, приказал охранникам следить за профессором и засеменил по коридору, на ходу отчитывая посыльного.

Вернулся он через десять минут уже не такой самоуверенный, достал из ящика стола документы, отобранные им при задержании, и положил перед профессором.

— Извините, Сергей Сергеевич, неувязочка вышла. Можете идти. Ваших людей сейчас тоже отпустят.

Титаренко долго уговаривать не пришлось. Схватив документы и спрятав их во внутренний карман, он торопливо вышел из кабинета, неразборчиво буркнув на прощанье «спасибо». На улице его уже ждали Маша и сталкеры.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Сюр. — Оружие отдали, рюкзаки отдали, все вещи и артефакты на месте.

Профессор только и смог, что в ответ развести руками.

— Коллеги, а давайте мы не будем тут торчать? — встрял Боцман. — А то неуютно как-то.

— Это верно. — Сюр подхватил рюкзак. — Пойдем в «Поросят»?

Все вопросительно посмотрели на Титаренко, он немного подумал и кивнул.

— А ладно, позвоню оттуда. Все равно кушать хочется.

4

— Это мы, конечно, слегка забурели, с оружием в бар заперлись. — Боцман огляделся. — Народ вон коситься начинает. Куда бы его спрятать?

«Три парсека», как и любой популярный бар, наполнялся под вечер, а потому, когда сталкеры, ведомые Сюром, спустились по лестнице в холл, они обнаружили, что в баре негде яблоку упасть. Уставшие от дневных дел сталкеры и барыги, военные и ученые пили и закусывали, травили байки, решали недоделанные днем дела, пели песни и били друг другу морды, в общем — развлекались кто во что горазд. Но, несмотря на всю свою популярность, бар оставался небольшой уютной забегаловкой, а не обрастал помещениями, как культурист мускулами, ради того, чтобы вместить всех желающих. Хозяев вполне устраивал нынешний его объем, ведь основную прибыль ему приносили не кухня и выпивка, а те дела, которые решались конфиденциально в кабинетах. В «Трех парсеках» не был оборудован даже полноценный гардероб, и сталкерам пришлось пробираться в подсобку через весь зал с оружием в руках под пристальными взглядами посетителей.

— Надо Диану найти, про Мотю ей сообщить, — перекрикивая шум, предложил Сюр, когда вещи были сложены в углу подсобного помещения за барной стойкой. — Попробуйте из кабинетов выкинуть кого-нибудь, а я ее пока поищу.

— Давай из «Мотиного» кабинета народ выкинем? — предложил Боцман. — Имеем право сегодня. Да и Транец любил там посидеть…

— Делай как знаешь, — кивнул здоровяк и скрылся в коридоре, ведущем к кабинету хозяина.

Боцман по-боксерски размял шею, чуть наклонил корпус вперед и, ловко работая локтями, направился к дальнему кабинету, который так любил Мотя. Маша, Дима и профессор двигались за ним, как караван кораблей двигается за ледоколом. Он решительно откинул полог, намереваясь без лишних объяснений выкинуть хоть Папу Римского, взбреди тому в голову выпить в кабинете «Трех парсеков», и замер как вкопанный. Замер настолько резко, что идущая следом за ним Маша не успела среагировать и уткнулась ему в спину.

— Что, что там такое? — она пыталась из-за широкой спины сталкера разглядеть, что же заставило Боцмана застыть как статуя.

— Вот же гад везучий! — вдруг заорал Боцман, сорвался с места и кинулся обнимать кого-то, кого Маша рассмотреть не могла, сидящего на диванчике возле кальяна. Сзади напирали Дима и Титаренко, которые, похоже, разглядели посетителя.

— Кто там? — Маша больно ткнула Диму в бок.

— Да Мотя же! — ответил юный сталкер и ужом проскользнул между Боцманом и диванчиком.

Маша сперва даже не сообразила, о каком Моте идет речь, а когда до нее дошло, она с визгом бросилась расталкивать мешающих ей сталкеров, прорвалась и повисла на шее у того, с чьей гибелью она уже смирилась. Почти смирилась.

— Ну-ну, Машенька, — Мотя погладил ее по голове, — не надо плакать, все обошлось, я живой и книга, которую я обещал, от тебя никуда не денется. Все нормально. Пусти, задушишь ведь.

Но отпустить вновь обретенного друга Маше было не так легко. Слезы ручьями катились по щекам, и она вновь стеснялась плакать прилюдно.