Страница 58 из 60
Но отличий не было только на первый взгляд. Несуразицы, странности, какие-то необычные штрихи натренированное внимание сталкера уже начало вычленять из пейзажа, когда я еще только осматривался, выйдя из бронированного, приземистого купола.
Сосны, высокие, стройные, с зеленой хвоей, все как одна, имели очень странные верхушки — на определенной, везде одинаковой высоте ветви начинали завязываться в тугие узлы, переплетаясь плотными клубками, и хвоя на них была заметно выгоревшей; у других деревьев верх кроны словно расползался по невидимому потолку, верхушки часто загибались даже вниз. И еще в небе, как раз над этими деревьями, едва заметно мерцало светлое марево, желтоватое, зыбкое, напоминающее игру света на водяной ряби. И еще выше, в чистой синеве, словно опухоли, видны были темные продолговатые пятна, длинные туманные мазки, как будто небо было грязным, замаранным.
— Заметил, — Проф проследил за моим взглядом. — Поэтому здесь и не летают не то что вертолеты, но даже и небольшие беспилотники. Карты составляли по космическим снимкам, благо здесь нет постоянной облачности — все-таки западный перенос временами дает себя знать.
Я просто кивнул, продолжая внимательно рассматривать красивую в общем-то местность, так непривычную для глаза. Так похоже на чистую, Большую землю, даже травы такие же мягкие, еще не загрубевшие, но… крутит в медленном, ленивом вихре листву и сорванные веточки, и пожелтевшая, прибитая к земле трава лежит спиралью — «мясорубка», которая улеглась между ближних к нам сосен совсем недавно, после локального Выброса. Дальше, на десять часов, сломана сосна — свежий скол древесины торчит в небо ярким желтым пальцем, а крона, не просто упавшая, а раздавленная, вбитая в заметное «тарельчатое» углубление в почве, и так же лежат там плоские, сплющенные непомерной тяжестью ветви кустов — свежая «плешь». А вон и первые мутанты видны — вываливается из кустов группа непонятно кого — черно-багровые, бугристые куски мяса на костлявых суставчатых ногах. Потом только доходит, что это тут «плоти» такие, совсем уж Зоной изуродованные, у одной даже дополнительная пара ножек на спине имеется, а у другой — две плоских, грубо слеплённых рядом головы — этакая гротескная модель химеры. И пяток здоровенных слепышей-альбиносов, идущих гуськом, но эти-то нам знакомые, как бы не пришлось отстреливаться — альбинос тварь опасная. Я привычно стащил с плеча «сайгу», но тут же повесил оружие обратно — вслед за слепыми собаками из лесочка показалась темная, закутанная в плащ-пыльник фигура. Я мягко положил руку на автомат Профа, уже поднятый к плечу ученый недоуменно взглянул на меня, но я покачал головой, мол, не надо. А Хип просто весело крикнула:
— Привет, Пенка!
— Здравствуйте, — ответил знакомый, звонкий, удивительно чистый голос, тщательно выговаривающий слова. — Я нашла безопасный путь. Идти можно скоро, за мной. Доктор последний раз сказал, что вам нужно помочь.
* * *
— Я не мог… я не мог даже представить такого, — выдохнул потрясенный Зотов, когда Пенка уже скрылась в густом подлеске большой рощи, почти не прореженной аномалиями. — Она разумна…
— Вы так удивлены? А как же контролеры, изломы и прочие, как вы говорите, мутанты?
— Да, но… такое мышление. Такие выводы… не может быть.
Я не смог сдержать усмешки. Весь первый день пути и половину второго Проф не отходил от Пенки, буквально засыпая ее вопросами и едва не наступая на лапы ее слепых «телохранителей», недовольно ворчавших на мешающуюся всю дорогу фигуру. Пенка, умудрялась одновременно вести отряд, «сканировать» местность и подробно обстоятельно отвечать на заданные профессором вопросы или же, когда не хватало словарного запаса, доставать из потрепанного рюкзачка что-то вроде желтого лабораторного журнала и рисовать схемы. При этом боевая рука с зазубренной, роговой пилой на ребре ладони одинаково ловко управлялась с карандашом и выразительной, даже изящной жестикуляцией. С такой же непринужденной ловкостью Пеночка, не прекращая разговора, отмахнула своей страшной рукой половину головы выметнувшейся из высокой травы слишком голодной или же слишком тупой псевдоплоти, решившей, видимо, отужинать одним из псов. Профессор тогда нешуточно вздрогнул, ненадолго отстал, но вскоре снова догнал «иную» — слово «мутант» в отношении Пенки я больше от Зотова не слышал.
Про нас профессор, похоже, начисто забыл — мы покорно плелись в хвосте, выслушивая довольно интересную беседу и отмечая на ПМК детальный маршрут по самым заметным ориентирам — Пенка уверенно заявила, «что дорога широкая, машина ученых пройдет легко, опасности нет». И действительно, эта ходка была, пожалуй, самой легкой из всех, что случались у меня в Зоне — солнце, свежая растительность, поразительные пейзажи — Зона словно прощалась со мной, стараясь напоследок показать самые приятные свои стороны. Даже Хип поделилась похожей мыслью, мол, не желает она нас отпускать, странная эта земля, и уговаривает остаться…
Не доходя до куполов научной станции несколько сотен метров, Пенка, не прощаясь, просто развернулась и ушла, оборвав разговор с профессором на полуслове, но я четко услышал мысль, прозвучавшую у меня в голове: «Друг, ты мой друг. Мы встретимся. Обязательно. Вспоминай меня, говори со мной. Теперь я сильна и буду слышать очень далеко. Отвечу. Не забывай. Помни. Говори. Отвечу». Судя по изменившемуся, удивленному лицу Хип, она услышала те же мысли.
«До встречи, Пеночка, — внятно подумал я, и фигура в плаще на секунду обернулась, кивнула. — Обязательно береги себя».
«Здесь я дома. Со мной будет все хорошо. Спасибо. Вспоминай».
И я, чувствуя, как в глазах странно защипало, и как в горле засел комок, сел на пригорок у искривленной сосны и просто перебирал в пальцах землю Зоны. После чего, по старому обычаю, как и положено по завершении удачной ходки, положил на землю кусочек хлеба, галету из натовского набора и ломтик питательной «энергетической» плитки. И сказал в последний уже раз те слова, которые произносил всегда, возвращаясь из ходки:
— Спасибо тебе, Зона, за то, что одарила, и за то, что выпустила. Если что не так, зла на нас не держи. Не по злобе мы, а по глупости.
Сильный порыв ветра зашумел в кронах, протяжно, долго заскрипело искривленное дерево на пригорке.
Ответила.
А вдалеке послышался тихий пока еще шум моторов — по провешенной нами тропе спешили на выручку ученым вездеходы.
Заключение
Легкий ветерок влетел в открытое окно, поднял шторы, с шелестом перелистнул несколько листов отпечатанной рукописи. Не по годам седой, далеко не старый еще мужчина прижал стопку бумаг перочинным ножом, потянулся и закрыл глаза, покрасневшие от долгого сидения за компьютером.
— Дотянул до последнего, — проворчал он, ни к кому конкретно не обращаясь, зевнул. Новый порыв ветра принес крики чаек, зашелестел листьями грецкого ореха, и зеленый, недозрелый еще шарик, так похожий на почку «пузыря», звонко стукнул по перилам широкой, просторной веранды.
«Сегодня ожидается жаркая, солнечная погода. Днем плюс двадцать семь — двадцать девять, отличный морской бриз и вообще замечательный день, — приятным звонким голосом поведало радио, настроенное на русскоязычную волну. — Благословенное место — Крым! Хватит сидеть дома, хватайте своих родных и бегом на море! Температура воды двадцать пять, дамы и господа. В такой день просто стыдно жариться в нашей студии, и кстати, можете нас поздравить — кондиционер подложил нам большую свинью, сломавшись с утра».
— Сочувствую, — с улыбкой проговорил мужчина, откидываясь в просторном плетеном кресле и добавляя громкость. — Давай уже домой, стажер. Сама сказала, отличный день, а мне уже, честно, немного надоело возиться со статьей.
Выключив компьютер, седой, но вряд ли достигший сорока лет человек поднялся и вышел на широкую веранду, опоясывавшую весь первый этаж просторного светлого дома, облокотился на увитые глицинией перила, посмотрел на бескрайнюю синь моря, как-то незаметно сливавшегося с горизонтом.