Страница 4 из 57
«Кого ж это несёт? — подумал Сиверцев, по-тараканьи ныряя в сумрачный предбанник. — И чего это вояки так всполошились? Может, просто сталкеры торгануть наладились».
Сталкеры иногда наведывались на заимку слить простенькие артефакты, которые неохота таскать по Зоне и лучше сразу же продать по дешёвке, но освободить рюкзаки для чего-нибудь более ценного. Скупкой подобного барахла в эту вахту заведовал Альберт Рахметян. Казённые фонды для покупок были, ясное дело, зело тощие, поэтому ничего серьёзного сталкеры учёным не предлагали. Но даже каким-нибудь незатейливым каплям, медузам или бенгальскому огню учёные были рады — необычные свойства артефактов часто использовались в экспериментах и можно было без обиняков сказать, что являлись серьёзным подспорьем официальной науке в деле изучения тайн Зоны Чернобыльской АЭС.
Колюня всё возился со своими слайдами. При виде вломившегося в лабораторию взъерошенного Сиверцева он медленно выпрямился в кресле и вопросительно уставился на коллегу.
— Ты чё рацию не слушаешь? — кинул ему Сиверцев. — Гости! Вояки переполошились, словно на нас полк марширует.
Бортко без слов потянулся к рации, торчащей из стакана-зарядника, и включил её.
— …ещё двое! Как понял, приём? — пролаяла рация голосом Филиппыча.
— Вас понял, наблюдаю! — отозвался то ли Ткачук, то ли Фалинский — Ваня не разобрал кто именно.
— Чего там? — испуганно справился Колюня. — Стрельба грядёт?
— Да хрен его знает! Я к Деду на ворота влез. Он на мониторах и отследил, гостей-то. Говорит — четверо. Я не успел рассмотреть, велели прятаться.
Колюня неразборчиво выругался. Не любил он подобных сюрпризов, справедливо ожидая недоброго от любой мелочи. Зона есть Зона, чтоб её, никогда она не бывает доброй. Рация долго молчала.
— А давай-ка на шестнадцатый! — осенило вдруг Сиверцева. — Хрен ли наших слушать-то…
Внутренним каналом военсталкеров и институтской охраны служил девятый, поэтому рации на заимке на него обыкновенно и настраивали.
Колюня сноровисто потыкал пальцем в кнопки; рация несколько раз пискнула. Спустя несколько секунд раздалось шипение — кто-то нажал на тангенту, но говорить почему-то не торопился. Раз, другой. Потом всё же заговорил:
— Внимание! Группа, приближающаяся к полевому посту ноль-четыре, назовите себя! Говорит начальник охраны капитан Гурьев.
Капитан Гурьев, в обыденной жизни — Филиппыч, запрашивал гостей спокойно, несуетливо, но так, что без уточнений чувствовалось: командует он не бойскаутами и в руках у его людей не тросточки.
Филиппыч повторил обращение и добавил, что в случае неответа откроет огонь на поражение когда дистанция сократится до полуста метров. Тут ожила внутренняя трансляция, проводная. Фалинский из «Гнезда» подсказал:
— Филиппыч, они рукой сигналят!
Трансляция душераздирающе зафонила, как будто включенный микрофон поднесли к громкоговорителю, и сквозь фон прорвался обнадёживающий голос Филиппыча:
— Вижу!
Затем фон прервался; стало очень тихо, до звона в ушах.
«Сигналят — уже легче, — облегчённо подумал Сиверцев. — Наверное, действительно сталкеры». Колюня Бортко тоже малость расслабился. Рация снова какое-то время молчала, довольно долго.
— Давай-ка опять на девятый!
Колюня шевельнулся, переключая каналы, и едва он перелистнул настройку до девятого, лаборатория вновь наполнилась звуками.
— …будет распоряжение — пустим, — увесисто пообещал кому-то Филиппыч. — А так — не положено!
— Филиппыч, ну не дури ты, — ответил ему упомянутый кто-то, надо полагать один из гостей. — Нам только поговорить.
— Говорите так. — Филиппыча трудно было смутить. — Хочешь, я ему рацию сам отнесу.
— Перетрудишься, — хохотнул собеседник. — Тогда, может, пусть он к нам выйдет?
— А он выйдет? — уточнил Филиппыч.
— Выйдет, выйдет. А как услышит кто пожаловал — так и выбежит.
«О ком это они? — подумал Сиверцев со всё возрастающей тревогой и столь же стремительно накатывающим подозрением».
— Ну, ладно, ща спрошу. Только если откажется — не обессудь, я ему в таких делах не командир.
Грюкнула дверь и лабораторию вошёл заспанный Рахметян; почти в тот же момент вторично зафонила трансляция и Филиппыч всё так же невозмутимо объявил:
— Ваня! Сиверцев! Тут гости пожаловали. Тебя видеть хотят. Говорят, от Покатилова.
«От Покатилова!» — Сиверцев даже дыхание задержал.
Он почти и думать забыл об этом человеке, сидя который месяц в Зоне. Фигурально, разумеется. Потому что по-настоящему забыть о подобных людях невозможно.
— Пойдёшь? — спросил Филиппыч.
Ваня на негнущихся ногах побрёл к пульту управления трансляцией. Подошёл, коснулся кнопки указательным пальцем и склонился к микрофону:
— Пойду.
Перевёл дыхание и поинтересовался:
— А они точно от Покатилова? А то мало ли…
Ответили Сиверцеву не по трансляции, а на девятом канале.
— Точно, Ваня, — послышался низкий мужской голос. — Выходи.
Сиверцев облизнул пересохшие губы, выпрямился и по очереди глянул на коллег, видимо неосознанно пытаясь найти поддержку.
Рахметян, стоя неподалёку, пристально смотрел на Ваню. На щеках его перекатывались крупные желваки.
— Это кто? — подозрительно спросил Рахметян. — Кто вот сейчас говорил?
— Покатилов, — спокойнее, чем можно было ожидать, объяснил Ваня. — Я пойду, Альберт… Сам понимаешь…
Рахметян прекратил играть желваками на скулах и мелко закивал:
— Понимаю… Иди.
И Сиверцев пошёл. В предбаннике накинул куртку, повесил на шею полумаску, а за спину автомат.
Коллеги наблюдали за ним в проём открытой двери. Наблюдали одобрительно: идёшь за ворота — снарядись так, будто собрался на Агропром. Потому что Зона. У ворот поджидали Филиппыч и Санечка — при брониках и касках.
— Если получится, далеко не отходи, — предупредил Филиппыч. — Оно вроде и тихо, но сам знаешь… Не Парк культуры. Мы прикроем, если чего.
Сиверцев встретился глазами с начальником охраны — видимо, у Вани был очень жалобный и выразительный взгляд, потому что Филиппыч тут же поспешно уточнил:
— Я имею в виду — от зверья прикроем, если сунется. Ворота мы притворим, но запирать пока подождём, имей в виду. Если что — быстро проскочишь.
— Спасибо, Филиппыч, — искренне поблагодарил Сиверцев.
«А чего мне бояться-то? — подумал он чуть позже, подходя к щели между створками ворот. — Я у Покатилова в логове уже бывал. Вроде, он ко мне ровно отнёсся, даже и не давил… Ну, да, с Тараненко у них непонятка вышла, ну так я, если разобраться, Тараненко и не указ. Делаю что велят, да и всё…»
Мысли были меленькие и удобненькие; в следующее мгновение Сиверцев понял, что заранее оправдывается, а это было плохо. Во-первых, стратегически неверно, поскольку самостоятельно против Покатилова Ваня не совершил ни единого действия, стало быть, какие оправдания? А во-вторых, тактически неверно: в позу подчинения Ване встать, без сомнений, придётся, но зачем же так сразу-то? С тем он и вышел за ворота.
Ветра не было совершенно, но пучки жёсткой травы всё равно слабо колыхались. Небо посерело до такой степени, что его уже хотелось назвать чёрным. «Дождь будет», — подумал Ваня, отвлекаясь.
Подумал, и приободрился. Если клиент отвлекается, значит клиент приходит в себя. А это замечательно.
Метрах в семидесяти от ворот поджидали охранники Покатилова. Двое. Ваня, не забывая внимательно глядеть под ноги и зыркать вправо-влево, приблизился. Зона за три месяца крепко запустила в него кривые и цепкие корни: он уже не мог просто идти, ни на что не обращая внимания. Он мог идти только по безопасному пути и всё время в этой безопасности пытался удостовериться вновь и вновь.
Сиверцеву не сказали ни слова, один из встречающих просто едва заметно повёл головой — за мной, мол — и направился прочь от заимки. Двигался он без суеты и спешки, но отнюдь не вальяжно.
— А нельзя тут? — рыпнулся было Ваня, но второй охранник его просто подтолкнул между лопаток. Кажется, стволом, причём Ваня даже не разглядел стволом чего.