На хвосте удачи

Зато с побитым Хуаном Миро она подружилась. Нати показала ему ручей, где они с кузеном Алонсо пускали кораблики, а Хуан подарил ей игрушечный галеон – на таком ее отец, дон Рикардо, поплыл за золотом в Новый Свет. На игрушке даже можно было поднимать и опускать паруса! Слугам пришлось расчистить ручей и сделать маленькую запруду: теперь корабль мог плавать беспрепятственно, не садясь на мели и не преодолевая течения. Тетя Иса, конечно, поджимала тонкие губы так, что они были уже совсем не видны, но не запрещала играть племяннице в мальчишеские игры – Миро приходились им дальними родственниками и были очень уважаемой семьей. Мало ли, может, дон Рикардо посмотрит благосклонно на будущий союз с этим родом!

А малютка Нати меж тем уже успела в первый раз обручиться. Пятилетний дон Хуан, покоренный ее прямым и метким ударом в нос, а также тем, что она в отличие от других сеньорит разделяет его страсть к кораблям и морским баталиям, как-то принес колечко, утащенное из шкатулки его сестры, и сделал предложение руки и сердца по всем правилам этикета. Недолго думая Нати согласилась выйти за него замуж – потому что любимый кузен Алонсо был так далеко и уже так долго, что она от него уже отвыкла. Они даже серьезно обменялись поцелуями в щеку. Колечко, оказавшееся слишком большим для пальцев сеньориты де Аламеда, Нати засунула в свой детский кошелек.

Время шло.

Исабель не показывала, что волнуется все сильнее, лишь становилась нетерпимее и сварливее. Когда вышли все мыслимые и немыслимые сроки, а вестей о возвращении или хотя бы о судьбе вышедших в море мужчин так и не поступило, Натали укрепилась в мысли, что ей, Натали Мартель де Аламеда, скоро придется подписывать счета и письма как Натали Мартель вьюда (вдова) де Аламеда. Она, конечно, недолго задержится на этом свете, но раз уж ей суждено уйти вслед за возлюбленным супругом, как оставить в земной юдоли скорби несчастного ребенка? На кого надеяться? Кому довериться?

Натали даже тайком отправила письмо родственникам во Францию с описанием своего бедственного положения. Ответ не замедлил себя ждать и был сухим, коротким и определенным: раз уж она сделала свой выбор вопреки советам родным, вопреки своей истинной вере и предпочла жизнь на чужбине с папистом, то родня не желает знать ее и уж тем более ее испанское отродье. Пусть обратится за советом к Богу: он милосерден, он наставит, убережет и поможет своей заблудшей дочери…

Исабель чуть ли не возненавидела француженку – за ее бурное отчаяние и показную, как она считала, набожность. Что страдать и биться в рыданиях – ее ребенок вот он, рядом, не пожран язычниками или акулами, не казнен иноверцами, не утоплен внезапным штормом и не повешен кровожадными пиратами… Видно, много грехов у этой женщины, раз она так их замаливает!

Бог сжалился однажды или ему попросту надоели ее бесконечные мольбы: в минуту просветления Натали вдруг вспомнила, что родной брат ее отца Жан Жак Мартель очень давно уехал в Новый Свет и открыл прибыльное торговое дело во французской колонии. Молодая женщина послала дядюшке письмо, в котором описала весь настоящий и вымышленный ужас своего положения. Жан Жак понял письмо так: его племянница томится среди испанцев, испытывая голод, холод, лишения, преследования, и вместе с малюткой-дочерью готовится вот-вот отдать Богу душу. Мартель смутно припомнил тихую худенькую бледненькую девочку, валившуюся с ног при малейшем ветерке, – конечно, разве она может выдержать хотя б каплю бедствий, что выпали на ее долю? Нимало не раздумывая, Жан Жак дал согласие на немедленный приезд племянницы с ребенком; порекомендовал надежного судовладельца и даже заплатил за то, чтобы их доставили на остров Омори.

Его ответ пришелся на самую темную пору жизни Натали – один из знакомых капитанов принес страшную весть о гибели торгового каравана дона де Аламеда.

Натали слегла окончательно. Исабель бродила по дому, молчаливая и бледная, словно призрак; слуги и домочадцы поспешно исчезали с ее пути. Глаза ее всегда были сухи и неумолимы – глаза карающего ангела, каким представляла его себе француженка. Тень смерти легла на дом де Аламеда. Даже неунывающая и шумная Нати вела себя тихо и незаметно: всякие визиты прекратились, ей оставалось либо играть с детьми слуг, либо листать книги в отцовском кабинете. Дон Рикардо не видел ничего страшного в том, что женщина разумеет грамоту в пределах Библии и счетов зеленщиков и портних, и потому девочку учили читать. Хотя больше всего, конечно, Нати привлекали в книгах гравюры и картинки.

Получившая ответ от дядюшки Мартеля Натали радостно обнимала дочь, целовала, говорила без умолку, путая французские и испанские слова. Но главное Нати уяснила: они поедут далеко, за море, в гости к ее дедушке Жану Жаку, в края, где всегда тепло и весело.

– А мы там встретим папу? Папа же туда уплыл?

Лицо матери омрачилось.

– Все может быть, все может быть, моя деточка. Может быть, он ждет нас там. На все воля Божья.

Хотя Натали от души надеялась, что все-таки они встретятся не на дне морском, где сейчас покоится тело ее ненаглядного Рикардо.

Поначалу француженка решила уехать тайком. Однако, прожив всю жизнь за спиной родственников, а следом и мужа, поняла, что не знает самого простого: как собрать вещи, добраться до порта, сколько денег и драгоценностей следует взять с собой… Поэтому в конце концов она решилась на разговор с Исабель. До того был силен ее страх перед золовкой, что Натали даже не сознавала, что после гибели мужа она стала главной наследницей и полновластной хозяйкой этого дома и всех его слуг и домочадцев.

Исабель выслушала ее молча, выражение ее смуглого костистого лица нисколько не изменилось. Натали ожидала возражений, готова была настаивать на своем, а если не удастся – умолять на коленях. И растерялась, услышав произнесенное сухим тоном:

– Вы действительно хотите покинуть наш дом, донна Наталия? Вы действительно хотите уехать за море и жить на островах с вашим дядюшкой?

– Да.

Исабель склонила голову.

– Ваше желание для меня закон. Однако отъезд должен быть тихим и незаметным, чтобы никто не мог обвинить семью де Аламеда в том, что вас выгнали с дочерью вон. Я все сделаю сама. Будьте спокойны.

И ушла быстрыми большими шагами – торопилась покинуть удивленную дурочку, чтобы не показать улыбку торжества на своем лице. Глупая еретичка по своей собственной воле делала то, чего донна Исабель желала все годы этого злополучного брака. Она уходит и оставляет всё – всё! – в руках Исабель! А если, то есть когда вернется Алонсо… Еретичка с французским отродьем исчезнет из жизни возлюбленного брата, а мальчик получит то, что он и должен получить по людской и божественной справедливости.

Не прошло и недели, как Натали обнаружила, что к ее отплытию (или побегу, если судить по спешности и секретности) все уже готово: доверенный дядюшкин судовладелец предъявил письма и патент, на судно спешно погрузили все, что может понадобиться в долгом путешествии, подобрали и обновили весь гардероб. Шкипер получил щедрую плату; его заверили, что он получит такую же, если доставит пассажиров и вручит прямо в руки сеньору Мартелю живыми и невредимыми. Несмотря на всю свою неприязнь к невестке, Исабель вовсе не желала, чтобы та оказалась на невольничьем рынке, и постаралась, чтобы алчность не затуманила христианскую совесть судовладельца.

Но вместо облегчения Натали ощутила не только неуверенность, которая преданной сестрой рука об руку шла с ней всю жизнь, но и первые сомнения: а права ли она, предпринимая столь смелый шаг? Права ли, заставляя покинуть отчий дом Нати, наполовину испанку, подвергая свою жизнь и жизнь ребенка превратностям долгого морского пути – шторма́, пираты, язычники… Разве одобрил бы ее решение дон Рикардо? Словом, Натали, как всегда, была готова сдаться и продолжать жить в тоске и отчаянии, доводя себя молитвами до исступления и строгими постами – до болезней, но…

Донна Исабель увильнуть ей не позволила.