Страница 14 из 40
Я вскинул руку с пистолетом, с щелчком отвел затворную раму и вдавил ствол «Макарова» в обвислую щеку Тарасова так, что его лицо деформировалось.
— Неужели мое положение хуже, чем твое? — спросил я.
Тарасов подумал и ответил:
— Не намного. Могу доказать.
Я оттолкнул его от себя. Тарасов поднялся на ноги, отряхивая с брюк налипшую грязь, сел на кровать, стащил с себя пиджак, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
— Ты, конечно, отчаянный человек, — сказал он, глядя на свои обрызганные ботинки. — Удивил меня. Признаюсь, удивил. Я не думал, что ты настолько…
Он не договорил, потянулся к прикроватной тумбочке, где стояла ополовиненная пластиковая бутылка «боржоми», сделал маленький глоток и замер, мысленно провожая воду в измученный желудок. Потом мельком глянул на часы и, приободрившись, тверже сказал:
— Я на твоем месте не стал бы так рисковать… Впрочем, это твое личное дело.
— Я могу тебя сейчас пристрелить, — сказал я. Тарасов снова отпил из бутылки и содрогнулся от икоты.
— Вряд ли. Вряд ли ты сделаешь это. Во-первых, разбудишь весь дом. У меня, на удивление, ушастые соседи. А во-вторых, тебе вряд ли удасться далеко уйти, если даже ты выстрелишь через подушку. Тебя обложили мои люди. Они давно идут по твоему следу.
— Смотри, — сказал я сквозь зубы, сам не зная, блефую или нет, и медленно поднял руку с пистолетом, направив ствол прямо в переносицу Тарасову.
Тот с завидным самообладанием смотрел на мой палец, давящий на спусковой крючок и, наконец, сказал:
— Ладно. Остановись. Чего ты хочешь?
Я не сразу опустил руку. Пистолет выжимал из болезненного лица Тарасова крупные капли пота. На моих глазах он покрывался мутной росой, как покрывается каплями жира тушка поросенка под паяльной лампой.
— Где Анна?
Тарасов пожал плечами и снова взглянул на часы. Он кого-то ждал.
— В одной из женских колоний Мордовии.
Я судорожно сглотнул. Мне нестерпимо захотелось пить, но я брезговал поднести ко рту бутылку, горлышко которой облизывал Тарасов.
— Точнее!
Не знаю, я не интересовался.
За что ты ее посадил?
Да не я, не я! — махнул рукой Тарасов. — Суд вынес ей приговор: три года в колонии общего режима за незаконное хранение огнестрельного оружия.
— Но у нее никогда не было оружия! — наивно воскликнул я.
Тарасов пожал плечами.
Милиция задержала с поличным. Есть свидетели. Все законно.
Понятно, — ответил я. — Это ты нарочно подстроил. Тебе нужно было ее золото. Тебе нужны были вот такие штучки! — Я поднес к глазам Тарасова кулон.
Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил тот. — Кулон жена купила в антикварном магазине.
А если эту версию проверит следствие? И выяснится, что нигде она его не покупала?
— Боюсь, что у тебя слишком мало времени на то, чтобы всем этим заниматься. Возьми телефон, вызови милицию!.. Не хочешь? Правильно! Не я к тебе, а ты ко мне ворвался в квартиру и угрожаешь оружием, на которое не имеешь права. Эта же милиция тебя и заберет. А оттуда, поверь мне, ты уже никогда не выйдешь.
Он снова начал захватывать инициативу. Я проваливался столь стремительно, что невольно кинул взгляд на лоджию, словно хотел убедиться, что путь к отступлению еще свободен. Тарасов перехватил мой взгляд, и по его губам пробежала усмешка. Это сорвало во мне все тормоза.
Я кинулся на него, с лета вцепился левой рукой в горло, повалил обессиленное алкоголем тело на кровать, накрыл голову подушкой, затем схватил его дергающуюся руку, вложил в нее «Макаров», без особых усилий согнул ее и подвел ствол оружия к его виску.
— Сейчас ты покончишь жизнь самоубийством, — прошептал я в самое ухо Тарасова. — Все логично. Алкогольная депрессия, острый невроз. Соседи видели, как ты блевал из форточки, а вскрытие покажет высокий процент алкоголя в крови.
Я прижал указательный палец Тарасова к спусковому крючку пистолета. Ноги в туфлях взлетели выше моей головы. Из-под подушки раздалось сдавленное мычание. Тарасов пытался скинуть меня с себя и укусить через подушку за палец, но сопротивление его было таким слабым, что я даже не напрягался, чтобы удержать его под собой с пистолетом у виска.
Он быстро слабел и, опасаясь, как бы не придушить Тарасова раньше времени, я отпустил его горло и вырвал из потной ладони «макаров». Человечество не придумало еще более действенных способов убеждения. Тарасов быстро вскочил на ноги, держась за горло, затем снова сел и хриплым голосом прошептал:
— Черт с тобой. Давай договоримся. Я тебе расскажу все, и ты уходишь. Но там… —он кивнул на окно. — Я не могу гарантировать, что там ты еще долго проживешь.
Я кивнул, соглашаясь на сделку.
— Анну, как и тебя, продал твой друг, — быстро и жестко заговорил Тарасов. — Влад Уваров. Надеюсь, ты такого знаешь?.. Когда мы задержали его в связи с нарушением правил регистрации в Москве — сам понимаешь, это был всего лишь повод — на первом же допросе он предложил мне свои услуги. По его словам, третья часть антикварного золота находилась у Анны, а две трети — в личном сейфе, арендованном в «Элекс-банке» на твое имя. До тебя добраться тогда мы еще не могли, а вот Анну взяли.
Он сделал паузу, отхлебнул «боржоми», на несколько секунд задержав воду во рту.
Баба твоя — доверчивая и неосторожная, и подставить ее ничего не стоило. В ее квартире мы в самом деле нашли много золотых монеток и прочей дребедени. Она хранила все это в холщовом мешке за картофельным ящиком… А Влад тем временем отрабатывал право быть на свободе. Он назвал нам дату твоего приезда в Москву. В этот же день мои парни стали ждать тебя у «Элекс-банка». Ты на большой скорости и ровным курсом шел в наши сети.
Странно работали твои парни, — сказал я. — Вместо того чтобы подойти ко мне сразу же, как я выйду из банка, представить удостоверения сотрудников милиции, найти понятых, вскрыть при свидетелях кейс…
Тарасов впервые с момента нашей встречи усмехнулся.
А тебе это надо? Задержание, протокол, вопросы, на которые тебе было бы очень трудно ответить. Да и репутацию хорошего банка не хотелось портить.
Понятно, — ответил я. — Твои парни такие же милиционеры, как и я. Короче, ты хотел присвоить золото себе.
Ну, это очень грубо сказано, — вяло возразил Тарасов.
Подавились твои парни моим золотом, — сказал я, нервно постукивая рукояткой пистолета по ладони.
Да, — кивнул Тарасов. — Ты погорячился. Зря подсунул им бомбу. Можно было бы обойтись без крови.
Без крови? — удивился я. — А кровь сторожа автостоянки не в счет?
Это другая история, — отмахнулся Тарасов.
Это та же история. Твой поганый Цончик убил ни в чем не повинного старика, чтобы не выпустить меня со стоянки. Этому дебилу достаточно было просто навесить на ворота свой замок, и я не смог бы выехать.
— Да, — согласился Тарасов. — Парень этот очень жесток. И открою тебе маленькую тайну: на твою беду он остался жив. Поверь мне, что он не остановится ни перед чем, чтобы расчленить тебя.
С каким бы наслаждением я раскрылся бы перед Тарасовым, объяснил ему, где сейчас плавает его Цончик. Я прикусил себя за язык.
— Кстати, о стороже! — неприятно-бодрым голосом сказал Тарасов. — Рядом с трупом нашли твои документы — паспорт, автомобильные права. А на куске арматуры, которым был убит старик, обнаружены отпечатки пальцев. Я смотрел дактилоскопию — эти отпечатки не Цончика. Следователь, который ведет дело, убежден, что отпечатки принадлежат хозяину документов и водителю «опель-сенатора». Тебя ищут и милиция, и, как ты выразился, дебил Цончик.
Я чувствовал, что брошенная на стоянке машина и утерянные документы доставят мне море неприятностей, но чтобы в таком количестве — даже не предполагал. Тарасов заметил изменения на моем лице.
Я, должно быть, тебя расстроил? — с притворным сочувствием спросил он. — Что поделаешь, дорогой ты мой Кирилл Вацура. За все в жизни надо платить. А если платить нечем или не хочется, тогда приходится жестоко расплачиваться… Впрочем, все это игра слов.