Страница 16 из 168
Было слишком темно для того, чтобы что-нибудь толком разглядеть, но во время работы существа невольно задевали его, и одни были мягкими и пушистыми, а другие — чешуйчатыми, как крокодилы, и их чешуя обдирала кожу. Встретилось и существо, которое казалось не просто мягким, а рыхлым до отвращения.
Уэбб устроился в углу пещеры, прислонив спальный мешок к стене. Он с удовольствием забрался бы внутрь, но для этого пришлось бы сначала вынуть из мешка все припасы, а если он вынет их, то, ясное дело, к утру от них не останется даже воспоминания.
«Быть может,— обнадеживал он себя,— теплота тел существ, сбившихся на ночь в пещере, не позволит ей слишком сильно остыть. Она, конечно, остынет все равно, но, быть может, не настолько, чтобы холод стал опасным для жизни. Рискованно, да что ж поделаешь…»
Проводить ночи в дружбе, убивать друг друга и спасаться друг от друга с приходом зари… Они назвали это законом. Законом пещеры. Вот о чем бы книги писать, вот на что нет и намека во всех толстенных томах, которые он когда-либо прочел.
А прочел он их множество. Какими-то безмолвными чарами Марс всегда привораживал Уэбба, приводил его в восторг. Таинственность и отдаленность, пустота и упадок дразнили его воображение и в конце концов заманили сюда, чтоб он попытался хотя бы приподнять завесу таинственности, попытался нащупать причину упадка и, пусть приблизительно, измерить былое величие культуры, в незапамятные времена потерпевшей крах.
В марсианской археологии насчитывалось немало незаурядных работ. Аксельсон с его дотошными исследованиями символики водяных кувшинов, наивные подчас потуги Мейсона проследить пути великих переселений. Потом еще Смит, который годами бродил по этому пустынному миру, записывая смутные истории о древнем величии, о золотом веке, те истории, что нашептывали друг другу маленькие вырождающиеся существа. Разумеется, в большинстве своем это мифы, но где– то, в каком-то из мифов кроется и ответ на волнующие Уэбба вопросы. Фольклор никогда не бывает чистой выдумкой, в основе его обязательно лежит факт; потом к одному факту прибавляется другой, два факта искажаются до неузнаваемости, и рождается миф. Но в конечном счете за любыми напластованиями непременно прячется изначальная основа — факт.
Точно так обстоит, так должно обстоять дело и с тем мифом, где говорится о великом, блистающем городе, который возвышался над всем на Марсе и был известен до самых дальних его пределов. Средоточие культуры — так объяснял себе это Уэбб — точка, где сходились все достижения, все мечты и стремления эпохи былого величия. И тем не менее за сто с лишним лет поисков и раскопок археологи с Земли не нашли и следа самого завалящего города, не говоря уж о Городе всех городов. Черепки, захоронения, жалкие лачуги, где в относительно недавние времена ютились уцелевшие наследники великого народа,— такого было хоть отбавляй. Но мифического города не было и в помине.
А ведь должен быть! Уэбб ощущал уверенность, что миф не может лгать: этот миф рассказывали слишком часто в слишком отдаленных друг от друга точках, рассказывали слишком многие и слишком разные звери, все, что некогда назывались людьми.
«Марс приворожил меня,— подумал Уэбб,— и все еще привораживает. Но теперь я знаю, что это смерть моя: только смерть способна так приворожить. Смерть на следующем переходе, уже занявшая свой рубеж. А то и смерть прямо здесь, в пещере: кто помешает им убить меня, едва забрезжит рассвет, просто ради того, чтоб я не убил их? Кто помешает им продлить свое ночное перемирие ровно на столько секунд, сколько понадобится, чтобы прикончить меня?..»
И что такое закон пещеры? Отголосок минувших дней, некое напоминание о давно утраченном братстве? Или, напротив, нововведение, вызванное к жизни веком зла, который пришел братству на смену?
Он откинул голову на камень, закрыл глаза и подумал:
«Если они убьют меня — пусть убьют, я их убивать не стану. И без меня люди уже убивали на Марсе сверх всякой меры. Я по крайней мере верну хоть часть долга. Я не стану убивать тех, кто приютил меня».
И тут он вспомнил, как подкрадывался к пещере, обсуждая с самим собой вопрос: заглянуть туда сначала или без долгих слов взять пещеру на мушку и выжечь в ней все и вся — простейший способ увериться, что там не осталось никого и ничего вредоносного…
— Но я не знал! — воскликнул он.— Я же не знал!
Мягкое пушистое тельце коснулось его руки, и он услышал голосок:
— Друг — значит не обидит? Друг — значит не убьет?
— Не обидит,— подтвердил Уэбб.— Не убьет.
— Ты видел шестерых? — осведомился голосок. Уэбб вздрогнул, отпрянул от стены и оцепенел. Голосок повторил настойчиво: — Ты видел шестерых?
— Я видел шестерых,— ответил Уэбб.
— Давно?
— Одно солнце назад.
— Где шестеро?
— В ущелье,— ответил Уэбб,— Ждут в ущелье.
— Ты охотишься на Седьмого?
— Нет,— ответил Уэбб,— Я иду домой.
— А другие люди?
— Они ушли на север. Охотятся на Седьмого на севере.
— Они убьют Седьмого?
— Поймают Седьмого. Отведут его к шестерым. Чтоб увидеть город.
— Шестеро обещали?
— Шестеро обещали,— ответил Уэбб.
— Ты хороший человек. Ты человек-друг. Ты не убьешь Седьмого?
— Не убью,— подтвердил Уэбб.
— Все люди убивают. А Седьмых прежде всего. У Седьмых хороший мех. Дорого стоит. Много Седьмых погибли от рук людей.
— Закон говорит — нельзя убивать,— провозгласил Уэбб.— Закон людей говорит, что Седьмой — друг. Нельзя убивать друга.
— Закон? Как закон пещеры?
— Как закон пещеры,— подтвердил Уэбб.
— Ты Седьмому друг?
— Я друг вам всем.
— Я Седьмой,— произнес голосок.
Уэбб сидел неподвижно, выжидая, чтобы мозг стряхнул с себя оцепенение.
— Слушай, Седьмой,— сказал он наконец,— Иди в ущелье. Найди шестерых. Они ждут. Человек-друг рад за тебя.
— Человек-друг хотел увидеть город,— откликнулось существо,— Седьмой — друг человеку. Человек нашел Седьмого. Человек увидит город. Шестеро обещали.
Уэбб едва сдержался, чтобы не разразиться горьким хохотом. Вот ему и выпал случай, на который он почти не надеялся. Вот и свершилось то, чего он так страстно желал, то, зачем он вообще прилетел на Марс. А он не может принять дар, который ему предлагают. Физически не в силах принять.
— Человек не дойдет,— сказал он.— Человек умрет. Нет еды. Нет воды. Человеку смерть.
— Мы позаботимся о тебе,— ответил Седьмой,— У нас никогда не было человека-друга. Люди убивали нас, мы убивали людей. Но пришел человек-друг. Мы позаботимся о таком человеке.
Уэбб немного помедлил, размышляя, потом спросил:
— Вы дадите человеку еду? Вы найдете для человека воду?
— Мы позаботимся,— был ответ.
— Как Седьмой узнал, что я видел шестерых?
— Человек сказал. Человек подумал. Седьмой узнал.
Вот оно что — телепатия… След былого могущества, остаток величественной культуры, еще не совсем позабытой. Интересно, многие ли другие существа в пещере наделены тем же даром?
— Человек пойдет вместе с Седьмым? — спросил Седьмой.
— Человек пойдет,— решил Уэбб.
«В самом деле, почему бы и нет?» — сказал он себе. Идти на восток, в сторону поселений — это не решение. У него не хватит пищи. У него не хватит воды. Его подстережет и сожрет какой-нибудь хищник. У него нет ни малейшей надежды выжить.
Но если он пойдет за крошечным существом, что встало рядом с ним во мраке пещеры, надежда, быть может, забрезжит опять. Пусть не слишком твердая, но все-таки надежда. Появится пища и вода — или по крайней мере надежда на пищу и воду. Появится спутник, который поможет ему уберечься от внезапной смерти, странствующей по пустыне, который предостережет его и подскажет, как опознать опасность.
— Человеку холодно, — произнес Седьмой.
— Холодно,— согласился Уэбб.
— Одному холодно,— объявил Седьмой,— Двоим тепло.
Пушистое создание залезло к нему на грудь, обняло за шею.
Спустя мгновение Уэбб осмелился прижать существо к себе.