Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 25



Нам перегородили дорогу два черта с вилами. Дядя молча предъявил пропуск. Те с откровенной злостью уставились на крылья дяди, но возразить ничего не могли. Судя по седине, эти черти были уже глубокие старики. Каждому лет по девятьсот. Они наверняка еще помнили те битвы, что полыхали у нас с ангелами. Им трудно привыкнуть к новому. К тому, что ангелы нам больше не враги. Я же вообще не понимал, чего мы с ангелами делили. Грешники нам, праведники им. Воевать за души людей? Ну глупо же! Нам и так достается больше.

За всеми этими размышлениями я не заметил, как мы оказались в центральном коридоре. Я семенил за дядей, размашисто вышагивающим впереди, и рассматривал мрачного вида стальные двери по бокам. Там, как я знал из занятий в школе, и находится ТО САМОЕ, ради чего черти и существуют.

Дядя вдруг остановился, к чему-то прислушиваясь. Я едва успел затормозить, чтобы не налететь на ангела, удивленно посмотрел на него и тоже прислушался. Однако из-за двери ничего слышно не было. Нет, способности ангелов все-таки превосходят наши. С другой стороны, большинство своих способностей они никак не могут проявить из-за МОРАЛИ. Слово-то какое.

Дядя подошел к одной из дверей и слегка ее приоткрыл.

— Из-за острова на стрежень, на просто-о-о-о-о-р речной волны выплывали расписные острогрудые челны-ы-ы-ы-ы! — музыкально донеслись из-за двери чьи-то пьяные вопли. Дядя заглянул в дверь и остолбенел. Я просунул голову под его локтем и тоже посмотрел внутрь, удивляясь, что могло там так заинтересовать дядю.

В комнате на цепи был подвешен здоровенный котел, под которым весело ревело Непотухающее пламя. Рядом сидел вдрызг пьяный черт с вилами, а в обнимку с ним пребывала душа грешника. В два голоса они и распевали песенку.

— Хорош-ший, ты это… человек, Федя, — заплетающимся языком говорила душа.

— Я… ик… не человек. Расписны-ы-ые… черт я, Ваня. Черт. И вот такова моя чертова доля! Ты думаешь, мне нравится эти чертовы дрова таскать? Шиш! А надо. Долг такой.

— Как я тебя понимаю. Ты вот думаешь, мне нравилось при жизни убивать?! Выйдешь с кистенем, бывало, встанешь за углом, а душа кровью обливается. Вот, думаешь, убьешь хорошего человека, а у него дети сиротинушками останутся. И такая жалость берет, хошь вой! А куда деваться?

— Добрая ты душа, Ваня.

— Дык и я о том же. А вот палач мою доброту совсем не оценил.

— Ладно, Ваня. Полезай обратно. Хорошо с тобой, но давай в котел.

— Ик… ага. В баньку, а потом еще граммов по сто.

— Идет.

Дядя молча прикрыл дверь и покосился на меня.

— Ты ничего не видел!

Я пожал плечами.

— Не видел что?

— Ничего, — ответил он и двинулся дальше по коридору.

Наконец мы дошли до кабинета администратора.

— Ты жди здесь! Не стоит смотреть тебе, как взрослые дяди ругаются. — Дядя распахнул дверь и вошел внутрь. — Ну, вы, хвостатые!!! Что вы опять тут натворили?! Опять все напутали?!

— Снова ты, Монтирий?! — простонал кто-то из-за двери. — Сколько раз просил ваше руководство назначить кого-нибудь другого!

— Не дождетесь…

Дальнейшее было услышать невозможно, поскольку дверь, к моему глубокому сожалению, закрылась. Однако не будь я черт, если не смогу подслушать. Я дотронулся до двери, настраиваясь, потом стал осторожно пропускать внутрь свой слух. В тот же миг из двери выросла голова дяди.

— И не подслушивать!

Я показал фантому язык. Хотя и напрасно, наверное. Монтирий наверняка просмотрит запись и увидит это. Ну и пусть. Черт я, в конце концов, или нет?

От нечего делать я стал прогуливаться по коридору, с интересом разглядывая рисунки на дверях. Как ни старался, но так и не нашел двух одинаковых. Зато мимо меня кто-то пронесся с тихим шелестом. Я отпрянул от очередной двери и посмотрел вслед фантому. Хотя нет, тут же понял я свою ошибку, это был не фантом. Только для человеческой души характерно такое сияние. Странно. Что тут делает душа? Сбежала, что ль? Ну это вряд ли. Такого никогда не было. Да и сияние слишком яркое для души грешника. А если она не грешная, то что делает здесь? Ей в другую сторону. Наверх.

Пожав плечами, я отправился по своим делам. Эх, знать бы, сколько я натерплюсь из-за этой глупой души, то постарался бы забыть о ней в тот же миг. А может, и нет… Но хоть я и черт, будущее видеть не могу.

Вернувшись обратно к кабинету администратора, я застал там дядю и бегающего вокруг него низенького толстого черта.

— Не извольте беспокоиться, Монтирий, ошибка будет исправлена. Мы вернем душу того человека. Вы ведь понимаете, бюрократизм. Ну ошиблись ребята немного. Не того схватили.

— Я надеюсь, мне возвращаться не придется?



— Да что вы, Монтирий! — В интонации же администратора явственно прозвучало: не дай боже! — Все сделаем.

Тут я решил, что должен рассказать о гуляющей по коридорам душе. Мне бы молчать в тряпочку. Какое, собственно, мне было до той души дело? Пусть ею занимаются те, кому положено. Но, как я уже говорил, будущее я знать не мог. Я вежливо покашлял, привлекая внимание, и рассказал о встрече. Однако администратора мое сообщение не заинтересовало. Зато заинтересовало дядю. Он вопросительно посмотрел на толстячка. Тот только рукой махнул.

— Ну да, есть такая. Третий день уже тут по коридору мотается. Неприкаянная душа. Никак не определится, куда ей: к вам или к нам. Да и что-то на Земле, видать, ее держит. Иногда и туда возвращается. Надоела уже хуже молитв грешников. Если бы не договор с вами, крылатыми, давно бы уже развеяли ее.

Дядя как-то странно посмотрел на меня, хотя ответил администратору:

— Только попробуйте ее развеять. Я вам тогда такие неприятности обещаю… — Дядя многозначительно замолчал, а администратор сглотнул.

— Да не думаем мы никого развеива… э-э…

Дядя жестом заставил его замолчать и опять посмотрел на меня.

— Когда у тебя начинается летняя практика?

— Э-э… — Я начал старательно изучать потолок. — Вообще-то завтра.

— И ты уже выбрал себе задание на практику?

— Ну, дядя, я не виноват, что мне ничего…

— Я так понял, что нет. Отлично. Считай, что я тебе практику нашел. Ведь уважаемый администратор не откажет мне в небольшой просьбе?

От его тона администратор покрылся потом.

— Да как можно, уважаемый Монтирий… только у нас не самое лучшее место практики для мальчика…

— Да чтобы я отправил племянника на вашу живодерню?! — возмутился дядя. — За кого вы меня принимаете?! Я говорил о другом. Пусть мой племянник займется этой самой неприкаянной душой.

Упс.

— Но, дядя!!! — возмутился я.

— Что «дядя»? Ты хочешь на второй год остаться? Или у тебя есть какое-то другое предложение?

Других предложений у меня не было. Пришлось заткнуться. Тем более наш классный руководитель ясно дал мне понять, что если я до завтра не определюсь с практикой, то он выставит мне неуд.

— Так вот, — продолжил дядя. — Пусть мой племянник все выяснит об этой душе. Узнает, почему она никак не может определиться со своим, так сказать, местожительством. Что удерживает ее на Земле? Короче, поможет ей.

— Я черт, а не ангел! Дядя, вам стоит только щелкнуть пальцем и вы все это будете знать!

— Возможно, и так. Но тогда ты лишишься своей практики. И потом, если мы, старики, целыми днями начнем щелкать пальцами, то вы, молодежь, так ничему и не научитесь. Так как, господин администратор?

— С удовольствием, господин чрезвычайный курьер. На самом деле мы только рады будем, если кто-нибудь разберется наконец с этой душой. А если ваш племянник себя хорошо проявит, то я могу гарантировать ему работу в нашем министерстве.

О-о-о!!!

— Я согласен!

Дядя поморщился, но кивнул.

— Вот и отлично. Господин администратор, всего вам хорошего.

— Господин Монтирий, вам того же. И не беспокойтесь, я сейчас же оформлю заявку в школу. Имя вашего племянника я знаю.

Из здания министерства я выходил вовсе не такой радостный, как входил в него. Кто ж знал, что дядя подкинет мне такую подлянку? С другой стороны, место практики мне надо было найти обязательно. Так что жаловаться не на что. Хотя нет, есть на что! Я же ведь черт! Полагается, что я должен совращать людей. А я что должен буду делать на летней практике? Помогать! Вот именно! Помогать этой чертовой душе обрести покой. Дожили! Нет, великий Горуян явно такого не ожидал, когда затевал свои реформы. Ладно, могло быть и хуже.