Ипостась

– Внедрение прошло успешно, исходный файл заменен. В данной операции я даю стопроцентную гарантию, что обнаружить факт внедрения теперь невозможно. – Все-таки Мыш привык отчитываться в выполнении задания, в чем не смог себе отказать и на этот раз.

Но Безликий Призрак молчал. Черная клякса плясала перед взором ломщика, то отдаляясь чуть не до уровня горизонта, то наплывая вперед, перекрывая все поле зрения. Он ждал ответа на свой вопрос.

Разумеется, Мыш смотрел файл. Он бы посмотрел его в любом случае, даже если бы Призрак и не стал предлагать этого. Мыш успокаивал себя, считая, что сделал это для дела. Чтобы правильно провести внедрение и не облажаться с подсчетом контрольной суммы, не проколоться на каком-нибудь нестандартном кодировании. Но все это чушь – он смотрел файл, потому что ему было интересно. Открыл из любопытства. Начал читать, изучать программную оболочку. Потом попробовал запустить куски кода в режиме эмуляции.

Он провозился с файлом Безликого до самого вечера, чуть не пропустил назначенное время внедрения. Его увлекло, затянуло, заворожило.

И самое главное – он ни черта не понял, для чего это было нужно. Никакого смысла, только длинные ветвящиеся алгоритмы, быстро умножающиеся до таких пределов, что даже самый быстрый «поплавок» не справится с подсчетом окончательного результата. Да и подразумевался ли результат, Мыш тоже не понял.

Четко ломщик уяснил одно: если попытаться расколоть подброшенный Безликим Призраком алгоритм с помощью троицы Сорок Два, то запасов «синдина» не хватит. Даже если предположить, что хватит мозгов выдержать передоз.

– Очень интересная структура, – осторожно охарактеризовал программу Призрака Мыш.

Черное облако противно забулькало.

– И больше ты ничего не можешь сказать по этому поводу?

– Объясните, для чего вы это делаете? – не удержался ломщик.

– Ты всегда задаешь подобные вопросы заказчику?

Конечно, он прав. Заказчик заказывает, ломщик выполняет. За деньги или... или по принуждению, когда нет возможности отказаться. Иногда просто из бравады или за идею... Из идиотизма, как называл это Мыш. Только идиот будет ломать что-то за идею. За идею нужно создавать, а не рушить. Взлом – это работа, ничего более.

Но Безликий Призрак хотел сделать для Мыша из работы нечто большее. Или он ошибался и Безликий Призрак лишь странноватый эксцентричный заказчик?

– Это вирус? – Мыш помнил, что уже задавал этот вопрос на прошлом сеансе связи. Но Безликий хотел продолжения разговора, а иных предположений у ломщика не было.

Существовал разряд простых, старых как мир вирусов. Обезвредить их было сущим пустяком, для этого не требовалось ни особых умений, ни огромных материальных ресурсов. Все, что нужно, – просто заметить наличие вируса. Подобные вирусы не имели каких-либо хитростей, граничащих с мистикой, как печально известный р-вирус. Эти программы тупо грузили бессмысленными задачами процессор и гоняли его до тех пор, пока «железо» не откинет концы. Или пока простейшая антивирусная программа не оборвет паразитический алгоритм.

– Мы не занимаемся взломом... – начал Призрак, но Мыш прервал его, закончив набившую оскомину фразу:

– Мы меняем мир. Думаю, вы не станете спорить, что р-вирус принял самое непосредственное участие в изменении мира? В свое время.

Молчание Безликого длилось немного дольше, чем обычно во время разговора. Что сейчас происходит в сети, какие серверы подключаются и отключаются в той цепи, в которой заблудилась пущенная ломщиком нить Ариадны? А ведь Призрак никак не отреагировал на сумасбродную попытку Мыша найти его. Настолько уверен в собственных силах или он ждал подобной реакции ломщика?

Странный заказчик. Очень странный – уровень защиты Призрака говорил о столь больших возможностях, что становилось непонятным, для чего ему понадобилось нанимать Мыша. Пусть одаренного и умелого ломщика, но сильно ограниченного в возможностях и не имеющего особой популярности в современной сети. Вернее, в тех обрывках, что от нее на сегодня остались.

– Мне нравится, как ты мыслишь, – наконец вымолвил Безликий и тут же поправился: – Мне нравится то, что ты мыслишь. С некоторых пор это стало редкостью среди людей, имеющих отношение к Цифре.

– Я никогда не был тритоном.

Возможно, это была информация, которую Призраку знать не стоило. Но Мыш не любил тритонов, ему были ненавистны эти жалкие сморчки, убившие настоящую веру. Умертвившие надежду на приближение Эпохи Цифры. И он не мог позволить, чтобы кто-нибудь хоть краем мысли допустил, что Мыш имеет к тритонам какое-то отношение.

– Тебе неприятен этот разговор?

Да, черт возьми, ему неприятен этот разговор! И еще этот разговор ему был непонятен – что затеял Безликий гад?! В конце концов, Мыш нанимался к Призраку ломщиком, а не девкой в постель, чтобы изливать тут душу по первому требованию.

– Какие еще действия требуются от меня? – тихим, лишенным эмоций голосом пробормотал ломщик.

В защищенном канале сетевого соединения, каждый из абонентов которого прилагал максимум усилий, чтобы спрятать свое местонахождение, повисла тишина. Полное отсутствие звуков. Лучшим эпитетом воцарившегося безмолвия было бы слово «мертвая». Дергающаяся в конвульсиях чернильная клякса создавала иллюзию чего-то чужеродно-техногенного, наподобие треска реликтового излучения космоса. Но уши ничего не слышали.

Мыш смотрел на мерцающую темноту внутри Безликого Призрака и думал, что заданный вопрос, вероятно, станет последним в этом деле. Ответ на него напрашивался сам собой – никакие. Спрос давно превышал предложение, недовольные никому не нужны.

Мыш вспоминал день, когда сеть на мгновение стала его собственностью. На короткий миг, за который ломщик успел испытать настоящее блаженство.

Блаженство единения с истинным миром – миром Цифры, а не упоение собственной разрушительной силой, сметающей любые сетевые заслоны. Блаженство созидания, блаженство сосуществования.

Но блаженство никогда не раздают просто так, даром. К нему всегда прилагаются боль и страдания, страх и ужас, чувство ничтожности и унижение. В веках помнят лишь мучеников, когда дверь открывается легко, запоминают только дверь, а не того, кто ее открыл. Людские умы будоражат страдания ближнего. И умиротворяет понимание того, что сегодня это произошло не со мной.

Мыш не первый год был ломщиком. В его карьере случались разные ситуации. Сложные и очень сложные. Простое – это для тритонов. У него была постоянная работа, стабильная и хорошо оплачиваемая. Но он захотел большего – кто-то может говорить, что возможности отказаться не было, но возможность есть всегда, просто иногда не хочется ею пользоваться. Однажды Мыш поставил на кон все. И до сих пор ломщик не знал: выиграл он или проиграл.

Никаких проблем с деньгами у Мыша не было. Счета в офшорных банках, вложения на подставных и виртуальных лиц. Там хватило бы на несколько жизней, если не шиковать слишком уж сильно.

Глаза ломщика все еще видели размазанное пятно Безликого Призрака, только теперь антрацитовый туман совершал безумную пляску на экране «раллера». Даже на высококачественной биоорганической матрице изображение Безликого не производило того впечатления, которое оставляло общение с ним в виртуальном режиме. Отлично прорисованное чернильное пятно со сложным алгоритмом движения, ничего более. Наверное, именно поэтому Призрак настаивал на обязательности подключения к режиму виртуальности во время сеанса связи – он хотел подавлять собственным величием.

Вокруг изображения Призрака плясали столбцы цифр, чуть ниже – на черном поле моргала красная стрелка, прыгая с точки на точку в запутанной безумным лабиринтом паутине. Программы Мыша работали, плавающая точка его подключения к сети исправно продолжала плавать. Если верить тому, что сообщали разбросанные ломщиком по сети боты, никто даже не пытался вскрыть лабиринт Мыша.

Таймер соединений отсчитывал секунды. Палец застыл над клавишей «enter» – один клик, и соединение оборвется. Сколько времени будет ждать Призрак, ведь Мыш нарушил условие, вышел из виртуальности в момент сеанса связи? Но коннект продолжался, соединяя «раллер» ломщика и незарегистрированный коммуникатор заказчика.