Страница 5 из 23
Но Вениамин Петрович был начеку и никому не отдавал свою руку, сердце и глаз.
Жить стало интересно. Одно, правда, беспокоило Бунькина — второй глаз. В нем абсолютно ничего не было. Белок, зрачок, и все. То есть глаз пропадал ни за грош!
Вениамин Петрович стал чаще гулять. Особенно в ветреную погоду. Ночью. Когда никого не было рядом. Он выбирал закоулки позапущеннее, бережно прикрывал левый глаз, широко открывал правый, но ничего путного не попадалось. Дома он пристально разглядывал правый глаз в зеркале — пусто. Ощущение было такое, будто грабят средь бела дня, а ты ничего не можешь поделать.
Но вот однажды, когда погода была такая, что хороший хозяин собаку не выгонит, Вениамин Петрович оделся потеплее и, с третьей попытки распахнув дверь, вылетел на улицу. Его закружило, понесло, обо что-то ударило, ткнуло в урну. Обхватив ее руками, Бунькин дождался, когда ветер немного затих, приподнялся на ноги, и, цепляясь за стену, добрался до дома. В правом глазу что-то приятно беспокоило.
Взлетев на третий этаж, он ворвался в квартиру, бросился к зеркалу и замер. В правом глазу, в самом уголке, что-то сверкнуло! Сомнений быть не могло — там начала созревать новая жемчужина.
Вторая жемчужина росла так же, как и первая. Скоро Бунькин почти ничего не видел. Его все время сопровождали какие-то заботливые люди. Они водили его гулять, усаживали есть, укладывали спать, на ночь читали курс иностранных валют.
И настал день, когда Вениамин Петрович понял, что теперь принадлежит к избранному кругу очень богатых людей. Понял он это потому, что окончательно перестал видеть. Значит, вторая жемчужина достигла наконец нормальной величины.
Дальше тянуть не было смысла — пора начинать новую жизнь.
— Есть последняя модель «Жигулей». Цвет коррида.
— Это как выглядит? — спрашивал Вениамин Петрович.
— Ну, полная коррида. Бычья кровь. Внутри полное стерео.
— Это самая дорогая модель?
— Да.
— Беру!
Кто-то предложил Бунькину дачу на берегу моря:
— Двухэтажная. Гараж. Огромный участок. И под окном море-океан синее.
— Синее? Это в каком смысле? На что похоже?
— Ну, как небо, только жидкое. С утра до вечера прибой — шшш.
— «Шшш». Это хорошо! — Вениамин Петрович улыбался. — «Шшш». Это то, что надо.
Ему позвонили:
— Есть женщина немыслимой красоты, и пока что ничья. Берете?
— А какая она из себя?
— Фигура немыслимая. Непонятно, откуда что растет. Ноги стройнющие!
— Большие?
— Большие. Бюст. Два бедра. Глаза — изумруды, волосы…
— Изумруды? Большие?
— Огромные!
— Беру!
Осталась только формальность: отоварить жемчужины.
Вениамин Петрович, естественно, лег на операцию не к кому-нибудь, а к самому лучшему специалисту и просил об одном: черт с ним, со зрением, главное не повредить жемчужины.
Через два часа сложнейшая операция кончилась. Бунькину вручили небольшую коробочку. Там на черном бархате грелись в свете люстры два роскошных чуда природы. И Вениамин Петрович их видел двумя глазами.
— Одну пущу на расходы, а вторую — на черный день. — Бунькин ласково погладил жемчужины.
Друзья на машине домчали его до мастерской старенького ювелира, но она не работала, оказалось, старичок накануне скончался. Тогда со смехом и криками помчались к магазину «Покупка драгоценностей у населения».
Вениамин Петрович распахнул дверь, выложил на прилавок свое сокровище и сказал:
«Примите, пожалуйста, у населения!» Приемщик с коробочкой ушел в заднее помещение и минут через десять вернулся, но уже с милиционером.
— Извините, — сказал он, — это фальшивые жемчужины. Очень ловкая, но подделка.
— Какая подделка? — У Бунькина потемнело в глазах. — Вы соображаете, что несете? Позовите директора!
— Забирайте свои финтифлюшки, гражданин, и уходите, пока не арестовали, — сказал милиционер, мысленно сверяя бледный фас Бунькина с профилями разыскиваемых преступников. Но Бунькин ни на кого не был похож. Даже на себя.
Вениамин Петрович выбрался на улицу и, прислонившись к стене, зарыдал никому не нужными теперь слезами. Бунькин с ужасом смотрел на слепящее, мокрое от его слез солнце, влажное небо, бестолково спешащих людей и ясно понимал: жизнь кончена.
Ежедневно Вы не поверите: вот уже несколько лет во мне царит какое-то приподнятое настроение.
На работе ежедневно тружусь с огромным удовольствием, переходящим в полное удовлетворение к концу месяца.
Во время обеденного перерыва питаюсь с огромной радостью в новой столовой, где все способствует выделению желудочного сока, вплоть до еды. Которую ем с таким подъемом, с таким энтузиазмом, что до сих пор не пойму, что, собственно, все эти годы ем.
Дома… Дома просто плачу от радости, когда с чувством выполненного долга, едва переступив порог, попадаю в объятия жены и подрастающего поколения, которому дал путевку в жизнь, а живем вместе.
Как подумаю, что жена является бессменным другом, товарищем, всем, чем угодно, вот уже десять лет ежедневно, то испытываю такой прилив радости, что самому страшно. То же самое творится и с ней, родимой. Просто готовы задушить друг друга в объятиях. Особенно я. О других женщинах даже не думаю. Что вы! Когда думать, если непрерывно рядом любимая жена. Двое детей. Пацанов, шалопаев, бандитов рыжих, хотя я непреклонно черный. Собираясь в тесном семейном кругу, просто не знаем, куда деваться от жгучей радости! Тем более что квартира небольшая, но дико уютная. Ведь все сделано своими руками. Все! Антресольки, полочки, двери, окна, потолок, пол, санузел работает, как зверь.
На работу еду как на праздник, в автобусе, который ходит строго по расписанию, которого никто не знает, однако все помещаются. Иногда вообще автобуса нет, а все помещаются! Едем в приподнятом настроении, просто висим в воздухе. А воздух!.. Если вздохнуть. Не надышишься им!
На работе так окружен друзьями, что враги просто не могут пробиться. Трудно поверить, что на свете может быть такой спаянный коллектив. Не оставят тебя в беде, в радости, в горе, в получку, в аванс, в выходные и праздничные дни. О буднях не говорю.
Каждый вечер, честное слово, каждый вечер всей семьей садимся за пианино и в любую погоду играем в восемь рук что-то из сокровищницы нашей музыкальной культуры. Все помещаемся, хотя тесновато и трудно с клавишами, а чтоб всем сесть, кому-то приходится выйти. Но звучания, как говорит участковый, добились замечательного, особенно когда соседи подхватывают мелодию на виолончелях или просто затягивают свое в ответ на наше.
У нас удивительный двор! Чем-то напоминает раздолье. Озеленен полностью в синий цвет. Ничего более зеленого не нашлось, оно кончилось. Качели скрипят, но зато как раскачиваются с утра до вечера. А по ночам!.. Вверх-вниз! Вверх-вниз! Так привык, что, когда они не скрипят, останавливаются, просыпаюсь в холодном поту.
С таким оптимизмом смотрю в будущее, что для настоящего уже не хватает. Все время сам себе по-хорошему завидую…
Да что ж это такое со мной, а? Доктор?
Слушай меня
Солнце мое, слей вермишель, выключи утюг и слушай меня. У тебя путевка в Венгрию. Ты обязана отдохнуть там во что бы то ни стало.
Перестань резать лук — ненавижу женские слезы! Слушай меня. Никто тут без тебя не пропадет. Что я, лук не нарежу? Только напиши в завещании, из чего варить манную кашу. И зашей Кольке штаны. Дырка уже больше штанов. И все!
Отдыхай там с чистой совестью. Ничего не привози. Не смей ходить по магазинам.
Слушай меня. Непременно сходи в казино. Там должно быть. Зайди, поставь все на красное. И проиграй. Я не сошел с ума — проиграй! Во-первых, не будешь мучиться, на что деньги потратить, во-вторых, пусть они видят, что для тебя просадить три сотни — тьфу! Пусти им пыль в глаза за всех нас. …Да пропылесошу я, пропылесошу!
Закажи завтрак в номер. Как приедешь, хоть ночью, — завтрак в номер немедленно. И кофе в постель! Не в лифт на бегу, а кофе именно в постель. Это другой напиток. Отмокай в кофе в постели. …Я не знаю, откуда это пятно. После химчистки, наверно.