Страница 9 из 18
И она, не дожидаясь моего согласия, как и любой другой реакции, спокойно начала диктовать мои же реквизиты. Тут уж я конкретно припух. Оперативненько работаете, служба! Тем не менее, я все согласовал и подтвердил, в конце спросив:
– Гумиров капнул?
Эмчеэсница замялась:
– Да, мы знаем, что вы ему еще успели позвонить.
Как-то неуверенно она. Елки… Подожди-ка, девица…
– Гражданочка, а Гумиров-то жив? Или и его цапануло?
– Интересный у вас сленг, Игорь Викторович… Цапануло Гумирова, да недоцапануло. Откачали, но левая рука отнялась. Ладно, давайте уточним еще кое-какие моменты. Опишите мне ситуацию в окрестностях.
– Вы что, с воздуха не смотрите? – удивился я.
– Почему же? Беспилотник летал и будет летать. Как только небо откроют.
Вот те на, небо закрыто! То-то я шума авиадвигателей не слышу.
– Но днем наличие людей проверить таким способом затруднительно. А вы и ночью видите район. Итак…
И я, перестав быковать, начал подробно рассказывать, что знаю и что видел ранее.
Подавляющее большинство местных гостиниц открывается лишь в конце апреля – начале мая, сейчас отели безлюдны. Есть, правда, какая-то затруханная охрана, эти иногда обходят ночами, смотрят. Во время прогулок в паре-тройке зданий подальше видел штатных сторожей. Те еще кадры, то датые, то замороженные. Но жильцов практически нет, ночью район кромешно темен, живы лишь редкие и слабые уличные фонари, из которых два мигают секунд по тридцать, жуть. Рядом с «Орхидеей», в «Парусе», люди жили – таджикские строители, которых скоро будем грузить в кузов, да с правой стороны есть отельчик, не знаю, что там на табло, это где две курицы живут. Рассказал и про них.
После отчета Евсикова пытала меня минут семь, записывала дислокацию и расстояния до ночных огней, пока не зафиксировала все, что ее интересовало. И хорошо, запарила уже, еще немного, и я бы не выдержал.
– Телефоны записывайте. По всем вопросам можете звонить, спросите Евсикову или «оператора-семь». Сейчас никакие вопросы мне не задавайте, через три часа по местному телевидению будет транслироваться подробное информационное сообщение, напоминаю, это третий канал. Некоторые спутниковые телеканалы уже не работают, Интернет обрушен, можете и не пытаться.
– А где он не обрушен? – насторожился я. – На машине доеду?
Она помолчала, словно удивляясь моей тупости.
– Он везде обрушен, Залетин. Нет больше Интернета, пока что, во всяком случае. Сотовая связь можно сказать, что работает, но неустойчиво. Если вам нужно позвонить родным – поторопитесь.
Вдали, на набережной, со стороны пешеходного моста, послышался шум дизеля.
Едут, чипидейлы!
Сообщив дежурной о прибытии труповозки, я отключил трубку и, засунув за ремень воровскую фомку, по-хозяйски вышел на улицу. На той стороне реки, в центральном районе Адлера, дело было плохо. В четырех местах над городом поднимаются дымы пожаров. Нет, даже в пяти, этот вот, самый дальний, уже пригасили или же сам потух. Вот падаль, что-то события на меня валят без паузы, вообще нет времени подумать, перевести дыхание и набросать хоть какой-то план действий.
Оранжевый самосвал, пыхнув пневматикой тормозов, встал напротив.
Из кабины выскочил лысый мужичок среднего роста, весь такой официальный, в помятой синей форме с золотистыми лейбаками и лагерного типа кепочке с кокардой. На поясе у лысого висела кобура ПМ.
– Спасатель Ульянов, – быстро сказал он, протягивая распахнутые корочки.
Я смотреть не стал, и так вижу.
Портрет простенький, но глаза прохладные, колючие, кой-че мужик повидал. И сам крепкий. Нормально. Рулежник выходить не торопится, все что-то проминается в кабине, наверное, шланг ищет, мимикрирует. Не хочется ему трупаки грузить, понимаю. Но… не то сейчас время, чтобы быковать про: «Я гордый водитель кобылы, а не грузчик вам тут, у меня категория и стаж пятнадцать лет!»
– Что сидим, Коля? Кого ждем? – поинтересовался у него Ульянов.
– Иду я, иду…
Посмотрев на комплекцию этого «Коли», я решил:
– Слышь, крутила, ты давай мухой в кузов лезь, сами перетаскаем.
– Ага! – радостно кивнув, он охотно полез наверх.
Большую садовую тележку я прикатил к воротам загодя. Своих девчат грузил лично и бережно, далее уже так не нежничал. Вот ведь интересно, всего-то ничего пообщались, а вроде как и нечужие. С таджиками мы провозились дольше. Последним грузили Шарифа.
– Лейтенант, вы их как разгружать будете? – поинтересовался я на всякий случай. – Подъемом кузова?
– Да ты что, Залетин! В уме, нет? – возмутился эмчеэсник. – Нормально снимем.
– Да не парься, – не стал обострять я. – Ты же не ожидаешь, что вот именно сейчас честный пацан вашей власти верить начнет.
В общем, своих положил с самого края, пусть их аккуратно снимают, пока люди не устали… Ульянов вымыл руки у фонтанчика во дворе и полез в кабину. Я посмотрел на часы: быстро мы обернулись. Все, господа хорошие, можете ехать дальше, места вам указал. Но лейтенант и не думал усаживаться. Быстро вернувшись ко мне, он вытащил из прозрачной файл-папки чистый белый конверт и с государственным видом заявил:
– Гражданин Залетин, как говорится, примите и распишитесь. – Он протянул мне толстые корочки красного цвета. – Вас ведь оператор предупредила?
– О чем это ты, уважаемый? – медленно проговорил я, настороженно глядя на подозрительную ксиву, больно похожую на ментовскую.
Летеха чертыхнулся.
– Везде хитрят! Хотят, чтобы мы прям тут, в поле, разъясняли! Ты с кем в ЦУКС по телефону говорил?
– Я че, на барабанщика похож?
– Ладно, понял, сам разберусь, – вздохнул он. – Значит, так, ты Штабом назначен смотрителем первого Заречного участка. Временно, что-то типа общественной нагрузки, но с полномочиями. Так себе полномочия, скажу сразу. Неопределенные.
Меня кто-то спросил, впало мне такое счастье, в принципе?
– Стоп. Гарик по жизни не подментованный. Вы там не попухли, начальнички? – заботливо поинтересовался я. – Какие такие смотрители, какой участок? Я что, призван?
– Да и призовем, если надо будет, не волнуйся, это у нас легко! – тут же пообещал мне МЧС. – Млин, вот говорю же, хитрят, сучки офисные, а ты тут объясняйся! Нет у нас людей, Залетин, вообще нет, реальный завал! И поэтому любой адекватный человек на территории учитывается и припахивается, по мере сил.
– Чьих сил? – спровоцировал я, чувствуя, что не прочь подраться с кем-нибудь от закипающей злости.
– Твоих! Чьих… Других нет, и другого выхода нет!
Черт, неужели все настолько плохо? Я-то тут на отшибе сижу, ярких картинок после случившегося пока не видел, обстановку не секу.
– А что думает администрация? – попробовал уточнить я.
– Хренация! От администрации осталось три с половиной человека, да и те, как вчера из овощного уволились! Я, простой летеха, а власть имею полковничью, это тебе говорит о чем-то? Нет людей! Так что не муди, Игорь Викторович, для тебя – самый лучший вариант, один хрен пока не выберешься, перевал за Дагомысом закрыт наглухо.
– А кто закрыл, ваши?
– Не, там армейцы оперируют, о причинах-следствиях пока не распространяются. Вроде бы еще и дорога разрушена, там какой-то бой скоротечный случился. Новостей дождись, может, что-то скажут. Я ж с ночи в разъездах, информации имею чуть больше, чем ты.
– Подожди, а как же действует геройская наша армия в самом Адлере?
Спасатель еще раз вздохнул, с тоской посмотрел на машину, на кузов с трупами, принял решение и предложил:
– Пошли, сядем. У тебя в доме кофе есть?
Получив утвердительный ответ, он обернулся к МАЗу:
– Коля, ты вот что… Кати дальше, через три гостиницы, схема за стеклом. Там две женщины или девушки, загрузи от них два тела и назад, сюда.
Водила что-то забормотал в контру командиру, пугливо и путано.
– Распустил ты личный состав, летеха, – вклинился я и протянул руку: – Гарик. Можно Гарик Енисейский.