Сердце Льва

Сам он ехать во владения Миург отказался категорически.

Провел ладонями по бороде, с достоинством поднялся и, не оглядываясь, направился к дверям. Было далеко слыхать, как стучит его тамариндовая палка по древней каирской мостовой.

Хорст повертел так и этак коряво нарисованный план, глянул на «Победу», прикидывая время до рассвета, морщась, закурил «Красный молот» и тронул выключатель селектора:

— Начальников секторов ко мне.

А когда прибыли начальники секторов — культурно-массового, спортивно-оздоровительного и общеобразовательного — все, как один, под потолок, с комодообразными плечами, одетые в рубашки «первомайка», белые бриджи «Дружба» и белые же тапки «Рот-фронт», Хорст коротко приказал:

— Получасовая готовность. Вооружение, снаряжение полностью. Баки под завязку. Выступаем по моему сигналу в составе отделения. Все, идите инструктируйте людей.

Выступили на рассвете, под заунывно-тягучие азаны муэдзинов. На двух с виду неказистых, но с американскими моторами «роллс-ройс» «газиках», в составе тяжеловооруженного кадрированного отделения. Проехали сонный после ночного обжорства Каир, переправились через широкий — редкий крокодил доплывет до середины! — Нил и попыли-ли древней дорогой, видимо, помнящей еще и Ту-танхамона, и завоевателей гиксосов, а может быть, и самого первородителя Атума. Свернули, как сказал Ибрагим, налево, потом ушли согласно плану на-нраво, и ехать вскоре стало некуда — пустыня заглохла дорогу в свое алчущее ненасытное чрево.

Хорст вылез из машины, взяв азимут по солнцу, Ориентировался на местности — до района каменоломен оставалось еще километров двенадцать По сыпучим дюнам, под палящими лучами, в призрачном, ощутимо плотном мареве… Ничего, дошли. Заброшенную каменоломню отыскали сразу в узкой долине, западную часть которой скрывали отроги гор, а восточную — высокий холм. Мрачное место, похожее на преддверие ада. Однако людей там хватало. Кто работал лопатой, кто махал кайлом, кто долбил тяжелым, поблескивающим на солнце ломом. А происходила вся эта археологическая суета возле той самой темно-оранжевой скалы о которой говорил старый рейс. Как видно, у непу тевого Муссы и впрямь был длинный язык.

«Доннерветтер! Такую мать», — не обнаруживая своих эмоций, Хорст изучил в бинокль лагерь, отметил грамотное расположение палаток, прикинул приблизительное количество людей, глотнул из фляжки и посмотрел на заместителя, плечистого седого немца, работавшего еще в гестапо у Мюллера.

— Ганс, со мной. Остальные — в прикрытие. Сейчас же второй его зам и начальники секторов сорвали с плеч автоматические винтовки и, перемещаясь короткими перебежками, взяли лагерь под контроль. На ровную мушку.

Командовала археологическим процессом на редкость привлекательная пышногрудая блондинка в белой рубашке с отложным воротником и коротких, до середины бедер, шортах. Лицо было как у голливудской кинодивы — породистое, с правильными чертами и крайне самоуверенное. Сразу чувствовалась, что блондинка была дамой тертой, с яйцами. И точно, она не стала задавать вопросы вроде «ду ю спик инглиш» или «шпрехен зи дойч». Нет, прищурилась недобро, хмыкнула оценивающе и улыбнулась Хорсту с Гансом как шаловливым детям..

Что, товарищи, заблудились? А документ у есть?

Сейчас же, по мановению ее руки из палатки подошли двое, лапнули синхронно кобуры, выплюнунув в унисон окурки.

— Я президент филиала общества советско-арабской дружбы, — веско сказал Хорст и, вытащив мандат, паспорт, пропуск, допуск и разрешение на оружие, указал на Ганса: — А это заместитель мой…

В глубине души ему было смешно — давай, давай, блондинистая, тряси буферами. Ведь стоит только дагь знак, и от тебя, и от мордоворотов твоих только мокрое место останется.

Блондинка быстро пролистала документы, собрала стопкой и вернула Хорсту.

— Ну а здесь-то, товарищ председатель, какого хрена собачьего вам надо?

Хоть и мельком, а все успела проверить: и факру обложек, и реквизиты содержания, и натуральность печатей, и совмещаемость оттисков. Документы ажур, не подкопаешься. Органолептикой не взять.

Блондинка слегка улыбнулась, на миг показав красивые, неправдоподобно белые зубы.

— Так вот, товарищ председатель с товарищем заместителем. Больше сюда ходить не надо. А то будете дружить с тамбовскими волками. Всю оставшуюся жизнь.

По ее равнодушно-насмешливому тону чувствовалось — не шутит.

— Нет уж, лучше мы с арабами. — Хорст сразу подобрался, посерел лицом и исхитрился снять блондинку миниатюрным, вмонтированным в пуговицу Фотоаппаратом.

На том и расстались. Блондинка, резко развернувшись, вернулась к археологии, двое из палатки — в палатку, председатель с заместителем — на огневой рубеж.

— Отбой, готовиться к построению, — коротко скомандовал Хорст, с чувством помочился на бархан и глянул на научного секретаря, все еще разглядывающего гробницу через мощный «цейс». — А каково ваше мнение, уважаемый херр Опопельбаум?

Вот так, уважаемый и херр. А как иначе — старый член партии, проверенный ариец, близко знакомый с Евой Браун и фюрером. Работал на Ан-ненэрбе, сотрудничал с самим Хаусхоффером, был обласкан Геббельсом и дружил семьями с доктором Менгеле. Перед таким не зазорно снять каску.

— Они уже почти отрыли вход. — Херр Опопельбаум опустил бинокль, сухо пожевал губами и вытер старческой ладонью обильный пот со лба. — Думаю, к вечеру расчистят коридор от грязи и песка. Заходить в гробницу, по всей видимости, будут завтра. Так что у нас вся ночь впереди.

Знал, что говорил, херр Опопельбаум, прямо в корень глядел.

— Ну и отлично, данке шен…

Хорст отвернулся от секретаря, скомандовал построение и первым, как и полагается полководцу, отправился в обратный путь. А в это время раздался рев, вздрогнули, пошли волнами древние пески, и со стороны советской базы, расположенной в Дашуре, показался «Синий гриф». Та еще птичка — среднебронированная, на восьми колесах, с крупнокалиберным пулеметом. И не голубая вовсе — желто-рыжая, закамуфлированная под цв пустыни. Она натужно обогнула бархан и, поднимая облако клубящегося песка, направилась прямехонько к заброшенным каменоломням.

Когда прибыли на базу, Хорст сразу же подозвал Ганса и, оторвав, отдал ему пуговицу-фотоаппарат.

— Проявить, отпечатать, негатив уничтожить хочу знать об этой дамочке все. Потом он приказал кормить людей, сам с волчьим аппетитом съел крошенку из редьки с простоквашей и сметаной, наваристый украинский борщок и рыбу, жаренную в кляре по-московски, скомандовал в расположении отбой и с наслаждением нырнул в крахмальную прохладу простыней.

Снились ему радужные пески пустыни — вечные, мерцающие, напоминающие о смерти и круговороте тзни. А потом был скорый подъем, высококалокалорийный ужин, недолгие сборы. И вот снова — улочки Каира, мост через сонный Нил, древняя, уходящая в никуда дорога. Быстро допылили до берегов песчаного моря, взяли вооружение-снаряжение, пошли. Полночная пустыня шипела по-змеиному, в небе посверкивали южные, необычайно крупные звезды. «Что за черт», — Хорсту вдруг показалось, что одна превратилась в правильный синий многоугольник, один в один какой он видел, странствуя по Кольскому. В загадочную восьмиконечную звезду из призрачного видения. Обманную и непостижимую.

«Неужели снова меричка? — Он отчаянно моргнул, бешено потер глаза, но тут же расслабился и вздохнул с облегчением. — Нет, не меричка». Понял, что видит Сириус, звезду хоть и яркую, но вполне банальную. Собачью. Ну и слава Богу, видно, обман зрения. Только радовался Хорст напрасно. Пока он любовался звездами, его чуть не приголубила вздыбившаяся кобра, хорошо, Ганс успел сбросить ее своим эбеновым стеком. Нет, в ночной пустыне нужно под ноги смотреть, а не витать в небесах, пусть и необыкновенно красивых. А то можно на них попасть…

Выдвинулись на исходную, осмотрелись, прислушались. Жизнь в лагере была локализована в двух палатках — в одной храпели на пару, густо и заливисто, из другой доносились пьяненькие в меру голоса: