Страница 12 из 13
– Ладно, Бог с ними, - не очень вежливо проговорила Катя. - Но я учусь в институте, конкурс в который составлял пятьдесят два человека на место. Я боролась наравне со всеми, поступила, заметьте, безо всякой протекции, а теперь мне все бросить и сражаться с какими-то там честолюбивыми историками?! Кстати, а почему вы их называете черными?
– Потому, что они называют нас белыми. Даже посмеиваются: белое братство! Мол, мы сектанты, главный лозунг которых: не верь глазам своим!
– А чему вы, по их мнению, не верите?
– Тому, что земные богатства во все века принадлежали и принадлежат лишь кучке избранных.
– А если они кое в чем правы? Ведь истинную цену той или иной вещи могут дать лишь профессионалы...
– Оценить - да, но показать всему человечеству то, что оставили потомки, историки обязаны, - жестко проговорил Никодим Аристархович. Никто не вправе решать, что человечеству нужно, а без чего оно обойдется.
– И все-таки для меня сейчас нет ничего важнее учебы в институте, упрямо сказала Катя.
– К тому времени, как ты вернешься, у нас здесь пройдет не больше трех дней.
– Вы хотите сказать, ЕСЛИ вернусь?
– Екатерина, ты же не трусиха, - попеняла ей Венуста Худионовна. - Мы сделаем все, чтобы максимально обезопасить твое пребывание там. Ты постоянно будешь иметь на подмогу не только наши глаза и уши, но и руки... Девочка, у нас осталось мало времени, совсем скоро монголо-татары нападут на город, чтобы сжечь его дотла.
– Значит, и черные историки этой рукописью интересуются?
– Интересуютс, - согласно кивнул Вяземский.
– Тогда я верю, что вам трудно найти себе резидента, - посочувствовала Катя. - И чтобы играть мог, как актер - то есть, натурально притворяться, и чтобы защитить себя смог...
Она говорила, а сама лихорадочно рассуждала: конечно, проще простого отказаться, но ведь белые историки не для себя стараются. Она уже и не думала, что старики её дурачат и магии нет на свете, а вдруг окончательно и бесповоротно поверив, что все происходящее с нею - судьба и надо пойти ей навстречу... Решив так, она вдруг услышала, как старые историки между собой говорят о ней:
– Очень серьезная особа. А мы все ругаем нашу молодежь...
– Но может легко потратить все деньги на понравившуюся вещь, не думая о будущем...
– Однако, заметь, что и все последствия такого поступка она расхлебывает сама, никого не привлекая на помощь. Даже родителям не сообщила, не пожаловалась...
Екатерина не выдержала.
– Историки, ау, я ещё здесь!
– И особого почтения к старшим у неё не наблюдается, - вздохнул Вяземский. - Хорошо хоть чувство юмора ей не изменяет...
– Если я соглашусь, - осторожно поинтересовалась девушка, - мне тут же придется отправляться в эту вашу Черную Дыру?
– Если согласишься, с завтрашнего дня приступишь к учебе: изучению старорусского, монгольского языков, езде верхом, стрельбе из лука, умению разбираться в драгоценных камнях, этикету, практической магии...
– Пожалуй, будущей артистке это все может пригодиться...
– Можно принять ваши слова, Катюша, за согласие? - спросил Вяземский. - Не волнуйтесь, нашу учебу станете постигать в оставшееся от институтской время.
Катя отправилась в свою комнату, едва кукушка на стенных часах прокуковала девять раз. Не то, чтобы она так хотела спать, но ей нужно было остаться наедине с собой. Ей хотелось глубже осознать принятое решение.
Хорошо было бы с кем-нибудь посоветоваться, но Ленчику она так и не сказала, что переехала на другую квартиру, а подруги... никто из них в случившееся с Катей просто не поверит. Кто её тянул за язык? Согласилась, сама не зная, на что. Теперь вот полезет в эту дурацкую дыру! Или полетит? Кто знает, как вообще через неё пробираются?
Из-под комода донесся шорох и Катя, как ни странно, ему обрадовалась.
– Антип, ты все ещё сердишься на меня? Я больше не буду. Давай лучше поговорим. О будущем...
Глава седьмая
Такой повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы было не страшно.
Викентий Вересаев
На другой день в институте у Кати было две первых пары лекций. Она встала рано, признавая за собой некоторую безалаберность - продолжать опаздывать становилось уже неприличным.
На столе в гостиной стоял горячий самовар и на расписном блюде высилась гора аппетитных румяных плюшек.
Она больше не протестовала против заботы Венусты Худионовны - тем более, что теперь они станут служить одному общему делу, с которого один из них, кстати, может и не вернуться, хотя историки упорно избегают говорить на эту тему.
Рассуждая так, девушка встретила внимательный взгляд старой профессорши.
– Эх, Катенька, щитом-то ты свои мысли закрыла - хвалю, неплохо это у тебя получилось! - а по лицу твоему все прочитать можно. Неужели ты думаешь, не примем меры безопасности, отправляя тебя с таким ответственным заданием?
Не дают Звягинцевой почувствовать себя героиней! Можно подумать, она каждый день на подобное решается!
На лекциях она никак не могла сосредоточиться и просто автоматически записывала все, что говорил лектор. Сидящая рядом приятельница попыталась было её разговорить: о чем Звягинцева так задумалась, но Катя отбивалась от неё однозначными фразами. Кажется, невпопад, потому что заметив обиженное выражение лица однокурсницы, решила попросту замолчать.
Домой она опять торопилась. Подруги шутили: красивый сосед, что ли? Дома была одна Венуста Худионовна, которая заставила её поесть горячего супа и жаренную картошку, не обращая внимания на протесты девушки.
– Тебе сейчас понадобятся силы, - сказала она.
– А кто со мной будет заниматься? - поинтересовалась Катя, уплетая вкусный наваристый суп.
– Я, кто же еще, - ответила старый историк. - Ты ешь, а я пойду, переоденусь...
Всем бы быть такими старушками!
Из своей комнаты Венуста Худионовна вышла в серой фланелевой рубахе и черных галифе, заправленных в мягкие кожаные сапоги.
На вид сейчас ей было не больше шестидесяти лет. И перед Катей предстала уже не старушка, а подтянутая моложавая женщина в хорошей спортивной форме. Она протянула девушке прямоугольной формы сумку из светлой кожи, изукрашенную узорами тоже из кожи, но более темного оттенка.
– Переоденься, - коротко бросила она и легко села в старинное с бархатной обивкой кресло, забросив нога за ногу. - Поспеши, Катюша, у меня мало времени.
– Вы торопитесь?
– Конечно, молодильное снадобье действует всего два часа.
– Так мало? - разочаровалась Катя.
– Если бы удалось добиться более продолжительного действия, мое снадобье называлось бы уже "лекарством от старости".
– Значит, это все сказки, что в обмен на душу можно получить вечную молодость?
Венуста Худионовна расхохоталась.
– Очень мило! Ты ассоциируешь меня с нечистым?
Она встала, чтобы помочь Кате застегнуть вполне современный комбинезон, ладно обтягивающий тело.
– Иди за мной, - кивнула девушке историк и направилась к двустворчатому шкафу, стоящему рядом с сервантом; шкаф темнел отшлифованными временем боками и прежде ничем не привлекал Катиного внимания. Как она теперь поняла, напрасно.
Профессорша распахнула шкаф, внутри оказавшийся пустым, толкнула противоположную стенку, легко отошедшую в сторону, и шагнула вперед.
Катя поспешила следом. Казалось, промедли она хоть мгновение и этот внезапно открывшийся коридор опять станет заурядным шкафом.
Она ступила на зеленую, мягко спружинившую под ногой траву и зажмурилась от яркого, явно весеннего солнца, потому что ноздрями уловила именно весенний, свежий, наполненный ароматами пробуждающейся природы воздух.
– Но, если мне не изменяет память, на дворе сейчас осень, - растерянно заметила Катя.
– А ты имеешь что-нибудь против весны? - с улыбкой поинтересовалась Венуста Худионовна. - Приступим к занятиям.