Форпост. Тетралогия

— Понимаю. Мне надо подумать. Ты тоже думай. А я пока пойду рыбу ловить.

Иван устроился поудобнее и стал думать.

Примерно в двадцати метрах от берега из воды торчала целая россыпь обросших ракушками камней. У Николая это было излюбленное место ловли рыбы, здесь же женщины обычно собирали и мидий. Камни сверху плоские, стоять на них удобно, к тому же сам Коля был заядлым рыбаком, и от своей работы на благо общины он, в отличие от других, получал сплошное удовольствие. Обладая природным чутьём на рыбу, бывший офицер почти всегда возвращался в лагерь с хорошим уловом. Сейчас Николаю было не до рыбалки. Даже совершенно голая Оленька, собиравшая моллюсков, не радовала взгляд. Чёртов Ваня свернул мозги набекрень! За две недели, что Коля находился в этом новом странном мире, он успел смириться и свыкнуться со своим положением. Да и остальной народ потихоньку привыкал — во всяком случае, женских истерик стало намного меньше. Дальнейший путь был прост и ясен — делать всё необходимое, чтобы выжить. Разговоры о поиске выхода он пропускал мимо ушей, считая их пустой болтовнёй. Тем более что ни один из этих болтунов никуда не ушёл. Ивана же Николай искренне уважал. За две недели он хорошо узнал этого человека и сейчас чётко понимал — Маляренко своего решения не изменит.

Николай посмотрел невидящим взглядом на море и сплюнул. По сердцу вдруг стеганула плетью шальная мысль: "А если найдёт?"

Рыбак оглянулся. Маляренко беззаботно завалился на спину и банально загорал.

"Он сможет".

"Да как же он его найдёт! Где?" — голос разума был полон скепсиса. Николай судорожно потёр виски. Эдак и с ума сойти недолго. Он посмотрел на загорелое тело своей подруги и улыбнулся. Оля счастливо улыбнулась в ответ и продемонстрировала свою добычу — почти полную корзинку мидий. А заодно — и своё красивое молодое тело. Мысли рыбака потекли в другом направлении. Настроение улучшилось, Коля подтянул трусы и стал готовить снасть.

"Война план покажет", — подумал он и в первый раз за сегодня забросил перемёт.

Иван лежал под солнышком и искоса наблюдал за тем, как рыбачит его приятель. Девушку, находившуюся в воде с другой стороны камней, он не видел. Мысли путались, и ничего стоящего в голову не приходило. Одно Маляренко понял чётко — Николай с ним не пойдёт. Подругу вот себе завёл. Ваня завистливо вздохнул — самую красивую девчонку заарканил. Впрочем, еще не понятно кто — кого.

Еще неделю назад, когда до самых тупых дошло, что они тут, как минимум, надолго, среди баб началась жёсточайшая конкуренция за обладание лучшими самцами. С одной стороны, было забавно наблюдать, как, вернувшись вечером в лагерь после тяжёлой работы, женщины приводили себя в порядок и к столу выходили приодетыми и даже слегка подкрашенными. А с другой — горькое это было зрелище, ничего, кроме сочувствия к этим несчастным, не вызывающее. Иван вспомнил Ксюшу, бывшую соседку по самолёту. Тридцатилетняя разведенка, отплакавшись по оставленному у мамы сынишке и закатив пару истерик, успокоилась и, наметив своей целью Ивана, попёрла танком. В смысле — грудью. А грудь, надо признать, была хороша! Да и вообще женщина она была очень симпатичная, смущало Ивана только одно — она была и внешне и, самое главное, внутренне чертовски похожа на его бывшую жену. В принципе, можно было бы на это и наплевать — жениться на ней Маляренко не планировал — и закрутить интрижку, тем более что Ксения от намёков перешла к прямым и недвусмысленным предложениям, но в последние дни Ивана ставили на самые тяжелые работы, и в лагерь он возвращался с одной мыслью — пожрать да поспать.

Хотя Маляренко не мог не признать, что толк от пролитого пота был. Во вторую ночь его пребывания в лагере сквозь хлипкий плетень продрались два койота (на собрании кто-то предложил называть их именно так, хотя что это были за животные, точно никто не знал) и сильно покусали ночного дежурного — того самого хлипкого и щуплого мужичка, который ставил навес над родником. Его вопли разбудили всех, даже спящего мертвецким сном Ваню. Койотов быстро нашли и забили камнями и палками, а на утреннем совещании Ермаков дал команду бросить все дела и срочно укрепить забор. Лишь тогда Маляренко понял, каким образом поселенцы успели поставить этот плетень всего за двое суток. Колья были вбиты основательно, но довольно редко — примерно через шаг. В прутьях и ветках оплётки зияли нехилые прорехи, так что не было ничего удивительного в том, что хищники смогли пробраться внутрь. Тогда-то Иван и проявил инициативу, предложив не переделывать весь забор, а построить внутри, впритык, еще одну изгородь. Общественность в лице дяди Паши согласилась, и работа закипела. За четыре дня десять человек протянули еще один, правда, невысокий, не более метра, плетень. Зато плотный и прочный. Маляренко из любопытства промерил общую длину петляющего между деревьями забора — получилось семьсот два шага.

Если бы кто-нибудь Ивану сказал, что четыре мужчины и шесть женщин, имея всего один топорик, одну складную ножовку и пару ножей, смогут за четыре дня такое сделать — он бы не поверил. А тут — вот, пожалуйста. Великая Ермаковская стена.

Потом Серый сдуру ляпнул, что неплохо было бы засыпать землей десятисантиметровый промежуток между плетнями, за что немедленно был наказан малой сапёрной лопаткой и отправлен на земляные работы. Покумекав еще немного, дядя Паша отрядил бригаду Ромы-аэропорта копать глину и обмазывать ею иссохшийся на жаре плетень. На предмет, так сказать, самовозгорания. Сам же Ермаков, взяв в подручные Ивана, принялся таскать из промоины на самодельных носилках камни. Работа была адова, но Маляренко терпел и не жаловался, поражаясь выносливости и силе напарника.

Вообще Маляренко здорово пересмотрел своё отношение "к первому взгляду". Он понял, что здорово ошибся в отношении вожака. А узнав от Серого о трёх иностранных языках и кандидатской по экономике, Иван шефа резко зауважал и признал, что крутые меры по наведению элементарной дисциплины были необходимы. Как оказалось, Ермаков пускал кулаки в ход крайне редко — основным средством мотивации стала одежда. Раздобыв в "Газели" ворох какого-то жуткого тряпья, он кулаками заставил всех сдать свою одежду "на склад" Светлане и выдал каждому из работников по рваной тряпке. Построив народ, дядя Паша объявил, что ВСЕ вещи будут возвращены, как только работники трудом и дисциплиной докажут свою полезность. Ходить голым не хотелось никому. Ни мужчинам, ни, тем более, женщинам. И за то время, что Иван работал в посёлке, назад свою одежду получили все. Быть отстающим и в одиночку сверкать ягодицами никому не улыбалось, так что труд перевоспитуемых был воистину ударным. Кроме капитальной стены, в дальнем углу из всё той же плетёнки построили почти настоящие "удобства", а в центре поляны, рядом с родником, начали возводить большой дом. Уже не забивая колья, а вкапывая в землю слегка обтёсанные и кривоватые стволы деревьев. Кипучая энергия строителя Ермакова била через край.

За эти две недели, помимо шикарного бронзового загара, Ваня приобрел каменные мозоли на огрубевших ладонях и чувство хронической усталости. К плюсам можно было отнести пришедшие в тонус мышцы и согнанный с пивного брюшка жирок. А еще Иван стал учиться плавать, благо солёная вода этот процесс здорово облегчала. Решив, что хватит ему без дела валяться на пляже, Маляренко скинул одежду и полез воду. Учиться.

Талассотерапия помогла — невесёлые мысли рассеялись и, вдоволь поплюхавшись на мелководье, довольный Иван выбрался на берег. Следом за ним, таща две полные корзинки, из воды выбрался и Николай со своей подругой. Рыбалка удалась.

Глава 15

В которой Иван решил искать "выход", и что из этого вышло

Храбрость — это вынужденное и многократное преодоление трусости.