Страница 30 из 71
Кто не знаком с особенностями рыбной ловли на Тивериадском озере, не смог бы написать двадцать первой главы Евангелия от Иоанна. Здесь рыбаку, забрасывающему сеть, лучше положиться на совет кого-то, кто стоит на берегу и указывает ему, куда именно бросать, потому что с берега виден косяк рыб, незаметный вошедшему по пояс в воду.
Бывает, что местные рыбаки раз за разом вытаскивают пустые сети, но вдруг пойдет косяк, и тогда им приходится, как сказано у Иоанна, «тащить на землю сеть, полную крупных рыб», и первое, о чем они беспокоятся, — чтобы сеть не порвалась.
Святой Иоанн, описывая это чудо, не забывает прозаически заметить, что «не прорвалась сеть». Кому, кроме рыбака или человека, близко знакомого с этим промыслом, придет в голову в такой момент упоминать об этом?
Рыба, которую мы поймали, называется мушт, или тиляпия. Ее много в Галилейском море. Это плоская рыба длиной около шести дюймов, с огромной головой и похожим на гребень плавником на спине. Ее также называют рыбой святого Петра, потому что существует легенда: именно изо рта этой рыбы святой Петр вынул две монеты, которыми Иисус смог заплатить дань мытарю.
Я смотрел на улов и вспоминал описание этой истории у святого Матфея. Иисус и Петр вместе пришли в Капернаум после Преображения в отрогах горы Хермон. К ним подошел человек и потребовал храмовую подать — две дидрахмы, взимаемые с каждого взрослого иудея на ежедневные жертвоприношения и другие нужды Иерусалимского храма. У Иисуса и Петра не было денег, и тогда Иисус сказал Петру: «…пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай за Меня и за себя» (Мф 17, 27). Из чистого любопытства я открыл рыбине рот и положил в него три пиастра, монету величиной с английские два шиллинга. Монета вошла легко, потому что рот у этой рыбы непропорционально большой. Самец тиляпии обычно носит во рту икру, а когда появляются мальки, они используют рот родителя как надежное убежище в минуты опасности. По мере того, как мальки растут, рот взрослой рыбы так растягивается, что трудно даже понять, как она может есть.
Но вернемся к рыбакам. Едва рыба уснула, один из них развел костер из тоненьких веточек. Другой сделал ножом по три разреза на спинах рыбин и поджарил их на костре. Абдул сбегал в лодку и принес две-три плоских лепешки арабского хлеба, тонкого и ломкого, похожего на перепеченные блины.
Одну из рыбин сняли с огня, положили на лепешку и протянули мне. Ели руками. Рыба оказалась очень вкусная.
И снова рыбаки «исполнили» один из самых важных и красивых эпизодов Евангелия от Иоанна. Христос, встав из могилы, велел семи своим ученикам приготовить чудесный улов именно так, как это принято у галилейских рыбаков.
Он показался на берегу в рассветных сумерках. Сначала они не узнали Его. Когда Он велел им забросить сети, они подумали, что это просто рыбак, который с берега увидел косяк тиляпии. Но подойдя ближе, святой Иоанн прошептал: «Это Господь».
Тогда ученик, которого любил Иисус, говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море.
А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб. Иисус говорит им: принесите рыбу, которую вы теперь поймали. Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть.
Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты? зная, что это Господь. Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу (Ин 21, 7-13).
В Палестине я видел много такого, что не изменилось с библейских времен, но нигде больше мне не приходилось наблюдать, как современные люди невольно воспроизводят написанное в Евангелиях. Галилейские рыбаки могут быть арабами и мусульманами, иметь свои привычки и обычаи, но рыбу они ловят так же, как ее ловили Петр, Андрей и Филипп.
2
В марте журавли летят на север над морем Галилейским. Из Центральной Африки через Палестину — в Россию. «И аист под небом знает свои определенные времена, и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время, когда им прилететь; а народ Мой не знает определения Господня», — сказано в Книге пророка Иеремии (Иер 8, 7).
Полет журавлей всегда казался мне одним из самых красивых зрелищ в Галилее. Птицы летят на большой высоте, вы можете даже не заметить их, пока солнце, осветив белые перья, не покажет вам настоящий снегопад на голубом небе. Они летят медленно, выстраиваются в огромные клины. Иногда кажется, что они остановились и кружат над определенным местом, словно примериваясь сесть. Но через полчаса их уже не видно — скрылись за белой шапкой горы Хермон.
В окрестностях Табгхи повсюду можно увидеть зимородков. Они, как правило, парами кружат над Галилейским морем, как ястребы, ныряют в воду и почти всегда выныривают с небольшой рыбкой в клюве. Здешние белые и черные птички своим простым окрасом разительно отличаются от переливчатых зимородков английских ручьев. Об этой птице существует красивая легенда. Говорят, что изначально все они были серыми или белыми, но, выпорхнув из Ковчега, полетели прямо на закат солнца, которому и обязаны теперь ярким оперением. Как галилейские зимородки избегли общей судьбы — ума не приложу!
Есть несколько других птиц, очень похожих на наших северных птичек, — это козодои и щурки из Смирны.
Самый привычный звук на Галилейском море — чириканье воробьев. В Табгхе, в эвкалиптовой роще, их огромная колония, и каждый вечер они устраивают концерты, которые длятся до темноты.
Эта роща — самое прелестное место на побережье. Под высокими деревьями всегда прохладно, почва под ногами рыхлая и присыпана сухими листьями. Все это очень напоминает привычный нам лес.
Я часами сидел там, пережидая жару и наблюдая за зимородками и водяными черепахами. Вообще-то черепахи осторожны и даже боязливы, но иногда молодые и неопытные устраиваются на берегу ручья вместо того, чтобы лежать на камнях посередине. Их нетрудно поймать, и вы будете вознаграждены забавным зрелищем: смешная маленькая головка с черными глазками-бусинками быстро втягивается под панцирь. Черепахи довольно проворно плавают под водой, их путь легко отследить — они высовывают свои тупые носики наружу всякий раз, как понадобится глотнуть воздуха. Я рад, что арабы не нашли никакого коммерческого применения их панцирям, — не то их давно истребили бы. Черепахи путешествуют по всему берегу Галилейского моря, но, кажется, больше всего любят теплые лужицы у скал.
У арабов есть занятная история о черепахе. Как-то раз одна женщина пекла хлеб. Другая проходила мимо и попросила немного. Хотя считается недопустимым отказать в куске хлеба кому бы то ни было, женщина сказала, что лишнего у нее нет. Тогда благочестивая Фатима, а это была именно она, наложила на посмевшую ей отказать проклятье: та вечно будет передвигаться, нося свою печь на спине. Бедная женщина превратилась в черепаху, и арабы, вытащив животное из воды, покажут вам черные подпалины на печке, то есть на панцире.
Иногда вечером к берегу подплывала арабская лодка, и Абдул, на которого, похоже, произвели большое впечатление чаевые, которые я ему дал, спрыгивал в воду и скоро оказывался на берегу. Ему очень нравились английские сигареты — он блаженно затягивался, запрокинув голову.
Я спросил его как-то, рассказывают ли галилейские арабы какие-нибудь истории про Иисуса.
— О да, — ответил он. — Иисус исцелил дочь царя Гергесы, у которой были «бесы под ногтями».
Я понятия не имел, что это за «бесы под ногтями», и никто не мог объяснить мне[9].
Кроме того, арабы знают, что Иисус ходил по воде, и с большим почтением относятся к дереву, растущему на вершине холма, на том самом месте, где, согласно легенде, Иисус сотворил одно из своих чудес. Дерево называют Благословенным и говорят, что если сжечь его веточку на костре, можно исцелиться от всех болезней.