Психоз 2

Котенок потерся о ее ногу, и она наклонилась, чтобы погладить его.

— Я себя и с этим котенком ассоциирую. И со многими другими людьми, да и мало ли с чем еще. Может, это потому, что я актриса…

— Большинство из нас ассоциируют себя с кем-то, в той или иной степени.

— Большинство? — Она выпрямилась. — Но не психиатры, полагаю. Им несвойственна подобная слабость.

— М-р-р… — Котенок, казалось, одобрительно кивнул, тогда как Клейборн нахмурился.

— Перестаньте постоянно напоминать мне о моей профессии, — сказал он. — Психиатры не хуже и не лучше других людей. Просто опыт подсказывает нам, что полное отождествление себя с кем-либо, будь то Иисус Христос или Адольф Гитлер, опасно. Однако мы можем сочувствовать, сопереживать, соотносить себя с кем-то…

Джан вызывающе посмотрела на него.

— И с кем же вы себя соотносите?

— Да со всеми. — Клейборн пожал плечами. — По крайней мере пытаюсь. С Норманом, конечно, — я разделяю его негодование по поводу закрытого режима и ограничений. Мне понятно стремление Марти Дрисколла к успеху, поскольку и сам я отчасти его испытываю. Понятна позиция Роя Эймса как писателя, который пытается рассказать все так, как есть. Я тоже хотел поведать правду о Нормане, написав книгу.

Глядя на Клейборна, Джан вспомнила другой вечер, когда они вдвоем сидели в этой комнате и она ощутила внезапное влечение к нему. Сейчас, слушая его, она почувствовала, как все повторяется. Дело было не в том, что он говорил, а в голосе. Он не разговаривал с ней как профессионал, он лишь хотел, чтобы она поняла его, и ей хотелось убедить его в том, что она понимает. Джан изо всех сил старалась сдержаться и не потянуться к нему в ответ на его благожелательность — не потянуться физически…

Она быстро подавила в себе это желание, спрятавшись за спасительной оградой слов.

— Пол Морган? — переспросила она.

Клейборн кивнул.

— Мне не нравится, что он делает, — эта его мелкая жестокость, самолюбование. Но мне знакомы его неуверенность, его сомнения насчет собственного образа. То же самое с Виццини. Может быть, даже в большей степени. Я знаю, каково это — быть сиротой.

— Вы?

Он понизил голос:

— Да. Я не знаю, кто были мои родители, не знаю своего настоящего имени. Единственное отличие в том, что я не убегал из приюта. — Клейборн помолчал. — Когда вы рассказывали мне о своей младшей сестре, вы попали в точку. Насколько мне известно, у моей матери были такие же проблемы, а ребенок вашей сестры и я — близнецы. — Клейборн посмотрел на нее с улыбкой. — Начинаете понимать, о чем я? Не нужно полностью отождествляться с кем-то, чтобы ощутить свою связь с этим человеком. Стоит только заглянуть поглубже, и в каждом вы найдете частичку себя.

Джан кивнула.

— Именно это я и чувствую в отношении Мэри Крейн. Только мы ближе друг к другу, потому что между нами есть еще и физическое сходство. Иногда я не могу не думать о том, что, если сыграю эту роль правильно, это будет то же самое, что воскресить ее…

— Даже если на этом окончится ваша жизнь? — Он наклонился к Джан, взял ее руку и заговорил еще тише: — Я знаю, как это важно для вас. Но помните — это всего лишь роль. Мэри Крейн мертва, а вы живы. Что произойдет с вами — вот что важно.

Она увидела его взгляд, и глаза сказали ей больше, чем слова. Он к ней неравнодушен — это было очевидно. Она чувствовала теплоту его рук, сжимавших ее руку, ощущала пульсацию его крови. Он волновал ее, и это было хорошо, потому что она забывала о своих мыслях. Хотя Джан и старалась сохранять спокойствие, она все равно испытывала страх, а ей не хотелось о нем думать. Может, Клейборн был прав, а она нет — но разве это важно? Важно было то, что происходило здесь и сейчас, эти прикосновения, от которых учащался пульс. Это было то, чего она хотела, то, в чем она нуждалась, потому что это было реальным.

Джан придвинулась к нему, закрыв глаза. Ее губы искали его губы, они прижались друг к другу, его руки коснулись ее груди, потом бедер…

И оттолкнули ее.

Она открыла глаза.

— Что не так?

— Джан, послушайте, — мягко заговорил он. — Я знаю, чего вы добиваетесь, но это вам не поможет. Ваша безопасность — вот что важно, а вовсе не угроза вашей карьере. Подкупать меня таким образом — это не решение проблемы.

Она быстро встала. Котенок испуганно вскочил, изогнув свой короткий хвостик.

— Подкупать? Послушайте, вы, самодовольный ублюдок…

— Простите. — Он тоже поднялся. — Вы неправильно меня поняли. Вы же понимаете, я хочу вас, но не на этих условиях…

Джан отвесила ему пощечину, и он умолк.

— Условиях? Это вы ставите условия. Только вы, и никто другой. Убирайтесь отсюда к черту. Отсюда — и из моей жизни!

Она повернулась, решительно подошла к входной двери и распахнула ее. Котенок в страхе мяукал где-то внизу, но она не видела его.

— Не глупите, — сказал Клейборн. — Вы должны понять…

Джан не слышала его голоса. Она ничего не видела и не слышала, лишь чувствовала, что он движется в ее сторону и вот-вот прикоснется к ней. Она отступила назад.

— Нет… убирайтесь!

Он проследовал мимо нее, опустив руки. Она захлопнула дверь и прислонилась к ней, вся дрожа. Только услышав шум отъезжавшей машины, она пришла в себя и вновь обрела способность видеть и слышать.

Но теперь ничего не было слышно, даже испуганного мяуканья. Она оглядела гостиную, но котенка так и не обнаружила.

Он исчез.

27

Через два часа, выпив еще два скотча, Джан легла в постель, но уснуть не смогла.

Одна, черт бы его побрал!

Она взбила подушки и устроилась поудобнее. Вини лучше себя.

Ей к этому не привыкать. Это она во всем виновата — в том, что вышла из себя, в том, что не удержала Клейборна, даже в том, что напугала котенка и тот потерялся в тумане. Гнев женщины, которую отвергли, хуже ада.[86]

Только он не отверг ее. Все, что он сделал, — это сказал правду. Она действительно хотела его, но это было не только желание вскружить ему голову — тем самым она хотела отвлечь его от картины. «Безумная леди» — хорошая характеристика для нее самой. Она, наверное, безумна, раз не видела, что он и вправду хочет ее защитить.

Но от чего? Намеки и догадки — не доказательство. Может быть, есть что-то еще, чего он не сказал ей?

Возможно, Рой знает?

Включив лампу возле кровати, Джан потянулась к телефону, стоявшему на тумбочке. Набрала номер Роя и стала ждать.

Никто не отвечал.

И ответов на ее вопросы не было.

Она положила трубку, выключила свет, натянула на плечи одеяло. Как ни странно, она испытала облегчение оттого, что ей не удалось поговорить с Роем. Скорее всего, он сказал бы то же самое — попытался бы отговорить ее от съемок в «Безумной леди». Может быть, она и в самом деле безумна, но не настолько же. Пока у него и у Клейборна не найдется других аргументов, никому не удастся ее сломить. Ей слишком многое пришлось испытать. Пять лет. Посмотри правде в глаза — ты ведь не молодеешь. Тебе еще через многое предстоит пройти, так что не сворачивай с пути. Ведь ты же не хочешь закончить никем, как Конни. Бедная Конни…

Бедная Конни тем временем развлекалась.

Или это ею развлекались?

Впрочем, не важно. Так или иначе, она отлично проводила время. Или собиралась отлично его провести, как только этот умник оператор наведет фокус на ее промежность. Вероятно, придумывает разные шуточки, поглядывая на нее, а она уже умирает под этим освещением.

Умирает, но и живет.

Потому что в кои-то веки хоть кто-то обратил на нее внимание. В студии Лео было еще семь человек, и все они не сводили глаз с Конни, точнее, с некоторых мест Конни. Какой-то клоун с ручной камерой облюбовал ее бедра, гримерша втирала какое-то липкое красное средство ей в щеки, осветитель следил за тем, чтобы ее лицо ярко выделялось на черном фоне. Помощник звукооператора подвешивал микрофон над ее головой, звукооператор присел на корточки возле аппаратуры и настраивал громкость, тогда как сам Лео — продюсер, режиссер и художник-постановщик, ответственный за установку декораций в этой маленькой студии, — одобрительно ее рассматривал. Шестой человек — если, конечно, эту волосатую голую обезьяну можно было назвать человеком — тоже отвечал за установку кое-чего, что являлось его неотъемлемой собственностью. И когда другие закончат, за дело примется он.

86

Гнев женщины, которую отвергли, хуже ада. — Ставшая крылатой фразой видоизмененная строка из стихотворной трагедии английского драматурга эпохи Реставрации Уильяма Конгрива (1670–1729) «Невеста в трауре» (1697, III, 2), которая в свою очередь является вольной цитатой из комедии его современника Колли Сиббера (1671–1757) «Последняя уловка любви, или Модный глупец» (1696). Пер. С. Антонова.