Страница 53 из 105
Кроме того было еще так рано, что все друзья и знакомые барона просто-напросто спали; кому могла прийти в голову мысль отправиться куда-то пешком в такую погоду?
Поливаемый дождем, Шлеве торопливо шагал к окраине Парижа; он пересек несколько площадей, перешел на другой берег Сены и наконец оказался у цели.
Перед ним на отшибе стоял большой дом, позади которого начинался пустырь. То было жилище парижского палача.
Хотя занятие его и не считалось уже бесчестным, водить знакомство с палачом избегали все. В прежние времена палач не имел права жить в центре города, теперь на это не обращали внимания. За пустырем тянулись другие кварталы, хотя и окраинные.
Шлеве вошел в приоткрытые ворота и увидел во дворе человека, занятого у небольшой, странного вида повозки. Вымоченное дождем дерево, из которого была сделана повозка, казалось черным. Верх повозки был откинут, человек с засученными рукавами, которые позволяли видеть его мускулистые руки, мыл повозку внутри. Это был фургон для перевозки заключенных к месту казни, и, судя по всему, предназначался он для Фукса, а человек с мускулистыми руками являлся помощником палача.
Шлеве отряхнул мокрый плащ и позвал:
— Эй, любезный друг!
Человек с голыми руками обернулся и, увидев Шлеве, сказал:
— Любезный друг? Вы первый меня так называете. Что вам угодно?
Шлеве подошел поближе, но на него так пахнуло из фургона, что он тут же отпрянул.
Помощник палача гулко рассмеялся; его черные волосы взлохматились от работы, он был одет в непромокаемую рубаху и панталоны, красный кант на которых указывал на его былую принадлежность к военной службе.
— Я бы очень хотел переговорить с вами с глазу на глаз,— сказал Шлеве с любезной миной, хотя на душе у него кошки скребли.
— Говорите, мне некогда,— отвечал помощник палача, продолжая мыть фургон.
— Мы здесь промокнем.
— Мы и без того уже промокли. Ну так что у вас за дело ко мне?
— Я хочу просить вас об одном одолжении — разумеется, за определенную плату.
Услышав о деньгах, человек с голыми руками сделался покладистей.
— Пойдемте под арку,— сказал он,— там не так мочит.
Шлеве, дабы подтвердить свое обещание, побренчал кошельком.
Помощник палача слез с повозки и, подойдя к барону, которого до этой минуты не знал, но начинал все более и более уважать, провел его под арку ворот.
— Дело, видите ли, просто в моем желании пошутить. Приятель дает завтра маскарад, и я хотел бы прийти туда в вашем костюме.
Помощник палача рассмеялся тем же грубым смехом.
— Вы, видать, решили напугать всех женщин?
— Что-то в этом роде. Во всяком случае, мне нужен точно такой костюм, какой вы надеваете перед казнью.
— До завтра? Это не так-то просто.
— Я думаю, что он не так уж сложен, а?
— Ничего сложного; но, может быть, вы желаете взглянуть?
— Вы очень добры, но не смогли бы вы одолжить ваше платье до завтра, чтобы портной мог взять его за образец.
— Нет, оно мне понадобится сегодня вечером; в Ла-Рокет поступил один смертник, и мы будем строить ему трон.
— Ну, если так, тогда и смотреть не стоит,— сказал Шлеве,— потому что описать словами ваш костюм довольно трудно.
— Вовсе нет, он очень прост: красная рубаха, черные панталоны и высокие сапоги — вот и все.
— Ваше платье еще новое?
— Совсем новое,— отвечал помощник палача.
— Я дал бы вам сорок франков, если бы вы одолжили мне его до завтра.
— Сорок франков? — воскликнул работник.— Черт возьми, это было бы неплохо.
— И мне это выгодней,— сказал барон.— Портному я заплатил бы шестьдесят, а вам дам только сорок и вдобавок получу подлинный костюм.
— Да,— заверил помощник палача,— это так.
— Скажите, а платья ваших товарищей и ваше одинаковы?
— Конечно, все костюмы совершенно одинаковы, и потому мне кажется, что ваше дело можно уладить.
— Если так, то я сейчас же дам вам сорок франков.
— А я дам вам свой костюм, а на вечер займу такой же у Германа, так как иначе меня не пустят в тюрьму. Ну, а ночью, при постройке эшафота, там уже будет все равно, красная или белая на мне рубаха — ночью все кошки серы.
— Хорошо,— сказал барон,— но вы должны молчать об этом, потому что мне будет очень неприятно, если на празднике узнают, что я надел ваше настоящее платье.
— Не беспокойтесь, никто ничего не узнает,— ответил помощник палача и быстро зашагал через двор.
Барон с радостным нетерпением провожал его взглядом; все шло как нельзя лучше, теперь он сможет быть к полудню в Ла-Рокет, как и обещал.
Помощник палача скоро вернулся с пакетом в руках; он развернул его перед Шлеве, чтобы показать, за что тот платит деньги.
Там была темно-красная рубаха с вышитым на груди серебряным топором, черные бархатные панталоны и соединенные с ними блестящие сапоги.
— Возьмите сорок франков,— сказал барон, протягивая две монеты.— Мы в расчете?
— А вы вернете мне мои вещи?
— Конечно! Но может случиться, что мне разорвут рубаху или обольют вином панталоны.
— Ага, если так, то с вас восемьдесят франков,— воскликнул помощник палача,— чтобы я в случае чего мог заказать себе новое платье. Я не знал, что вы собираетесь в кабак.
Барону ничего не оставалось, как достать еще две монеты.
— Вот вам восемьдесят франков — видите, четыре двадцати франковые монеты. Теперь вы удовлетворены?
— Некоторым образом… Но… если вещи вам больше не понадобятся, вы принесете их назад? За одолжение и пользование этим платьем восемьдесят франков — не так уж много!
Шлеве отлично видел, что помощник палача хочет содрать с него как можно больше, но он был рад, что вещи, посредством которых он собирался спасти заключенного в Ла-Рокет, находятся у него, и с готовностью подтвердил, что после маскарада костюм будет сразу же возвращен владельцу.
— Теперь, чтобы я поточней мог войти в образ, сообщите мне, пожалуйста, некоторые подробности. В котором часу вы пойдете вечером к приговоренному?
— Около одиннадцати.
— А когда начнете строить эшафот?
— Около десяти.
— Когда же гильотина скажет свое слово?
— Завтра в семь часов утра дело будет сделано.
— Хотелось бы посмотреть на это занятное зрелище. Казнен будет знаменитый Фукс, бежавший с каторги?
— Да, он! Я думаю, нам придется немало с ним повозиться.
— Его товарищ бежал, как я слышал?
— Да, к сожалению,— сказал помощник палача,— а то мы получили бы не по пяти франков на человека, а вдвое больше.
— Видели вы когда-нибудь Фукса?
— Нет, но сегодня в одиннадцать часов я успею им вдоволь налюбоваться.
— Поосторожней с ним!
— Вы думаете, он может что-нибудь мне сделать?
— С такими людьми шутки плохи.
— Стоит ему только пошевелить рукой, я зарублю его топором, как бешеную собаку.
— Но таким образом вы избавите его от публичного наказания.
— Мне что за дело; он будет в таком случае не первым, кого мы потащим на эшафот мертвым.
— С вами так интересно болтать, что я никак не могу заставить себя уйти. Но… спасибо!
— Желаю вам повеселиться на маскараде!
— А я вам желаю повеселиться на казни; у всякого свой праздник.
Помощник палача рассмеялся, а Шлеве, спрятав пакет под плащ, кивнул ему и удалился.
Предстояла еще одна трудность. Тюремный сторож ни под каким видом не должен был заметить пакета. Поэтому барон завернул в один дом, чтобы как следует скрыть предназначенные для Фукса вещи.
Красную рубаху ему удалось свернуть таким образом, что она вошла в карман плаща, но что делать с панталонами и сапогами? Ничего не придумав, Шлеве решил положиться на свое везение и, укрепив на себе то и другое как можно незаметнее, закутался в широкий плащ.
Пасмурная дождливая погода благоприятствовала его замыслу. Состроив грустную мину, он миновал Пер-Лашез и вышел на улицу Ла-Рокет. Чем ближе подходил он к лобному месту, тем печальней становилось его лицо — барон входил в роль.