Страница 5 из 105
— Умоляю, ваше величество,— говорил Шлеве, неотлучно находившийся возле короля,— умоляю вас не подвергать себя опасности и покинуть эту комнату, ибо безумие толпы достигло крайних пределов.
— Вот я и хочу видеть, до чего безумие может довести толпу,— сказал король и решительно направился к окну.
То, что король увидел, так потрясло его, что от ужаса и горя он закрыл лицо руками. Страшный бой завязался на мосту, казалось, кровь окрасила реку. Площадь с трудом удалось расчистить, но в прилегающих к ней улицах, где были воздвигнуты баррикады, продолжалась яростная резня.
В комнату вошел адъютант.
— Какие новости? — отрывисто спросил король.
— Ваше величество, полк Альторф перешел на сторону мятежников, что привело в смущение войска,— доложил адъютант.
— Вы злополучный вестник,— озабоченно ответил король.
В дверях показался генерал, посланный комендантом. Мундир его был изодран, шлем прострелен, правая рука в крови.
— Ваше величество! — воскликнул он.— Есть только одно средство спасти столицу.
— Какое же? Говорите! — встрепенулся король.
— Прикажите обстреливать город, только тогда мы сладим с ними.
— Никогда! — вспыхнул король.— Пока я дышу, этого не будет. Вы хотите, чтобы мирная, приверженная мне часть населения погибла?
— Тогда все пропало, ваше…— успел еще сказать генерал и упал без чувств.
Король был крайне взволнован, но ему предстояло выслушать еще худшие вести. В комнату вошел адъютант и сообщил, что принц Август, которому король только что отказал в его желании обстреливать город, переодетым бежал из города вместе с несколькими льстивыми сановниками, которым король сделал немало добра.
— Все меня покидают! — Короля явно поразило это известие.
— Все, кроме верного вашего слуги, осмеливающегося произнести эти слова,— прошептал барон Шлеве, тогда как королева, рыдая, бросилась в объятия игуменьи монастыря Гейлигштейн.
— Я сумею вознаградить вас за вашу верность,— ответил король, протянув руку негодяю.
Шлеве, встав на колено, поцеловал руку короля.
— Ваше величество, эти нечестивцы подойдут к вам только через мой труп,— проговорил он.— Однако, не слышно больше. выстрелов,— прибавил он скороговоркой,— не удалось ли верным войскам вашего величества усмирить мятежников?
Король с бароном подошли к окну. Им представилось удивительное зрелище: на баррикаде на улице Маренталь стоял Эбергард Монте-Веро, своим появлением укротивший дикую толпу, стоял без оружия, с непокрытой головой, как на окровавленном эшафоте. Казалось, он был неуязвим. Общее возмущение сменила мертвая тишина. Эбергард обратился к народу с короткой речью, затем спокойно сошел с баррикады и направился к воротам замка.
Король смотрел с немым удивлением на эту сцену, а камергер Шлеве не мог скрыть злой усмешки.
Князь направился к замку. Он шел прямо в западню, расставленную ловким бароном.
— Ваше величество мне не поверит, если я скажу, что влияние этого человека будет иметь самые ужасные последствия. Он сам сейчас доказал это лучше, чем все мои слова.
— Вы думаете, князь виноват в этом мятеже? Нетнет, господин барон, вы ошибаетесь. Очень может быть, что князь либерал, что он вредит мне своими непонятными идеями, но что он строит изменнические планы…
— Князь Монте-Веро,— доложил, войдя в комнату, Биттельман, верный слуга короля, в то время как Шлеве на последние слова короля двусмысленно пожал плечами.
— Просите князя,— приказал король.
Биттельман отворил дверь, и на пороге показалась высокая фигура Эбергарда. Его лицо посуровело, когда он увидел рядом с королем Шлеве.
Эбергард знал, что этот человек был злым гением замка, что вместе с другими, тесно связанными с ним вельможами, что обязаны были ему своими местами, являлся самым вредным советником короля; именно они-то и вызвали возмущение народа.
Случилось то, чего князь Монте-Веро боялся, то, чего он старался, насколько мог, не допустить. Этого никогда бы не произошло, если бы обманутый король не доверился людям, которые не гнушались никакими средствами, чтобы обогатиться за счет народа.
И вот то, чего так опасался Эбергард, произошло. Сердце князя обливалось кровью, он всеми силами старался остановить это ужасное опустошение. С этой целью он вошел в замок. Король принял его. Однако на лице короля Эбергард заметил внутреннюю борьбу: король не знал, доверяться князю или нет. Семя, посеянное Шлеве и его приверженцами, успело дать свои ростки.
— Несете ли вы нам, князь, известие об усмирении мятежников, или нам придется прибегнуть к крайним средствам?
— Ни то ни другое, ваше величество; я не делегирован несчастным народом, в эту минуту я только человек, следующий влечению своего сердца.
— Нам казалось, что вы имеете неотразимое влияние на народ; кроме того нам сказали, якобы вы руководитель и защитник народа. Не является ли это народное восстание плодом ваших идей и ваших действий, князь?
— Я бессилен перед такими обвинениями, ваше королевское величество,— произнес возмущенный Эбергард,— Ваши приближенные приписывают мне это ужасное кровопролитие и уверяют вас в том, что я изменник! Если и вы, ваше величество, такого же мнения, то я повергаю себя к вашим стопам с просьбой произвести тщательное расследование!
— Отвечайте мне фактами, а не рассуждениями,— проговорил король.— Ведь в вашем дворце собирались предводители этих мятежников. Разве это неправда?
— Ваше величество, в моем доме разогнали общество моих друзей, посредством которых я старался сблизиться с благонамеренными и влиятельными людьми, чтобы избегнуть того, что совершается теперь.
— Так вы знали обо всем раньше? Это удивительно, князь, похоже, вы сами себя обвиняете.
— Я обвиняю советников вашего величества,— твердо ответил Эбергард.
— Простите меня, ваше величество,— обратился к королю Шлеве, находя, что настала его очередь сказать несколько слов.— Шум мятежа все не умолкает. Не следует ли какими-нибудь средствами его остановить? Я убежден, что стоит только князю появиться на этом балконе, и он положит конец всей этой резне.
— Вы слишком высокого обо мне мнения, барон. Полагаю, оно возникло у вас с тех пор, как мне удалось освободить вас из рук возмущенной толпы, когда ваша карета переехала одного бедного ребенка. Но это было только невинным началом кровавой драмы, что разыгрывается теперь. Мое появление на балконе не может удержать возмущенного до крайности народа. Вид крови, барон, раздражает народ и приучает к себе его глаза. Вспомните только сражения, где друг и недруг с одинаковой яростью убивают один другого.
— Попробуйте, князь, может быть, вам все же удастся с этого балкона усмирить толпу,— продолжал настаивать Шлеве, тогда как король, сложив руки на груди, мрачно смотрел на Эбергарда, идеи которого казались ему еще опаснее прежнего.
Вошел Биттельман.
— Господин комендант! — доложил старый слуга.
— Просите! — ответил монарх, в то время как камергер приблизился к нему и шепнул несколько слов. Так же тихо получив от короля приказание, он со злой улыбкой вышел из комнаты.
— Что скажете нам? — спросил король запыхавшегося и бледного генерала.
— Ваше величество, я опять пришел к вам с просьбой позволить обстрел города. Мятеж с каждым часом ширится. Приближается вечер, ночь будет страшной, если кровопролитие не остановить!
— Мы вам укажем лучший способ для водворения мира и спокойствия, граф! — Голос короля дрожал.— Мы не согласны обстреливать нашу столицу; тем самым мы будем только потворствовать желаниям наших противников. Зачинщика этого кровопролития нет среди бунтовщиков. Барон и наши министры правы: народ явился непроизвольным орудием в руках злодея, которого надо искать в другом месте! Господин комендант, объявите мятежникам, что князь Монте-Веро арестован…
Эбергард, пораженный, отступил на шаг.
— …и что мы берем его в заложники,— продолжал король.— Прибавьте еще, что если не водворится спокойствие, то завтра же князя Монте-Веро не будет в живых. Полагаю, это будет действеннее обстрела города!