Страница 95 из 100
Тем мальчиком, которого бедные люди положили на только что распустившиеся цветы и на которого чудесная звезда проливала свой яркий свет, тем мальчиком, как бы явившимся с неба, был ты, мой Эбергард. Я взял тебя к себе и дал тебе имя в честь дня, когда я обрел тебя. Мы похоронили неизвестную даму, твою мать, под сенью цветущих деревьев.
Драгоценный амулет, который я тебе дал,— камень с изображением креста, солнца и черепа,— был единственным наследством, оставленным тебе.матерью. Может быть, он поможет тебе отыскать твоих родителей. Никто не мог узнать имени твоей матери; я заметил только, что на платке, который она держала в руках, была вышита королевская корона. Никто не слыхал, что сделалось с дикими конями и со сломанной каретой…
Мне тяжело открывать тебе эту тайну, но я считаю себя обязанным сообщить тебе перед смертью, что Эбергард фон дер Бург — это не твое настоящее имя, дабы ты мог отыскать своих подлинных родителей и принять имя, которое принадлежит тебе по праву.
Все, что здесь написано,— истинная правда, клянусь в том вечным моим спасением.
Теперь Леона знала о тайне, скрывавшей рождение Эбергарда; в умелых руках это послание могло послужить грозным оружием против ее бывшего мужа.
Леона отдала записку камергеру Шлеве, который не только не был наказан за преступление, совершенное им против Маргариты, но приобретал все больший и больший вес при дворе; через несколько месяцев по воле королевы он стал членом тайного королевского совета, так что влияние его распространилось не на одних только министров, но и на всю страну. Народ скоро на себе ощутил последствия этого могущества и копил гнев, так как жизнь под управлением камергера становилась все тяжелее и тяжелее.
Этот хромоногий сотоварищ Леоны, этот барон, который сбил когда-то каретой ребенка могильщика при церкви Святого Павла, обладал достаточным могуществом, чтобы привести в исполнение самые гнусные свои намерения. Он умел ловко скрывать их от короля, который, не без помощи своей супруги, благочестивой королевы, совсем отошел от дел и отдалился от своего народа.
XLI. ВОРЫ ВО ДВОРЦЕ
Была бурная и холодная весенняя ночь. Сильный порывистый ветер то утихал, то снова принимался завывать на улицах столицы. Проливной дождь с шумом падал на мостовую и с силой бился в окна и ставни домов. Непроходимая грязь образовалась на всех улицах. Тускло светившие фонари казались в эту ночь еще привлекательнее для пешехода, что изредка показывался на опустевших улицах столицы.
Только в более, оживленных кварталах слышались беззаботные голоса возвращавшихся из трактиров студентов; их веселые Песни прерывались сердитой бранью сторожей, чей сон они тревожили.
После полуночи какие-то два человека вышли на улицу из трактира Альбино.
— Ух,— сказал один из них, надвигая шляпу на свои черные как смоль волосы,— по такой погоде выходят только хищные птицы да ночные сторожа.
— И мы! — прибавил другой.
— В таком случае, и лейтенант, что обещал поджидать нас на Соборной улице.
— Впрочем, такая погода для нас, пожалуй, удобнее.
— Твоя правда, Кастелян; шум дождя, свист ветра имеют свои хорошие стороны. Маленькая Минна отворит нам ворота?
— Сегодня к вечеру я был у нее,— отвечал уже известный нам преступник, которого товарищи называли Кастеляном.— Она обещала отворить ворота боковой башни после того, как все лакеи и слуги замка разойдутся по своим комнатам. Я не забыл исследовать все узкие и широкие коридоры, по которым нам придется пробираться, чтобы попасть в комнату, где хранятся сокровища. Имей в виду: там тяжелая железная дверь. Ты взял с собой инструмент, чтобы выломать ее?
— Против этих двух винтов ничто не устоит: они выломают дверь и покрепче,— сказал с уверенностью Кастелян, с трудом шагая через огромные лужи.
— Покажи их мне.
— Глупая ты голова, я покажу тебе их после. Что можно разглядеть при свете фонаря! Я и без того сделал непростительную глупость, что зашел к тебе вечером в семейный дом. Голову заложу, что девушка, сидевшая у ворот, была прекрасная Маргарита; она мне не особенно доверяет, и я плачу ей той же монетой.
— Прекрасная Маргарита? Ты не ошибся? Рядом с нами живет старый Эренберг; какая-то девушка в, самом деле сняла у него на днях половину комнаты.
— Значит, это она и есть! Следовательно, она живет за той стеной, возле которой мы совещались. Я очень не доверяю этой девушке.
— Не беспокойся, Кастелян, у нее не было ни времени, ни охоты наблюдать за нами. Старая Эренберг умерла прошлой ночью от тифа и лежит теперь под лестницей! Сегодня за ней, по предсказанию доктора, должна последовать и ее старшая дочь Августа.
— Твоя правда, от этого пропадет всякая охота следить за соседями. Но я и Вальтеру доверяю не больше!
— Он приходит только к вечеру и остается очень недолго; сегодня во время нашего разговора его также не было.
— А где ты нашел этого бездельника лейтенанта?
— Где же еще, как не за водкой? Он сидел у «кронпринца» вместе с несколькими студентами.
— Ты уверен, что он нас поджидает?
— Кто, лейтенант? О, он дорожит своим честным словом. Он не перестал быть господином фон Рейцем, хотя суд и лишил его дворянского достоинства. Мещанские судьи могли посадить его в тюрьму, но не в их власти отнять у него его благородное происхождение. После полуночи он будет поджидать нас на Соборной улице; история с замком возбудила в нем сильное любопытство.
— Я его мало знаю,— сказал Кастелян.— Как у него с силенкой?
— Ты еще спрашиваешь — он стоит троих.
— В замке расставлены часовые,— медленно произнес Кастелян.— Вероятно, нам придется покончить с тем, что стоит у комнаты с драгоценностями.
— Лейтенант всегда носит при себе кинжал, что остался у него еще от лучших времен. Это хорошее оружие, наверно, он позаботился наточить его поострее.
— Хорошо! Но кто это там? — внезапно остановился Кастелян, увидев, как по поперечной улице промелькнула согбенная фигура.
— Прядильщица! — отвечал Карл.— Посмотри сам.
— Идиот! Она больше не перейдет нам дорогу, но эта женщина очень походит на нее.
— Это дурной знак!
— Да ты просто трус! Я не знал этого, значит, ты не годишься для нас на эту ночь.
— Что, трус? Какое мне дело до прядильщицы. Ты ведь только что сказал, что уже три недели, как она похоронена.
— Старуха не давала мне покоя ни днем, ни ночью! Что оставалось делать? Она была без ума от меня. Эти старые женщины часто бывают безумнее молодых девушек! Потому-то я ее и вылечил от безумия.
— И получил за это хорошенький куш?
— Что об этом говорить: в четырнадцать дней исчезло все до последнего талера.
— Пошло на устрицы и шампанское?
— Вчера Шалес Гирш получил последние вещи; уже давно пора приняться за дело. Потаенный фонарь у тебя?
— Он в боковом кармане; а три больших пустых мешка у меня под шинелью.
— Хоть бы они наполнились! — сказал Кастелян.— Сегодняшнее предприятие так же опасно, как и выгодно! В комнате с драгоценностями кроме больших дорогих шандалов, что надо будет распилить на части, и других ценных вещей есть еще черные алмазы, что подарил королю князь Монте-Веро.
— Мы их оставим там; они могут вас выдать.
— Дурак! Золотых дел мастер Вундер с Королевской улицы предложил мне за шандалы по тысяче талеров, а за черные алмазы по две тысячи. Правда, в замке их только два, третий же в музее.
— Ну, так мы и прихватим их. Ты спрашивал Гирша, будет он вести с нами дела?
— Нет, с тех пор как Эсфирь уехала с Фуксом и Эдом, с ним не стоит связываться.
— Думаю, они неплохо ведут свои дела в Париже.
— Гирш сник: уж слишком следят за ним синие мундиры. Старый Вундер больше падок на золото и серебро. К завтрашнему утру все будет расплавлено и запрятано. Я бы хотел иметь столько, сколько собрано у него в погребе, куда не проберется ни одна собака.