Страница 47 из 100
Была морозная январская ночь. Ветер завывал в ветвях деревьев и с шумом бился в окна высокого замка и бедной сторожки возле кладбища Святой Марии неподалеку; сучья с хрустом падали на мерзлую землю, и к полуночи ветер превратился в ураган, который с корнем вырывал большие деревья и срывал крыши домов. Темные серые тучи неслись по небу, снег чередовался с крупным градом.
В предместьях и одиноких домиках заблестели огоньки; разбуженные ураганом жители молились и читали евангелие; даже кладбищенский сторож, с дома которого ветер с грохотом сорвал оконные ставни, разбудил своих рабочих и вместе с ними начал молиться.
В эту минуту из-под густой тени деревьев выползла сгорбившаяся женщина и побрела к дороге, что вела к замку принца; ветер играл ее развевающимися волосами и бедным черным платьем. Женщина что-то держала в руках; прерывисто и тяжело дыша, она с трудом дотащилась по снегу до решетки; глаза ее лихорадочно сверкали, грудь высоко вздымалась.
Женщина остановилась и прислушалась: завывание ветра заставило ее вздрогнуть — оно звучало, как раздирающие душу крики ребенка. Но вокруг никого не было.
Она потащилась дальше, видно было, как тяжел был для нее каждый шаг, наконец женщина достигла ограды; ветер разорвал серые тучи, в просвет выглянула бледная луна и осветила высокий замок и одинокую женскую фигуру.
Лицо женщины было обращено к окнам дворца; отчаяние светилось в ее глазах, полных страдания и страха. В своих дрожащих руках женщина держала двух маленьких существ, тщательно завернутых в худенькое платье.
Вдруг женщина отвернулась от замка, где ее никто не слышал и не видел, отчаяние отразилось на ее бледном лице, страшная мысль мелькнула в ее воспаленном от мук мозгу. Исполненная страха и тревоги, она поцеловала этих двух крошечных существ, которым только что дала жизнь, и, желая оказать им благодеяние, тут же хотела привести в исполнение свой ужасный приговор.
Что происходило в эту минуту в душе этой бедной женщины? Неужели она думала, что окажет благодеяние, если лишит новорожденных жизни? Или, забыв в своем горе, что теперь зима и все дороги занесены снегом, Она хочет бросить этих невинных созданий на произвол судьбы в надежде, что их подберет какой-нибудь добрый прохожий и даст им кров, чего не может сделать их бесприютная мать?
Она забывает, что станет тогда убийцей,— крошечные существа не перенесут холода. Ослепленная, близкая к умопомешательству, она берет одного ребенка, плотнее заворачивает его в тряпки, судорожно прикасается к нему губами, кладет на дорогу подле кустарника и быстро убегает.
Но вдруг она начинает прислушиваться, ей кажется, что приближаются шаги; она немного отходит, кладет второго ребенка под тень старого ветвистого дерева, также бессознательно целует его и, пробравшись сквозь кусты, пускается бежать, словно гонимая фуриями.
Сквозь лесную чащу с воздетыми к небу руками мчится бедная Маргарита, будто ночное привидение, все дальше и дальше, как бы желая убежать от самой себя; ее когда-то прекрасные, теперь же впалые глаза тревожно озираются кругом, шаги ее становятся все меньше и меньше, и наконец, испустив крик, она падает на землю.
Но вот буря мало-помалу улеглась, засияли звезды, выглянувшая из-за туч луна осветила бледное, безжизненное лицо детоубийцы.
XXII. ЗВЕЗДНАЯ ЗАЛА
Когда граф Монте-Веро вернулся во дворец и поднимался по лестнице в свои покои, он чувствовал, как надрывается от боли его сердце. Единственное, что помогало ему превозмочь личное горе, была его деятельность на благо человечества. Эта миссия была так высока и прекрасна, что никакие жизненные испытания никогда не позволяли ему отступать от цели, которая озаряла его путь.
Когда на улице раздался колокольный звон, Эбергард направился в часовню королевского замка, чтобы после разочарований этой ночи дать своей душе тихий, мирный час.
Часовня, позолоченный купол которой возвышался над одним из флигелей, была невелика. Стены ее украшали высокие фрески. Двенадцать апостолов в натуральную величину стояли по обеим сторонам алтаря, над ним висел великолепный образ с изображением Христа, Марии и Марфы.
Слабый свет, наполнявший часовню, и тихие звуки органа оказывали умиротворяющее действие на душу. На алтаре между высокими свечами стояло золотое распятие, перед алтарем выстроились скамьи для молящихся, справа находились несколько кресел для королевского семейства, а слева — для высоких гостей.
Королева каждое утро отправлялась на мессу, которую служили в соборе неподалеку от замка, король же предпочитал часовню.
Когда Эбергард вошел в часовню, все места уже были заняты членами двора; священнослужителя еще не было, только звуки органа наполняли пространство под куполом.
Король заметил графа и подослал к нему своего адъютанта, чтобы попросить его к себе. Граф Монте-Веро с каждым днем делался ему все необходимее. Он тепло приветствовал его и предложил стул подле себя. По другую сторону от короля сидела королева, позади стоял принц Вольдемар, из-за его плеча выглядывал бледный камергер. Тут же подле матери сидела очаровательная принцесса Шарлотта. Румянец покрыл ее щеки, когда она увидела Эбергарда. Сегодня на его мужественном лице она уловила выражение какой-то тайной грусти.
Когда месса закончилась, король проводил августейшую супругу и, направляясь к своим покоям, пригласил с собой графа. За ними не последовал никто из свиты — очевидно, король хотел что-то сообщить своему любимцу без свидетелей.
Рабочая комната короля имела круглую форму. Пол устилал драгоценный ковер, вдоль стен стояли мягкие стулья и кресла, обитые сипим бархатом, на двух столах лежали книги и бумаги.
Когда портьера закрылась за Эбергардом, король подал ему руку и подвел графа к дивану у камина. Между камином и окном Эбергард заметил картину — это был тот самый портрет, перед которым он застал короля в замке Солитюд, теперь она была не покрыта, и граф мог рассмотреть прекрасное кроткое лицо принцессы Кристины, которая, по всей вероятности, имела когда-то большое влияние при дворе, потому что портрет ее в натуральную величину висел в названной ее именем зале, а этот, поменьше, повсюду сопровождал короля. Казалось, что с жизнью этой молодой прекрасной принцессы была связана какая-то тайна, которой никто не смел или не мог раскрыть, так как на все расспросы Эбергарда одни пожимали плечами, другие — уклонялись от ответа.
Король заметил, как пристально граф смотрел на картину; похоже, с языка его готово было сорваться какое-то признание, но оно осталось непроизнесенным.
— Я попросил вас сюда, господин граф,— начал король,— для того, чтобы сообщить вам желание, которое было вчера выражено моим семейством. Я разделяю это желание, хотя мне, в отличие от принцесс, нетрудно исполнить его.
— Могу ли я вам помочь в приведении этого желания в исполнение? — спросил Эбергард, так как король молчал.
— Разумеется, это зависит только от вас! Дело в том, что все хотят посетить ваш дворец, который славится своим великолепием и потому возбуждает всеобщее любопытство. Я сам мог бы без особых церемоний посетить вас в один из дней, полагая, что вы гостеприимно откроете мне свои двери, но незамужним принцессам, как вы знаете, этикет запрещает приехать к вам. Поэтому надо придумать какой-нибудь повод, чтобы исполнить желание дам.
Эбергард с удовлетворением слушал короля.
— Честь, которая мне оказывается, заставляет меня придумать выход. И мне кажется, что я его нашел. А что если я отдам свой дом в один из следующих дней в полное распоряжение вашего величества?
— О нет, дорогой друг, мы не можем принять этого, так как вы оставили бы в таком случае свой дворец. Дело в том, что все хотят не просто видеть вашу собственность, но и застать вас в ней! Что если бы вы в один из следующих вечеров устроили у себя маскарад? Это явилось бы удобным случаем исполнить давнишнее общее желание.