Страница 43 из 100
Прекрасная Эсфирь отворила эту хитрую дверь; густым смрадом пахнуло из освещенного красноватым светом помещения, где за столом, уставленным бутылками и стаканами, сидели известные нам четверо бандитов. Рыжий Эде, который в компании с товарищем с немалым успехом посетил ночью какой-то богатый магазин шелковых товаров, угощал сегодня своих друзей отменным вином, тоже, без сомнения, краденым, так как Черная Эсфирь не очень дорого брала за него.
— Вот и он! — вскричал Кастелян.— А мы только тебя и ждали, — обратился он к вошедшему Фуксу.
Один из собутыльников встал с неуклюжего табурета и подал бывшему канцеляристу свою сильную руку, он был невысок ростом, но весьма крепок с виду. Его безбородое лицо дышало здоровьем; темно-русые волосы были коротко острижены, а глаза не выражали ровным счетом ничего. На нем была грязная блузка, которую он носил в память о своем прежнем кузнечном ремесле, и старая потертая фуражка; в руке он держал стакан, будто не мог оторваться от него,
Рыжий Эде походил сегодня на денди; даже свою рыжую бороду он выкрасил в темный цвет, а волосы намазал душистой помадой.
Подле него, счастливо улыбаясь, сидел толстяк доктор, а напротив — чернобородый Дольман. Подперев голову руками, он разглядывал вошедшего Фукса и Черную Эсфирь, которая из предосторожности заперла за собой дверь. Ни одного окна не было в этом мрачном подземном помещении с грязными стенами.
— Как, ты еще не на виселице? — со смехом спросил доктор Фукса.— Черная Эсфирь, стул и стакан! Я каждый раз думаю, что вижу тебя в последний раз.
— Ну, господа, попадись я, вам всем будет плохо!
Взрыв хохота был ответом на это дружеское уверение Фукса, который, не дожидаясь, пока Эсфирь принесет ему стакан, залпом осушил стакан Рыжего Эде.
— Время — деньги, нельзя терять ни минуты,— сказал Кастелян,— но сперва следует опорожнить эти две бутылки. Иди, Фукс!
Он чокнулся с бывшим канцеляристом, который не отрывал взгляда от Эсфири.
— Ну, говори! — нетерпеливо воскликнул Дольман.— ты же созвал нас, чтобы что-то сообщить.
— Теперь все в сборе, я не люблю повторяться,— ответил Кастелян, вынимая из блузы какое-то письмо,— речь идет о маленькой ссоре, из-за нее-то мы и должны отправиться в десять часов в засаду.
— А деньги где? Ты уж, верно, опять спустил их? — прервал его Рыжий Эде.
— Деньги мы получим, как только обтяпаем дело,— пояснил Кастелян.— Нынче вперед не платят.
— Тут что-то неладно! Кто станет подставлять свою шкуру, если нет уверенности? — спросил доктор.— Я на это не согласен!
— Taк отстань от нас, толстяк, от тебя все равно мало толку! — громко воскликнул Кастелян, вскочив с места.— Нас все-таки останется четверо, ведь разговор о маленьком нападении! Сегодня вечером, между девятью и одиннадцатью часами, какой-то господин проедет в карете или верхом по Лихтенфельдской аллее. Очень может быть, что он будет иметь при себе одного или двух провожатых. Он тайно посетит виллу, что в конце аллеи, с правой стороны. Так сказано в письме! — Кастелян сложил бумагу.
— В письме еще что-то сказано, не обманывай нас! — воскликнул Рыжий Эде.
— Ну да, тут еще сказано, что этот господин обыкновенно носит при себе много денег. Я уже составил план! Дольман и Рыжий Эде бросятся на лошадей и займут кучера или рейткнехта; доктор станет на карауле, а мы с Фуксом займемся остальным. Думаю, что в полночь мы снова будем у прекрасной Эсфири и не с пустыми руками.
Кастелян тайком толкнул сидевшего подле него Фукса, давая ему понять, что в этом деле есть еще более важные обстоятельства, которые он сообщит ему позже.
Еще раз зазвенели стаканы; с грубыми шутками и громким смехом выпили гости Черной Эсфири за успех предприятия, которое готовились совершить. Только Дольман был молчалив и по временам недоверчиво поглядывал на Фукса, которого ненавидел, и на Кастеляна, у которого, по-видимому, были задние мысли.
Рыжий Эде надел шляпу и запел какую-то песню.
— Вы идите вперед, а мы с Фуксом — за вами,— сказал Кастелян.— На Лихтенфельдской аллее встретимся у кустарника, возле виллы. Есть ли у вас при себе оружие?
— Что за вопросы! — возмутился Рыжий Эде.
— Ну, о тебе я не беспокоюсь, я спросил доктора. Но идите, идите, уже пора!
Дольман, доктор и Рыжий Эде вышли, сопровождаемые Эсфирью, которая последовала за ними со свечой в руке.
Оставшись наедине с Фуксом, Кастелян признался:
— Дело будет не таким легким, как они думают. Тот, на кого мы готовимся напасть, говорят, имеет дьявольскую силу.
— А кто это? — спросил Фукс.
— Это граф Эбергард Монте-Веро.
— Эбергард Монте-Веро? — повторил Фукс, глаза его заблестели.
— Ты знаешь его?
— Да, почти.
— Он, видно, имеет какое-нибудь тайное намерение, похищение или что-нибудь вроде.
— Похищение? А чья это там вилла?
— Принца Вольдемара.
— Гм! — проговорил Фукс, размышляя и глядя перед собой.— Это дело начинает меня забавлять, но жаль, что ты сообщил о нем другим, мы бы его вдвоем сделали!
— Я так и хотел сначала; но потом случайно узнал от хромого Карла, с которым когда-то обучался слесарному ремеслу,— его сестра служит в замке,— что у этого графа недюжинная сила и что его, кроме негра, всегда сопровождает еще один лакей. Если считать и кучера, то их будет четверо, а это нам не по силам.
— Гм! Ну, а если мы отправим к праотцам этого самого Эбергарда и его провожатых, что тогда?
— Тогда мы разделим деньги и отпустим товарищей, а в двенадцать часов будем уже на Марштальской, где находится дворец графа. Там только несколько лакеев, и нам нетрудно будет туда попасть! Нажива наша будет изрядной. Говорят, граф потрясает всех при дворе своими сокровищами.
— У тебя, как видно, хорошие друзья!
— Он подарил королю три черных бриллианта. Черт возьми, Фукс, скорее бы попасть на Марштальскую!
— Мне кажется, что за этого Эбергарда лучше приняться уже тогда, когда он поедет обратно.
— На этом мы теряем время.
Черная Эсфирь возвратилась.
— Ты проводила их до улицы? — поинтересовался Фукс.
— Кругом тихо, никого нет, соседи все сидят по домам, на дворе холодно и ветрено и к ночи, как видно, пойдет снег.
— Так отправимся в путь, кланяйся старику Шаллесу и Саре.— Кастелян надвинул фуражку на глаза, а Фукс застегнул свой сюртук.
Черная Эсфирь проводила и их.
XX. НАПАДЕНИЕ
В тот самый вечер в канун Рождества, кетда Маргарита бежала из дворца принца и гости Черной Эсфири отправились на ночной грабеж, Паучиха, по наущению камергера фон Шлеве, спешила ко дворцу графа Монте-Веро на Марштальской улице.
Эбергард же проводил этот день в обществе молодого художника, закупая полезные подарки, чтобы порадовать малоимущий люд бедных предместий и кварталов.
Под вечер к нему явились Ульрих и доктор Вильгельми; между тем как первый сидел с графом в его рабочей комнате, толкуя о новых предприятиях и обсуждая разные планы, доктор отправился к Рудмиру, казаку, которого Эбергард подобрал на улице с сильными ушибами и перевез к себе.
Казак, которого доктор Вильгельми застал уже в лучшем состоянии, совсем не знал, какая перемена вдруг произошла в его судьбе. Он лежал, чего до сих пор с ним не случалось, на чистой постели, покрытый теплыми одеялами, а у его изголовья сидел лакей, который заботливо ухаживал за ним, и, что всего удивительнее, каждый день приходил его спаситель и справлялся о здоровье. Тогда казак шептал, обращаясь к графу, на непонятном языке какие-то слова и силился приподняться, чтобы поцеловать ему руку.
Доктор сообщил Эбергарду, что казак близок к выздоровлению, и простился, сказав, что должен посетить еще многих больных, которые подают меньшие надежды.
Этот друг человечества неусыпно занимался наукой, расширял круг своих знаний, но находил особое удовлетворение в помощи страждущим собратьям.
Ульрих также простился с Эбергардом, чтобы зажечь елку для своих детей в комнате старого, разбитого параличом дедушки. Эбергард любил и уважал отца Ульриха и попросил от души поздравить его с наступающим праздником.