Страница 15 из 92
— Я всегда доверял твоей прозорливости, брат,— понизив голос, ответил Гистасп.
— Мы допрашивали его,— Кир указал на меня перстом, не отрывая руки от подлокотника,— а теперь желаем узнать его суждения, как будто он из старших кшатрапаванов совета племен. Разве не так? Он — чужестранец, молод, неглуп, многое повидал и, как видно, немало умеет. Девятый мертвец не добавит знания. Узнаем же все, что можем, как верно советует мой добрый гость Гобрий.
Не успел эламит благодарно склонить голову, как стражник внес тушку зайца и, встав ко мне боком, чтобы не загораживать от царя, поднял тушку на уровень моего подбородка.
— Посмотри и скажи, что думаешь,— повелел мне Кир.
То был обыкновенный заяц, спинка которого была пробита ударом стрелы. В разгар охоты один из воинов увидел эту готовую добычу у самой тропы. Поскольку заяц был пронзен стрелой с царским, красным, оперением, то он не мог взять его в руки, а только поднял на стреле и принес в стан, до которого было рукой подать — не больше стадия. Кир изумился: он знал, что никакого зайца не убивал, и даже обратился к своему копьеносцу. Тот пересчитал стрелы в колчане и сказал, что все на месте. Опасаясь, что тушка отравлена, Кир приказал копьеносцу осмотреть ее. Тот обнаружил, что заячье брюхо распорото и умело зашито. В брюхе таился кожаный кошелек со свернутым в трубочку листком пергамента.
Без особого труда и мне удалось добыть этот листок на свет.
— Прочитай глазами,— повелел Кир, явно довольный тем, что с первой загадкой я так быстро управился.
Надпись на пергаменте гласила:
«Сын Камбиса! Боги хранят тебя. Твой день пришел. Теперь ты можешь взять царство Астиага, не дожидаясь, пока его разум окончательно помутится от старости. Больше некому взять державу. А если придет иной, то тебе, имеющему высшее право на престол, несдобровать. Побуди своих персов на восстание и выступай в поход на мидян. Если Астиаг в войне против тебя поставит военачальником меня или кого-либо из знатных мидян, знай, большая часть войска перейдет на твою сторону. Слово Гарпага.
Все готово. Послушайся моего совета и действуй успешно.
Великий Митра хранит тебя».
— Кто такой Гарпаг? — спросил я. Кир взглянул на Гистаспа.
— Приближенный царя Астиага,— помолчав, ответил Гистасп, смущенный, что уже не мне, а ему самому приходится отвечать на вопросы.— Хранитель печати дворца. Стоит на третьей ступени царского родства.
Этот заяц напоминал приманку в капкане.
Открывалось уже три темных пути.
Астиаг создает видимость заговора, чтобы разделаться с Киром.
Астиаг узнает о готовящемся против него заговоре и пытается упредить развитие событий.
Астиаг не знает ничего, а истинный зачинщик заговора — Гарпаг. Ему удается соблазнить Кира на мятеж. И вот он получает в свои руки войска. Смерть же Кира необходима и в случае удачи, и в случае поражения. Если наемные убийцы были подосланы именно Гарпагом, значит, заговор рухнул раньше, чем подстреленный заяц добрался до Пасаргад.
Поделившись своими соображениями, я к тому же узнал, что подозревать Гарпага вдвойне трудно: он всегда заступался перед Астиагом за его внука, за что в свое время пережил длительную опалу.
Чем больше копилось важных сведений, проливающих свет на тайны Мидийского царства, тем более загадочной становилась вся эта история с покушением на Пастыря персов. К кому ни подступись в этой тихой и доброй стране — все милосердные люди, хлопотавшие о судьбе Кира. Да и от самого Астиага ожидать убийства единственного внука было бы и вправду странным, если только старик не выжил из ума. Пока ясно было одно: еще часа два назад, посреди глубокой ночи, дворец Кира был нашпигован убийцами, как стручок горошинами.
Спрятав свиток обратно в тушку и подумав, что теперь судьба глумится надо мной, подсовывая зайцев, я честно признался в бессилии своего ума:
— Царь, эта загадка выше моего понимания воли богов или злых умыслов смертных людей.
И вновь подобно раскату грома раздался смех Кира.
Брат царя и его гость, видимо, привыкли к этим внезапным раскатам и, как говорится, ухом не повели.
— Приятно убедиться, что мы не глупее эллинов,— сказал Кир.
— Могу только сказать, царь,— поспешил я хоть немного исправить положение,— что не стоит доверять по крайней мере еще двум чужестранцам. Иудейскому купцу, который, насколько догадываюсь, уже появился здесь со своими повозками и грузом пшеницы.
— Шету? — уточнил Гистасп.
— Не знаю имени. Повстречал его около Ниппура. Следует заглянуть поглубже в его мешки. Второй чужестранец — Аддуниб из Вавилона.
Упомянув «ученого мужа», я пожалел о том, что лишил его ядовитых жал. Пойманный с ними, он послужил бы доказательством моего искреннего стремления оказать царю услугу. Теперь же мой навет попахивал клеветой. Вавилонянин же наверняка стал вдвойне осторожным.
— Нельзя больше верить никому из живущих за пределами Пасаргад,— задумавшись и помрачнев, проговорил Кир,— Весь мир вокруг наполнился ложью и темными духами. Надо воздвигать высокую стену. Таков совет эллина.
Он пристально посмотрел на меня и, показалось мне, заглянул в мою душу, как охотник заглядывает в темную нору.
Потом он шевельнул рукой, и меня живо увели, и я сам оказался в норе. То есть теперь меня столкнули в какую-то глубокую, но довольно сухую яму, покрытую железной решеткой. Мне сбросили сверху, сквозь прутья, одежду, десяток лепешек и бурдюк с водой.
В той яме мне суждено было провести девять или десять дней. И, надо признаться, чем дольше я сидел, тем меньше сомнений и страхов по поводу своей судьбы оставалось у меня. Я с удовольствием вспоминал тот царский «большой совет», на котором мне довелось оказаться не последним человеком. И вот, сидя в яме и не ведая о своей участи, Кратон Милетянин воображал, как его приведут на новый совет и сам царь персов предоставит ему новые тайные сведения и станет также учтиво и внимательно выслушивать соображения Кратона по поводу дальнейших действий против врагов Кира. В своих грезах я восходил по всем ступеням, что вели к царскому трону, и вот уже обнаруживал себя сидящим по левую руку Кира в роскошных одеждах и произносящим важные и мудрые слова. Тогда приходилось потрясти головой и оглядеться вокруг.
Мне казалось, что Кир уже внял моим советам и расставил капканы на иудея и вавилонского «ученого». Теперь ожидали мы оба. Каждый на своем месте. Как только чужеземцы будут уличены, меня сразу поднимут наверх и призовут торжественно подтвердить свое обвинение.
Был я рад и тому, что мне на голову не бросают ядовитых пауков и змей. В других царствах стражники наверняка бы потешались такой забавой. Здесь эта нечисть и сама не падала в яму, поскольку вовсе не водилась в пределах дворца и, верно, вообще в Пасаргадах. Персы считают насекомых, ящериц и змей созданиями злого Аримана, а потому стараются уничтожать их, как только увидят. У них даже есть особые жрецы, которые разыскивают нечисть по всем щелям и убивают крепкими палками.
И вот наконец мне сверху протянули деревянную лестницу. Воодушевившись, я начал свое восхождение. Однако на земной поверхности меня схватили, связали мне руки и ноги, а лицо обмотали тряпкой. Потом я оказался над землей, но невысоко, то есть перекинутым через седло подобно тюку или охотничьей добыче.
Путешествие продлилось недолго. Когда меня вновь спустили на землю и позволили осмотреться, я увидел, что нахожусь в узком ущелье, затянутом густым утренним туманом. По двум сторонам света вздымались гранитные стены. а узкий проход между ними закрывали неподвижно стоявшие всадники, числом в полдюжины с каждой из сторон, вооруженные копьями.
Кроме меня, был здесь только один пеший. Этот перс диковатого вида стоял с опущенным мечом в руке подле плоского камня.
И тогда я устрашился. Поначалу казалось, что просто начал мерзнуть, ведь утро было сырым и холодным. Но стало ясно, что зубы застучали не от холода, а от страха. Судьба немало потрудилась, чтобы провести меня извилистыми тропами к этому камню, с которого должна была скатиться моя голова, а душа — вновь, но уже оставив позади тело, сойти в Царство мертвых.