Воин Марса

– Как же я могу забыть такое?

– Ты сказала тогда, что должна подумать.

– И я много думала с тех пор. Я была так неопытна… Я считала, что любовь можно вырастить и взлелеять, не подозревая, что этот цветок лишь сам всходит и расцветает в сердце.

– Тэйна! Ты хочешь сказать, что наконец…

– Да, Гар Ри Торн. Наконец я нашла настоящую любовь. Она меня настигла, когда я впервые увидала Ков-Лутаса, – да так внезапно, что лишила меня сил и дара речи.

– Ков-Лутас!..

– Ну да. Мы поженимся, как только я выздоровею. Разве ты не знал?

Торн выдавил из себя улыбку, но в сердце у него была пустота… Скорее опустошенность. Он заставил себя произнести все приличествующие случаю слова, пожелать Тэйне счастья и объявить Ков-Лутаса счастливейшим человеком на Марсе. Но в душе он твердил лишь одно: «Сначала Сильвия, потом Нэва, а теперь Тэйна! Это моя судьба – оставаться одиноким и нелюбимым».

Поднявшись, он сказал:

– Я должен подготовиться к отлету. Прощай, и пусть Дэза дарует тебе счастье.

Однако, выйдя из комнаты Тэйны, Торн уже не мог сдерживаться, и Лал-Вак сразу заметил его удрученное выражение лица.

– Отчего такая печаль? – спросил он. – Неужели юная дама чувствует себя хуже?

– Нет, – ответил Торн, – превосходно. – И добавил, помолчав: – Друг мой, каким же я был дураком, когда связывался с женщинами! Отныне с этим покончено раз и навсегда.

– Да в чем же дело? – спросил ученый. – Неужели ты влюбляешься во всех женщин, каких только встречаешь на своем пути?

– Ну, не совсем… но с тех пор, как Нэва предала меня…

– Предала? Да что ты такое несешь? Она же дважды спасала тебе жизнь! О чем это ты толкуешь, мальчик мой?

– Ты знаешь это не хуже меня, – с горечью сказал Торн. – Разве не она отправила меня в баридиевые копи?

Лал-Вак озадаченно воззрился на него.

– Мальчик мой, да ты еще глупее, чем я думал! Она отправила тебя в копи, чтобы спасти от палача. А кто же, по-твоему, помог тебе бежать? Есть лишь три человека во всем Ксансибаре, в чьей власти было устроить тебе побег. Двое из них – Иринц-Тел и Сель-хан. Думаешь, это сделали они?

– Но… Я считал, что это ты!..

– Я принимал участие, – признался Лал-Вак, – но устроила все Нэва – она дергала за ниточки, заставляя плясать чиновников, чтобы достичь нашей цели. Видел бы ты ее на следующий день, плачущую, смятенную, когда она совещалась со мной и Ков-Лутасом, как освободить тебя! А когда побег свершился, она была вне себя от страха, что тебя могут поймать. Каждый день умоляла она меня узнать хоть что-то о тебе. И кстати, тебе бы следовало понять, что все истории о ее бессердечном кокетстве были ложью, распространяемой Сель-ханом и его пособниками, чтобы отпугнуть опасных соперников. Из Нэвы такая же коварная сирена, как из нашей маленькой Тэйны. Я могу поклясться в этом, я ведь знаю ее чуть не с рождения.

Торн был потрясен до глубины души.

– Я был так несправедлив к ней, старый друг, – пробормотал он сокрушенно, – и не только в мыслях. Я открыто оттолкнул ее той ночью в замке Таккор, когда она раскрыла мне свои объятья. Из-за собственного неверия я потерял единственную женщину, которую когда-либо любил!

– Там, в пещере, она спасла тебе жизнь, рискуя собственной, – напомнил ему Лал-Вак. – Разве так поступила бы та, кому ты безразличен?

– Не знаю! – простонал Торн. – Чем больше я встречаю женщин, тем меньше их понимаю!

– Во всяком случае, ты мог бы зайти к ней и попросить прощения.

– Это я сделаю. Пойдем в ее апартаменты.

Когда они подошли к покоям Нэвы, два стражника лихо отсалютовали им и отступили. В приемной их встретила рабыня.

– Скажи своей госпоже, что ее хочет видеть Шеб Таккор, – сказал ей Торн.

Девушка вернулась почти сразу.

– Госпожа не принимает посетителей, господин мой, – сказала она.

Торн повернулся к Лал-Ваку.

– Вот видишь, – сказал он, – я был прав. А впрочем, что еще я заслужил своим неверием? Пойдем, вернемся в мои покои. Я должен приготовиться к отлету.

Глава 24

Вернувшись с Лал-Ваком в свои покои, Торн объявил Ворцу, что они покидают дворец. Затем он подошел к письменному столу, расправил свиток и написал письмо. Свернув свиток и положив его в футляр, он передал письмо Лал-Ваку.

– Отдай это Нэве после моего отлета, – сказал он, – и я буду вечно благодарен тебе. Я попросил прощения за свою грубость и поблагодарил Нэву за то, что она дважды спасла мне жизнь – жизнь, которая без нее стала пустой и бесцельной. Это меньшее, что я могу сделать, и, увы, единственное.

Лал-Вак сунул футляр за пояс.

– Буду рад сделать это для тебя, – сказал он. – А теперь пойду подготовить для тебя транспорт.

Скоро он вернулся.

– Флаер ожидает тебя на крыше, – сказал он, – а его величество готов принять тебя.

Торн осушил кубок пульчо и поднялся. Ученый провел его в приемный зал, где на подиуме у трона стоял вил Мирадон, блистательный в своих королевских одеждах – ярко-синих с золотой каймой. Он беседовал со своими подданными, но, когда объявили о приходе рада таккорского, отпустил всех и сошел с подиума, чтобы приветствовать своего гостя.

– Мальчик мой, – сказал он, – я рад видеть, что ты здоров и что память и разум вернулись к тебе.

– А я, – отвечал Торн, – счастлив видеть ваше величество на троне его предков; но еще счастливее, я уверен, все добрые граждане Ксансибара, от придворных до нищих.

– Когда-то, – сказал Мирадон, – я одарил тебя ничего не стоящими благодарностями низложенного вила. Теперь же я могу выразить свою благодарность более осязаемо и существенно. Во-первых, я освобождаю тебя и весь Таккор от всех вассальных обязательств перед Ксансибаром. Ты становишься верховным правителем Таккора, с правом собирать и распределять все налоги. Во-вторых, я держал совет со всеми наиболее влиятельными вилами Марса, и мы решили, что именно ты будешь вершителем наших судеб. Ты захватил оружие, с помощью которого Сель-хан пытался покорить Марс, и лабораторию, где это оружие изготовлялось. В нечистых руках зеленый луч может натворить немало бед. Но мы доверяем тебе. Мы хотим, чтобы ты хранил это оружие, защищал его от других жаждущих власти мятежников. Пусть наши войны ведутся, а споры улаживаются только тем рыцарским и благородным оружием, к которому мы привыкли. Так что мы делаем тебя хранителем нашей свободы.

Со столика, стоявшего у подиума, вил взял золотой медальон на массивной золотой цепочке, сверкавший драгоценными камнями.

– Этот знак знаменует наше решение и является символом твоих высоких обязанностей.

На медальоне была выбита надпись:

ШЕБ ТАККОР

ВЕРХОВНЫЙ ВЕРШИТЕЛЬ СУДЕБ

И

ХРАНИТЕЛЬ СВОБОДЫ

волей объединенных вилет Марса

Вил своими руками застегнул цепочку на шее Торна, и медальон заблестел на его груди чуть повыше таккорского медальона.

– Я потрясен, ваше величество, – проговорил Торн. – Вилеты Марса слишком высоко оценили мои скромные услуги.

Мирадон усмехнулся и погладил мягкую золотистую бороду.

– Еще одно, и я позволю тебе удалиться.

Он поднял руку, и в дверях зала торжественно запели фанфары. Вошли два герольда, опирая трубы о бедро. За ними шесть пажей несли расшитый золотом покров из ярко-синего шелка, похожий на тот, что носил сам вил. Последним шел еще один паж, он нес кувшин с пульчо и золотой, усыпанный драгоценными камнями кубок.

Герольды встали по обе стороны подиума. Пажи, расправив покров, остановились перед видом.

– Позволь мне, – сказал Мирадон, расстегнул головной ремень Торна и снял с него оранжево-черный покров. Этот покров он передал слуге и, взяв тот, что принесли пажи, застегнул на голове Торна его драгоценные ремни. Затем подошел седьмой паж с пульчо и кубком.

Наполнив кубок, вил отпил ровно половину и передал его Торну.

– Пей! – приказал он.

Торн осушил кубок и поставил его на поднос.