Огонь

– Как я? Ну, об этом мы после поговорим…

– Почему же? Давай сейчас. Стоит нам что-то придумать, как тут же появляется мудрейший Салестер и говорит: этого делать не стоит. А почему? Потому-то и потому-то. И в итоге мы не делаем ничего, муравьи копают под скалу, обмелевает река и через пять восходов полгорода мрет от жажды! А среди трупов будет прохаживаться Салестер и говорить: я был прав! А мы, умирая, будем кивать ему голо…

– Хватит! – голос Айрис прозвучал тихо и холодно, но Римал мгновенно умолк. – Перестаньте! Не хватало еще, чтобы вы ссорились сейчас! Что ты хотел сказать, Салестер? – Я говорил, что все, кого Римал… ну, хорошо, поведет в подкоп – верные смертники. В тесноте прохода, да в окружении своих, нашим будет не до редаровой смеси. Ее просто опасно применять, чтобы не спалить друг друга. Значит, остается только рукопашная: копья на жвалы…

– До сих пор мы неплохо справлялись! – опять вылез Римал.

– Да? Это ты считаешь неплохо? Тогда сходи к Кивинаре – увидишь много нового.

Вмешался Кенгар:

– Может, все-таки обойдемся без ссор?

– Хорошо, – Салестер кивнул, – я никого не хотел обидеть. И в мыслях не имел. Сказать же я хотел вот что: даже при обороне, находясь на гребне труднодоступного для рыжих завала, мы несем большие потери. Что же будет, когда мы нападем? А ведь в темноте муравьи ориентируются лучше людей – чтобы нащупать врага, им глаза необязательны.

– Но мы же пойдем ночью! – не сдавался Римал. – Они будут медлительные и сонные. Успеем по сто раз прибить каждую тварь, пока она пошевельнется…

Редар решил вмешаться. Это уже была его стихия.

– Извини, Римал, но ты не прав.

– Что? И ты с ним?

– Я со всеми. Но насчет сонных муравьев… это не совсем верно. За день песок набирает в себя очень много тепла и всю ночь постепенно отдает назад. Верхний слой – быстрее, нижние – медленнее. Я трижды спал в пустыне, зарывшись в песок, и совершенно не замерз. Даже когда гнался за муравьиным дозором – а выдался самый канун дождей, с холодными ночами.

– И что?

– Думается мне, муравьи в подкопе не будут такими же квелыми, как на поверхности, где, стоит им вылезти, – за них тут же примется ночной холод.

– Кроме того, – опять подал голос Салестер, – не забудь, что подземные туннели и проходы – для них почти что родная стихия. Очень похоже на внутренности муравейника. Я как-то залез в один, брошенный. Переходы, комнатки, узкие лазы, тупиковые штреки, огромные пещеры… Рыжие будут в подкопе, как у себя дома.

– Ладно, – окончательно сдался Римал. – Я понял. Мои идеи тупые и ведут лишь к новым жертвам. Хорошо. Теперь, может, ты, Салестер, что-нибудь предложишь? Не вечно же тебе только критиковать всех?

– И предложу. Надо просто бросить в подкоп несколько «огненных смертей». Муравьи боятся огня, да и в любом случае, чтобы не задохнуться от дыма и жара, они сами полезут наружу. А там уж зевать не придется. Надо будет превратить пески в огненную ловушку, окружить яму стеной огня. Рыжие будут выскакивать наружу и тут же гореть, остаться в подкопе они не смогут – страх погонит их, как крыс из норы.

Айрис одобрительно кивнула, улыбка чуть тронула уголки ее губ. Однако Кенгар, хоть и оценил простоту замысла, недоверчиво спросил:

– Хорошо, мы всех поджарили, молодцы. А что помешает муравьям назавтра полезть туда снова?

– Трупы. В этом огненном кавардаке вход в туннель будет так надежно завален останками муравьиных тел, что проще будет сделать новый подкоп, чем разгребать этот завал. Да и неизвестно, есть ли у них еще столько же рабочих? Может, это последний резерв. Надо же еще и солдат кормить.

– Сколько ты думаешь потратить на это снарядов, мастер? – спросил Редар.

– Не больше двадцати. А сколько у тебя есть?

– К первой звезде будет двадцать. Но тогда после этой ночи придется идти в долину Ущелий. Нефти не останется совсем.

В комнате Редара у каменного стола трудились его ученики. Или, как говорили в пещерах, подмастерья. Вообще, звание мастера пустыни не так сильно наполнило юношу гордостью, как известие о том, что у него теперь будут собственные подмастерья. Он даже мысленно обратился к Креггу:

«Видишь, Учитель, вот и у меня теперь есть Ученики».

Редар даже не успел толком познакомиться с ними. Утром он едва успел перекинуться с юнцами парой слов, показал, как надо отжимать смолу из молодых побегов уаугу, поставил Сима, показавшегося ему самым смышленым, процеживать ореховое масло, и – пора уже было к мастеру Овану. А там – вызов Кенгара, разговор у Правительницы. Еле освободился. Наконец-то теперь можно было отправиться и к себе.

По дороге ему снова пришлось усиленно не замечать дрожащий язычок светильника Ликки, следовавший по пятам почти до самой комнаты.

Парни потрудились на славу. Гиндаг и Клерт заполняли тягучей смолой уже третью глинянку, а Сим сосредоточенно лил масло через ветхий клок паутинной ткани. Они о чем-то говорили – шагов за сорок Редар еще слышал гул голосов, но стоило ему появиться, как разговор тут же смолк, все усердно и сосредоточенно занимались своим делом.

– Молодцы! – похвалил подмастерьев Редар. – Да с такой скоростью мы с вами успеем раньше срока.

– Какого срока? – спросил Клерт. Из всех троих он был постарше и посмелее. Сим слушал молча, не отрываясь от работы, а у Гиндага был такой вид, словно он похоронил вчера любимого дядюшку.

– Муравьи роют подкоп у Одинокого пика. Для города это может обернуться пересохшими источниками. Я только что был у Правительницы: она приказала к первой звезде сделать двадцать снарядов. Выжжем к мертвым пескам всех рыжих тварей!

Было видно невооруженным глазом, что эта короткая речь произвела на парней неизгладимое впечатление. В пещерах человек, который мог небрежно бросить: «Я был у Правительницы», должен был, во-первых, быть мастером, а во-вторых, обладать безрассудной смелостью. Айрис-то – вон какая грозная! Стоит только взглянуть ей в глаза, чтобы в этом убедиться.

И то, и другое, по мнению Гиндага, Сима и Клерта, никак не подходило чужаку из пустыни, который оказался на каких-то пару дождей старше их самих. Мастером в их представлении был поседевший в заботах и трудах, всеми уважаемый старик, вроде Ована, или здоровый, крепкий мужчина, охотник и воин – вылитый Кенгар.

Редар про себя потешался над ними, но продолжал говорить с серьезным видом:

– Гиндаг, сбегай к девчонкам, проверь, сколько они уже сделали. Все, что есть – несите сюда. Даже если нет двадцати. Пока будем наполнять, они еще смастерят.

С Гиндага разом пропал его убитый вид, он расплылся в улыбке:

– Ясно. Сделаю.

И выскочил из-за перегородки наружу.

– Мастер, – слово это давалось Клерту с явным трудом, – а мож…

– Зови меня Редаром. Тогда не придется каждый раз так мучительно пересиливать себя.

Клерт покраснел.

– Можно мне с ним – не донесет же один.

– Ничего. В крайнем случае, девчонки помогут. Если мы все начнем туда-сюда бегать, то и к рассвету не закончим. Смолы вы наготовили достаточно. Теперь возьми во-он тот кусок ткани… Да-да, который самый ветхий… И нарви из него побольше лоскутов, не слишком больших – размером с ладонь. Ничего, если края будут выходить растрепанными, в оборванных нитях – так даже лучше.

Редар достал глинянки с нефтью, откупорил. Комнату наполнил терпкий запах. Сим удивленно спросил:

– Что это?

– А это и есть нефть, – ответил Редар, потом, будто вспомнил что-то, добавил: – Ученик.

Послышался топот, смешки, звонкие голоса. Вернулся Гиндаг. Вместе с ним – ну, как же, неужели можно пропустить самое интересное! – явились все пять бывших поварих. Надо отдать им должное: коробочника они нарубили достаточно, много больше двадцати. Но, в любом случае, чтобы донести, хватило бы и троих, считая Гиндага.

Они честно делали вид, будто сгибаются под непомерным грузом, тяжело дышали. Гиндаг приглушенным голосом, изображая крайнюю степень усилий, а на самом деле – наверняка, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заржать, спросил: