Огонь

Сухая шелушащаяся глина, испещренная трещинами, постепенно отступала, под ногами то и дело глухо шуршала каменная крошка. По обеим сторонам тропы стали попадаться гигантские валуны, следы давних лавин. Источенные тысячелетиями ветров, своими плавными линиями они больше походили на песчаные холмы. Наконец, начались и скалы. Нагромождения каменных обломков перемежались пологими склонами, поросшими желтоватым пожухлым мхом, низкорослыми чахлыми деревцами.

Здесь Редара впервые окликнули. Он, конечно, давно забыл про обещание Креггу размахивать руками, привлекая к себе внимание. Засмотрелся по сторонам. Окрик невидимого стража прозвучал неожиданно:

– Эй, сто-о-ой!

Пустынник замер, украдкой оглядывая скалы. Где же они прячутся?

– Ты кто такой, чужак?

На мгновение юноша замялся с ответом:

– Я из пустыни, племянник Богвара и Раймики! На мену иду.

– Что-то мы тебя раньше не видели! Врешь, небось? Ну-ка, стой, где стоишь! И не шевелись!

Пустынник замер. Из-за неприметного валуна вдруг показался человек.

Он сноровисто спускался по склону, умудряясь ни разу не оступиться. Несколько мгновений – и незнакомец спрыгнул с небольшого уступа на тропу перед Редаром, оказавшись перед ним в трех шагах. Высокий, но несколько щупловатый парень немногим старше его.

Странно, а окликнувший голос явно принадлежал зрелому мужчине. Значит, за камнями прячется еще кто-то. И возможно, не один.

Копье пещерника недвусмысленно нацелилось острием точно в грудь.

– Так ты откуда, а? И не делай неправильных движений!

– Вообще-то я с Поющего Солончака, но недавно поселился на Кромке у Богвара и Раймики. Меня Редаром зовут. Мясо вот иду менять, – пустынник осторожно, чтоб ненароком не приняли за «неправильное движение», встряхнул перевязь, потом не удержался и добавил: – Да что вы такие недоверчивые! Могу еще охотников с Кромки назвать, кого помню. Ззар, Кисма, Кребус, Зинвал… – Ну что там, Малик? – снова напомнил о себе невидимый голос.

– Да не знаю, – отозвался щуплый, – говорит складно вроде… Надо бы его к Айрис отвести. Пусть разбирается.

– Заняться ей больше нечем, кроме как со всякими пустынными бродягами болтать! – лениво проворчал из-за спины третий голос. Редар с трудом подавил желание обернуться.

– Не болтай, Ремра! – тем же сноровистым шагом на тропу спустился еще один человек. Лысоватый крепыш невысокого роста, одетый в добротную просторную накидку. У него было удивительное лицо – верхняя часть, в том числе и блестящие залысины на макушке, загорела до красноты, столь знакомой любому пустыннику, а рот, подбородок и торчащая из выреза накидки мощная шея были бледными, едва ли не белыми.

– Так ты, парень, на мену идешь? – прищурился он на Редара.

– Ну да, вот… – снова решил потрясти перевязью юноша, но тут же передумал: в спину уперлось что-то ощутимо острое и колючее.

– Угу. Ну, что ж, это мы только приветствуем. Но раз ты новичок – дороги не знаешь, ловушки в скалах тебе не известны, пускай Малик и Ремра тебя проводят! Согласен?

– Пошли, – грубо дернул за плечо Малик. – Пошли, чего стоишь?

Лысый проводил троицу прищуренным, каким-то хитроватым, взглядом.

– Не забудьте сказать Намарру, что его смена скоро – как солнце коснется острия Укушенной скалы, пусть приходит. А ты, парень, не бойся, если пришел с добром, ничего плохого тебе не сделают, – добавил он.

Провожатые торопили Редара, то и дело покрикивали на него, но делали это беззлобно. Видимо, опасным новоприбывшего чужака они не считали и просто продолжали играть в какую-то свою игру. Малик, правда, изредка бросал на гостя злобные взгляды, но второй, нескладный увалень Ремра, надсадно пыхтевший над ухом от быстрой ходьбы, поглядывал на пленника, можно сказать, даже дружелюбно.

Солнце совсем перестало появляться из-за горных вершин, теперь со всех сторон над тропой возвышались гигантские каменные исполины, погрузив в спасительную тень всю тропу.

Сейчас Редар только порадовался, что палящее солнце больше не жжет немилосердно голову, а то перед глазами уже начали проявляться темные круги. Бедный Ремра так и вообще сипел, точно песчаная буря, чуть ли не по земле уже волочил свое копье.

Зато после заката на этой окруженной огромными камнями тропе будет весьма неуютно. Сплошная темень кругом, ничего не разглядишь. Редар представил – и даже поежился.

По одному, по два навстречу шли люди, один раз Редар с провожатыми обогнали парочку возбужденно переговаривающихся пещерников. Все они приветливо кивали Малику и Ремре и с удивлением смеривали взглядом чужака. Те двое разговорчивых даже попытались что-то спросить, но Малик лишь отмахнулся.

Тропа постепенно расширялась, превратилась в утоптанную сотнями ног широкую дорогу. Над ней по-прежнему нависали черные, мрачные скалы, такие высокие и изломанные, что, казалось, в этом месте никогда не бывает солнца. Нет, не зря эти скалы назвали Угрюмыми.

Еще через два-три перестрела тропа уткнулась в массивную каменную стену. Почти отвесно вниз ее от самого скального гребня прорезала трещина, расширявшаяся на высоте в полтора человеческих роста огромным зевом пещеры. Изнутри ощутимо тянуло холодом и сыростью. Непроглядную темень не могли разогнать даже мелькавшие то дело где-то в глубине слабо мерцающие огоньки.

При виде редаровых провожатых встрепенулся унылый парень с жиденькими волосами цвета соломы, что стоял у самого входа, небрежно опершись на копье.

Он не успел еще ничего сказать, как Малик, толком не отдышавшись, ломаной скороговоркой выпалил:

– Вот, поймали… на тропе чужака… Говорит, новичок… живет у Богвара. Салестер сказал… к Айрис… отвести.

Несмотря на чувствительные тычки в спину, коими награждал его Малик, Редар, входя в пещеру, даже шаг замедлил. Он никогда в жизни не видел такой большой норы. Свод терялся где-то в вышине. Сразу у входа три каменные стены, все в каких-то белесых потеках, делили пещеру, образуя четыре расходившихся в разные стороны прохода. Редара потащили в левый. Узкий, постоянно изгибавшийся туннель вывел троицу на неширокую каменную площадку. Отсюда проходы разбегались уже во все стороны. Люди стали попадаться чаще, причем каждый нес в руке зажженный светильник. Заметно светлее от этого не становилось. И это несмотря на то, что в стенах кое-где коптили масляные лужицы, такие же, как юноша видел в норе Раймики.

Малик снова больно ткнул пустынника копьем, и ничего не оставалось, как направиться вслед за Ремрой, который уже нырнул в очередной туннель. Здесь Редар чуть не упал – прямо в скале было вырублено несколько ведущих вниз каменных ступеней, немного осклизлых от постоянной влаги.

Дальше по пути то и дело попадались боковые ответвления или просто проходы, иногда завешанные кусками истертой паучьей ткани. Из-за этих занавесей доносился то разговор, то смех или детский плач.

Однажды, откинув занавеску, выглянула стройная девушка с удивительно красивыми, блестящими в неверном масляном свете, глазами. В руках у нее искрился клубок паутины, как успел заметить Редар, паука-прядильщика. С плеча на длинном шнуре свисала вниз острая деревянная палочка. Девушка уставилась на юношу с недоумением.

– Я тебя не видела… Эй, Малик, кого поймал?

– Отстань, Кира, не до тебя! – огрызнулся тот. Ремра обернулся, добродушно пробурчал:

– Чего уж такого, нельзя сказать, что ли? Чужака на тропе встретили, Салестер приказал к Правительнице привести.

– Ух, ты, – восхитилась девушка, бессовестно разглядывая Редара. – Чужак?! Настоящий чужак! А как его зовут?

Пустынник хотел было ответить, но тут из глубины пещеры послышался рассерженный женский голос:

– Кира, ты что там делаешь?

– Ой, – сказала Кира, – это меня. Новенький, значит, – и она, напоследок еще раз стрельнув по нему глазами, скрылась за занавеской.

Снова потянулись бесконечные туннели. Редар инстинктивно чувствовал, что спускается все ниже и ниже. Воздух казался вязким от наполнявшей его влаги, с каждым новым проходом становилось все холоднее. Пустынник пару раз на поворотах случайно задел рукой за каменную стену – теперь она, вся мокрая от покрывавших стену капель воды, замерзла. Юноша про себя дивился на пещерников – как им не холодно здесь? Вечный зной песков приучил тело человека к теплу, так что даже во время после дождевых ночей многие пустынники разжигали в своих норах очаги, не говоря уж о самих дождях.