Страница 7 из 51
На тибетском базаре, сравнительно небольшом, провели около часа. Обходили прилавки, лотки. Здесь тоже все рассчитано исключительно на туристов. Люба купила слона, выточенного из кости яка (хотя, на мой взгляд, слону было бы пристойнее быть из слонового бивня). Говорят, в Индии не осталось почти что слонов. Да ладно, откуда слоны в Малом Тибете? Наш с тобой биограф положил глаз на смеющегося Будду. Взвесил на руке, поставил на место. Вырезан из сандала и, правда, смеется. Командор с видом знатока сообщил, что это не смеющийся Будда, а если смеющийся, то не Будда, а если Будда, то не смеющийся, потому что смеющийся Будда это другая традиция, это Китай, а не Малый Тибет. Кто-то другой, сказал Командор. Тогда наш с тобою биограф состроил для вида кислую мину, давая понять продавцу, что чем-то фигурка его не устраивает, нам же он сказал, что этот Будда или не Будда ему необходим для работы - будучи на столе. Будда или не Будда будет будить будто бы добрые чувства (в нем самом и в посетителях кабинета). Сначала за фигурку просили семьсот рупий, биограф сторговался до трехсот. Купил. Ему завернули, по-простому, в газету. Что сказать? - недаром знаток человеческой психики - показывает здесь чудеса торга.
Я тоже купил кулон для Дины, - ты не забыла, что у меня есть жена?
Да, Франсуаза, кулон, из бирюзы. Ей понравится.
А тебе - ничего.
А тебе - ничего!
Молодой человек, в футболке с изображением какого-то страшного демона, продавал обычные для этих рядов сувениры. Среди прочих на столе лежала довольно массивная дудка (флейтой ее остерегся б назвать). Увидев инструмент. Командор так и выдохнул: вот он! Я читал об этом предмете, но не помнил, как он называется, да и не догадался, что это и есть то самое. Я видел, как протянул Командор к нему руку, но, одумавшись, тут же отдернул. Он сказал мне: это канглинг! Да - канглинг. Продавец, взял дудку со стола и стал расхваливать, но на столь специфическом английским, что я понимал лишь редкие слова. Командор владел местным английским лучше, он перевел мне, что это канглинг настоящий. Объясню, если ты еще не поняла. Это ритуальный инструмент, изготовленный из берцовой кости человека. Используется в практике чод. Никогда не слышала: чод? О тантрическом буддизме наверняка слышала. Ну так вот, это из той области - одна из радикальных практик. Командор мне стал объяснять, но я и без него уже знал (и ты знай), что с помощью этой дуды и еще специального барабана одинокий аскет ночью, на кладбище, призывает злых духов, предлагая им в жертву себя. Барабан должен быть изготовлен из двух черепов - мужского и женского, но у продавца барабана не было. Зато канглинг был у него самый что ни на есть настоящий! Один конец кости был окаймлен металлом, по виду серебром (сам я в руки инструмент не брал), это куда надо дуть, на другом конце была металлическая насадка с двумя большими отверстиями, по размеру значительно превышавшая, а по форме повторявшая двояковыпуклую суставную поверхность кости, надеюсь, я правильно ее называю (ты, Франсуаза, в костях разбираешься лучше меня), эта большая - насадка то есть - служила, полагаю, резонатором для звука. Обе детали были украшены таинственными рисунками, причем более прихотливым - та, большая, с двумя отверстиями. Помимо рисунков она была еще украшена двумя камнями - синим и красным.
Командор спросил, сколько стоит. Ответ был две с половиной тысячи. Командор решил, что ослышался, и переспросил еще раз. Две с половиной. Не отрывая взгляда от канглинга, Командор сказал мне, что уже видел в лавке по направлению к мечети (в Лехе, ты знаешь, есть мечеть, а пятая часть жителей здесь, говорят, мусульмане), видел канглинг, и менее роскошный, он в семь раз был дороже. Надеюсь, ты не будешь покупать эту кость? - спросила подошедшая Люба. Где две с половиной, там и полторы, - сказал Командор, готовый к торгу. Мало нам твоих конвертов - не хватает еще в доме человеческих костей! - возмутилась Люба. И тут, пожелав показать товар во всем блеске, продавец поднес канглинг ко рту и затрубил, загудел. Гуд получился жутким - низким и громким, я бы постеснялся назвать этот звук музыкальным. Командор сделал знак рукой: не надо! Он сказал мне, что трубить может только адепт при исполнении ритуала. И назвал свою цену: полторы. Продавец был готов согласиться на две, но тут вмешалась Люба: с ума сошел? - если купишь кость мертвеца, я уйду из дома!.. Да чем тебе не нравится кость? Ты же сама стрижешь собак, у нас дома хранится собачья шерсть, а это те же самые мертвые ткани!.. Я не стригу мертвых собак, а это кость мертвеца!.. Совсем не обязательно мертвеца! Человек мог потерять ногу и остаться живым!.. Да как ты вообще можешь сравнивать собачью шерсть с человеческими костями!?. Командор вздохнул и с улыбкой сожаления отошел прочь от прилавка, а продавец еще что-то возбужденно выкрикивал, готовый на очередные уступки. Люба, наверное, почувствовала, что была с мужем слишком резка, теперь уже примирительным тоном сказала: нас бы не выпустили. Арестовали бы в аэропорту. Наверняка, вывоз человеческих костей запрещен. В самом деле, это ж чьи-то останки, - поддержал я Любу. Что бы вы понимали! - сказал Командор.
Ужинали мы в вегетарианском ресторане. Я тебе уже говорил про свой аппетит. Ну так знай: все хорошо.
Одна беда - Ротанг закрыт, перевал в пятидесяти километрах от Манали. А мне обязательно надо на ту сторону хребта, я правдой или неправдой должен добраться до Ришикеша. Вот там-то мы с тобой и обсудим кой-какие детали. Там-то и поговорим.
7.
Шагнув в центр круга, пятая по счету громко сказала:
- Любовь, - и столь же громко - через секундную паузу: - Иволга. Ришикеш. Оранжевый. - Эти слова она сопроводила жестом: положила ладони на грудь.
Тут же семеро остальных, включая Адмиралова, приблизились к центру круга на три шага, так что, очертив новый, более узкий крут, они уже касались плечами друг друга, и возвестили хором: «Любовь!.. Иволга!.. Ришикеш!.. Оранжевый!..» - после чего каждый положил обе ладони себе на грудь.
Таков был ритуал знакомства по одной из психотерапевтических методик.
Каждый из крута выходил в центр, называл свое имя, присовокупляя к нему - по вольной своей ассоциации - название животного (зверя, птицы, насекомого), имя города и название цвета, а так же изображал что-нибудь жестом. Остальные, сузив крут, повторяли произнесенное и изображенное. И возвращались на место.
Доктор Фурин, Илья Ильич, прохаживался за пределами большого крута, подбадривая подопечных словами: «Так!.. Хорошо!.. Отлично!.. Превосходно!..»
- Валентин! Леопард! Рим! Ярко-багровый! - и двумя пальцами знак победы.
- Валентин, - повторяли, сближаясь к центру, курильщики, - леопард, Рим, ярко-багровый, - и двумя пальцами изображали викторию.
- Отлично, Валентин! - восклицал доктор Фурин.
- Маша. Кошка. Верхний Волочок. Розовый! - и словно плывет брасом.
- Маша, - повторяли курильщики, - кошка, Верхний Волочок, розовый, - и повторяли по-лягушачьи руками.
- Превосходно, Маша! - радовался за Машу доктор Фурин.
- Андрей! Утконос! Караганда! Белый!
Почему Караганда соскочила у него с языка, Адмиралов сам не знал, - в Караганде он никогда не был, и не было у него никаких с Карагандой связей. А что потянулся кверху, словно до потолка руками хотел достать, так это из комплекса лечебной физкультуры одно упражнение («Ох, - говорила ревматолог в прошлом году, - как мне хочется вас на турникете подвесить!..»).
- Андрей! Утконос! Караганда! Белый!
И все тянулись кверху руками, а доктор Фурин кричал:
- Брависсимо, Андрей! Так держать! Выше голову! Блеск в глазах!
Потом всем было велено взяться за руки и, поднимая руки: стремительно сойтись у самого центра с пронзительным нутряным криком - да так чтобы комплексы все: у кого какие есть, в испуге прочь полетели.
Доктор Фурин полушутя отмахивался, давая понять, что зрит отлетевшие комплексы и не хочет, чтобы они пристали к нему. Кыш, кыш - посылал их в окно. Впрочем, окно было задернуто плотной занавеской.