Страница 5 из 51
Дину звонок застал врасплох. Отвечала она Константину Юрьевичу междометиями - по большей части звуком «эээ», на все лады интонированным и по смыслу означавшем скорее неуверенное, но все же определенное «да», чем простое принятие к сведению. Не добившись от Дины, где бы и когда бы ей было удобнее - завтра ли у него в центре психологической помощи или в каком-нибудь кафе сегодня, Константин Юрьевич сам принял решение: сегодня – в кафе, и назвал адрес. «Вы же рядом живете?» - «Э, да», - сказала Дина. И добавила: «Пробки». - «Ничего, я подожду», - ответил Крачун.
Убрав мобильник в сумку, Дина подумала, что не узнает себя. Телефонные разговоры с незнакомыми людьми у нее никогда не вызывали трудностей, - ей ничего бы не стоило поставить на место телефонного хама или пригрозить судом малодоступному администратору какой-либо службы, пытающемуся увильнуть от исполнения своих обязанностей; она умела, когда надо, быть убедительной, а когда надо, предупредительной, а когда надо, другой какой-нибудь в зависимости от того, какой надо быть; она, вообще, любила говорить по телефону, а также решать посредством телефона те или иные задачи; иногда даже спасала мужа от неприятных разговоров, беря на себя труд произнести нужные слова от его имени. Вот и сейчас ей придется отвечать за личную жизнь Адмиралова, но не тревогой за состояние мозгов близкого человека и не чувством ответственности объяснялись ее нерешительные «эээ», «эээ», «эээ»... Проще всего было бы объяснить внезапную скованность внезапностью звонка, но Дина, убрав телефон, грешила теперь на иное - на то, что звонил не кто-нибудь, а психотерапевт: ее безвольные «эээ» только лишь и доказывали, что он был настоящим.
Тут позвонил Гущин. Он хотел предупредить, что сейчас позвонит психотерапевт Константин Юрьевич «по тому вопросу». «Ты опоздал, я с ним только что говорила». «Какой быстрый, однако!.. И что?» «Ничего. Тебе спасибо. Договорились встретиться». «Ну, благодарить потом будешь».
Дина не опоздала; в назначенный час оба сидели в плетеных креслах за дизайнерским столиком, - Дина потягивала трубочкой грейпфрутовый свежевыжатый сок, а перед Константином Юрьевичем стояла чашечка кофе. Он рассказывал о своих профессиональных успехах и достижениях, а также хвалил центр, в котором работал - за многопрофильность, новации и методики. Внешне он выглядел не таким, каким могла вообразить его Дина по голосу. Вообще-то она его никаким не воображала, но, если бы ее спросили сейчас, на кого из представителей следующих пяти профессий похож ее визави: психотерапевта, укротителя тигров, пчеловода, кулинара или аудитора, она бы, не задумываясь, ответила: на кулинара. Он бы мог сыграть шеф-повара в эпизоде какой-нибудь мелодрамы. Это все потому, наверное, что кулинары носят белое на работе; впрочем, носит ли Константин Юрьевич белый халат в своем центре психологической помощи, Дина не знала; может, и нет. На нем был серый костюм, серая рубашка и серый, без лишних рисунков галстук. Лет ему было где-то под сорок.
А он все говорил и говорил. Слушая (а точнее, не слушая) Константина Юрьевича, Дина вспомнила о политкорректном эвфемизме - «альтернативный волосяной покров», - к тому, что имелось на голове Константина Юрьевича это выражение относилось как нельзя лучше: не желающая поблескивать в лучах искусственного освещения, лысина Константина Юрьевича отличалась ненавязчивой матовостью из-за едва заметного, с легким серебристым опенком, пушка, равномерно покрывающего ее гладкую поверхность и не мешающего ей, однако, оставаться тем, чем она и была, - то есть лысиной. Не есть ли этот едва заметный пушок, подумала Дина, промежуточный результат самовнушений Константина Юрьевича, овладевшего психотерапевтической техникой активизации биоэнергии волосяных корешков?
Мысли Дины грозили развиться в самых неожиданных направлениях, но тут Константин Юрьевич заставил Дину сосредоточиться. Он показал ей дипломы. Свои. Он был членом академий, ассоциаций и обществ. Преимущественно международных.
- А теперь вы расскажите.
- О чем?
- Как о чем? Об особенностях поведения вашего мужа.
Дина не знала, с чего начать; психотерапевт подсказал:
- У вашего мужа межпозвоночная грыжа.
- К сожалению, да.
- Расскажите сначала о муже, потом о грыже, а потом, как вам это видится вместе и по отдельности - с точки зрения их восприятия.
- Их - кого?
- Мужа и грыжи.
- Это как? - не поняла Дина.
- Да вы не спрашивайте, вы говорите, а уж я сам разберусь.
Дина стала рассказывать. В какой-то момент у нее мелькнула, но только мелькнула, не мысль даже, а тень мысли - о том, что долгая болтовня Константина Юрьевича могла быть и не столь бессмысленной, могла и обозначать что-то - в плане симметрии их общения: сначала он образцово бу-бу- бу, и все больше о себе любимом, а теперь слово за ней - в соответствии с установкой, которую он ей как бы дал своим примером. Дина, получается, как бы в долгу.
Внимательно слушая, Константин Юрьевич кивал, а иногда улыбался печально, словно хотел показать, что все это ему очень даже понятно.
Потом он стал задавать вопросы. Некоторые из них показались Дине смешными. Она была готова к странностям, ждала, что он спросит, не мочится ли в постель ее муж и не замечен ли он в склонности примерять ее бюстгальтеры, поэтому ничуть не удивилась, когда Константин Юрьевич полюбопытствовал, часто ли Динин шок завязывает мертвым узлом шнурки на ботинках. Также Константина Юрьевича интересовали гастрономические предпочтения Адмиралова. И не путает ли правое с левым.
- Да, похоже, это действительно моя тема. Не скажу, что случай совсем уж уникальный, мне приходилось дважды наблюдать нечто подобное. Если все так, как вы рассказываете, вам очень повезло. В смысле со мной. Я тоже рад познакомиться. С вами и вашими, извините, проблемами. Рад - это не значит, что действительно рад: наоборот, я вам сочувствую... какая тут радость!.. Но мои профессиональные увлечения... одержимость исследователя... Надеюсь, у меня появится, наконец, возможность описать новый синдром. Я, конечно, возьмусь за вашего мужа, можете не сомневаться.
- Подождите, - сказала Дина, - новый синдром это замечательно. Только мне бы хотелось рассчитывать на реальную помощь, а не только на то, что мой муж при вашем участии оставит след в медицине.
- Неужели вы думаете, я такой эгоист? - спросил Константин Юрьевич. - Без реальной помощи все мои труды ломаного гроша не стоят. Но для того, чтобы исцелять человека, надо знать, от чего исцеляешь. Надо это исследовать. А иначе как мы подберем индивидуальный подход?..
- А вы что - хотите с ним лично встретиться?
- Разумеется.
- Я думала, вы будете меня консультировать, а я уже сама... как вы скажете...
- Что вы. Так нельзя. Вот буклет нашего центра, там все есть - и адрес, и телефон, пусть приходит.
- Не пойдет.
- Почему не пойдет?
- Потому что я не сумею ему объяснить необходимость вашей терапии.
- Но я ж... практически бесплатно, - удивился Константин Юрьевич. - В крайнем случае, за символическую цену...
- Константин Юрьевич, он не пойдет. Я даже спрашивать его об этом не буду. И вообще он скрывает от меня свою связь...
Константин Юрьевич насторожился:
- Связь?
- Ну, с ней, с Франсуазой.
Константин Юрьевич посмотрел пристально (до этого смотрел на Дину обычным, ничего не выражающим взглядом).
- Вы считаете, что связь как таковая все-таки есть? - спросил Константин Юрьевич тоном настолько нарочито нейтральным, что скорее выдал, чем скрыл свое беспокойство.
- Нет, вы не тревожьтесь за меня, у меня все в порядке, я это метафорически: связь. Не знаю, может, как-нибудь по-другому лучше. Но - связь.
- Почему же «по-другому», - сказал Константин Юрьевич примирительно (и взгляд его потеплел). - Связь так связь. А там посмотрим, как лучше. Скажите, он курит?
- Курит, - ответила Дина.
- Замечательно, - сказал Константин Юрьевич. - А не собирается ли он бросить курить?