На прибрежье Гитчи-Гюми

– Как ты несправедлива! – сказала мамочка. – Ты же знаешь, как плохо в здешних местах с кавалерами. Я всегда вела себя безупречно. Можно сказать, в жизни почти ни одного мужчины не видела.

– Это потому, что свет не зажигала, – буркнул Теодор.

– Отец пресекал все мои попытки завести роман, – продолжала она, не обращая внимания на Тео. – Может, мне лесбиянкой стать? Как вы думаете, это даст мне большую свободу выбора?

Пирс подошел к Фреду и помог ему выбраться из кресла-качалки. Потом они вдвоем установили его на место.

– Похоже, ты его сломал, – сказала я Фреду.

– Не обращай внимания, – сказал Теодор. – Это кресло всегда переворачивается, когда на него садятся гости. Без тренировки равновесия не удержишь.

Фред, хромая, подошел к столу.

– Бедняжка! – сказала мамочка. – Сильно ударился?

– Мам, ты правда решила стать лесбиянкой? – спросила я.

– Не знаю. Надо подумать. Если подвернется подходящая пара… Не могу же я все время быть одна! Похоже, теперь мужчины будут интересоваться только тобой и Мариэттой.

– Мамуля, ты еще вполне ничего! – сказала я. – Зачем, например, старику мы с Мариэттой, если рядом есть женщина его возраста?

– Мод, неужели я так ничему тебя и не научила? – сказала мамочка.

– Знаете, я вроде что-то потянул, – сказал Фред, потирая шею. – Надеюсь, хоть кресло не сломал?

– Похоже, сломал, – сказала я.

– Оно уже несколько месяцев сломано! – сказала мамочка. – Зачем ты мучаешь этого несчастного?

– Я, наверное, смогу его починить, – сказал Пирс.

– Ты все только обещаешь, – вздохнула мамочка, – и ничего не делаешь.

– Я был занят много чем другим! Знаешь, пожалуй, я предпочел бы жить собственной жизнью, а не нести на своих плечах ответственность, к которой я не готов.

– Бог мой! – сказала я. – Так длинно ты давно не говорил! Я и не думала, что у тебя так наболело.

– Ну что я могу поделать? – сказала мамочка. – Ты вынуждаешь меня чувствовать себя виноватой. Нам всем надо нести свой крест. Благодарите Бога, что ни один из ваших отцов здесь не околачивается. Вам никто из них не нравился. Разве не замечательно, что мы сами себе хозяева? Да, конечно, нам бывает нелегко, но…

Фред сидел за столом и потирал ушибленные члены.

– Я разорвал о кресло брюки, – сказал он. – Черт, а который сейчас час? Мне надо отвезти домой щенков, переодеться и идти на работу. У меня дежурство с четырех до полуночи, а Гарри любит, чтобы мы приходили по крайней мере на час раньше.

– Ты будешь охранять Эдварда? – спросила мамочка.

– Да. Он странный тип, миссис Сливенович. С резкими перепадами настроения.

– Что говорят врачи? Он поправится?

– Они даже толком не знают, что с ним, – сказал Фред. – Лично мне кажется, что он специально с собой что-то делает, чтобы не выздоравливать. Проводишь меня до машины, Мод?

– Нет, спасибо. – Я положила щенков в коробку, поцеловала их на прощание и снабдила Фреда подробными инструкциями относительно их кормления, распорядка дня и привычек.

Когда они уехали, мне немного взгрустнулось. Я отправилась на кухню и взбодрила себя тостом с маслом. Регулятор на тостере я переставила на максимум. Какой-то идиот оставил его на минимуме, что было совершенно бессмысленно, потому что на минимуме тосты выскакивают через пять секунд и объявляют себя готовыми. Я сунула в него еще парочку толстенных кусков хлеба с отрубями и вернулась в гостиную.

– Как ты думаешь, мы его еще увидим? – спросила я мамочку.

– Кого?

– Фреда!

– Я думала, ты мечтаешь от него избавиться, – сказала мамочка.

– Тебе не показалось, что я была с ним чересчур груба? – спросила я. – Вдруг он там сидит и плачет? Вот он уехал, и я даже чувствую себя чуточку виноватой.

– Напрасно, – сказала мамочка. – Это слабость, присущая всем женщинам. Может, конечно, ты и разбила ему сердце, но, честно говоря, я не слыхала, чтобы кто-нибудь от этого умирал.

– А лет, скажем, сто пятьдесят назад? – сказал Теодор. – Люди тогда то и дело гибли от несчастной любви.

– Возможно, – сказала мамочка. – Мне откуда знать? Лично я не сталкивалась со случаями гибели от несчастной любви. Эту болезнь, как и чуму, человечество победило. Так что не обольщайся.

– Люди что, разучились испытывать сильные чувства? – сказала я. – Интересно, а улитки остались столь же страстными? Говорят, улитки гораздо темпераментнее людей.

Ответить она не успела, потому что на кухне что-то загрохотало, и мы все бросились туда. Мои тосты выскочили из тостера и валялись, объятые пламенем, за раковиной, у самых занавесок. Тостер тоже пылал.

– Пожар! – завопил Леопольд. – Пожар!

– Главное – без паники, – сказала мамочка. – Горящие электроприборы очень опасны. Леопольд, возьми тряпкой тосты и брось их в раковину. Теодор, включи воду. Мод, где полотенце?

Я кинула ей полотенце, и она принялась сбивать пламя. Наконец тостер удалось потушить. Вся кухня была в клубах черного дыма.

– Сколько я просила домовладельца поставить пожарную сигнализацию, – сказала мамочка. – Теперь и уезжать не жалко. Кстати, надо будет завтра уведомить Бедросяна о том, что через две недели мы съезжаем. Он, надеюсь, не обидится. У нас же договор помесячный.

Леопольд обалдело разглядывал разоренную кухню. Все кругом было усыпано горелыми крошками, дверцы шкафчиков почернели от копоти.

– Ну зачем, зачем ты это сделала, Моди? – спросил он жалобно.

– Я не нарочно, – сказала я. – Просто решила поджарить тосты. Меня даже на кухне не было.

– Это все ее энергетическое поле, – сказала мамочка. – Оно у Мод такое мощное, что даже тосты загораются, дверные ручки отваливаются и кресла ломаются. Тебе надо подумать, как приручить эту энергию и обратить ее себе на пользу. Ты с этим не тяни, иначе она либо окончательно выйдет из-под контроля и весь дом рухнет, либо иссякнет, а ты так и не успеешь ею воспользоваться.

– У меня сейчас есть занятия поважнее.

– Какие же?

– Например, раздобыть что-нибудь поесть! – сказала я. – Умираю с голоду! Вы меня даже с собой в магазин не взяли, заставили идти на свидание с Фредом. Вы так хотите поскорее меня кому-нибудь сплавить, что мне с вами и есть противно!

– Сплавить? – фыркнул Теодор. – Да кто тебя возьмет?

– Я и не думала, что ты так это воспринимаешь, – сказала мамочка. – Бедняжка, ты совсем ослабла от голода.

И тут мы почувствовали толчок – словно началось землетрясение.

– Что это? – спросил Теодор.

– Трейлер, – ответил Пирс из гостиной. Он вышел туда, потому что все мы в кухне не помещались. – Только бы с опор не соскочил. Когда кресло упало, он мог съехать с места.

– Сделай же что-нибудь! – сказала мамочка. – Пойди посмотри, что там происходит.

– Да ладно, – сказал Пирс. – Не тормоши меня. Потом посмотрю.

Трейлер снова тряхнуло.

– Вот что, – сказал Леопольд. – Я могу зажарить курочку. Мод, подождешь часика полтора?

– Нет, полтора часа я ждать не могу! Мне надо съесть что-нибудь немедленно!

– Орать-то зачем? – сказал Леопольд.

– У нее отвратительный характер, – сказала мамочка.

– Я просто очень есть хочу, – сказала я. – А еще – никто из вас не пошел гулять со мной и Фредом. Амур выпустил свою стрелу, и она попала в меня.

– Большая была стрела? – спросил Леопольд.

– Огромная! А мне, к вашему сведению, это ни к чему.

– Почему? – спросил Теодор.

– Субъективно – он мне нравится, а объективно – он зануда.

– В тебя амур хотя бы стрелы мечет, – сказал Теодор. – У меня вообще никого нет. Не нравлюсь я девушкам.

– Ты куче девушек нравишься, – сказала мамочка. – Ты на них просто внимания не обращаешь. Ты их не замечаешь, даже когда они с тобой кокетничают.

– Если бы я стал знаменитым поэтом и композитором, все было бы иначе. Только никогда этого не будет. Женщины кидались бы на меня, как на Коула Портера, Ноэля Коуарда или Эндрю Ллойда Уэббера.

– По-моему, двоих из списка можно опустить, – сказала я.