Все свободны!

— У вас тут смешные правила, и вы, Коля, их освоили в полной мере.

— У меня сегодня тоже почти дебют. Всю жизнь я избавлял себя от этого участия.

— Надо же когда-то и начинать, правда? За это и выпьем.

— Пожалуй, вы правы. — Они чокнулись.

Камеры не уставали. Юрий Николаевич заметил Марусю и подошел к ней.

— Дорогая Маруся, как приятно вас видеть снова. — Он поцеловал руку. — То, что вы сделали, конечно, дурновкусие. Но я вам очень признателен. Вы наконец навели полный порядок в нашей семье. Теперь у нас царит мир и понимание. Заметьте, я абсолютно искренен. Да, и вы неплохо выглядите. Привет родителям. — Он отвернулся, оставив Марусю с открытым ртом.

— А что она сделала? — Виноградов Марусю ненавидел, вернее испытывал чувство брезгливости — после встреч с ней ему почему-то всегда хотелось помыться.

— Ничего особенного. Она доложила всем друзьям моих родителей, а их, старых кадровиков-маразматиков, поверьте, немало, о моих отношениях с Васей — во всех подробностях. Но с другой стороны, я думаю: ну кто бы это еще сделал? — Скворцов рассмеялся.

— Вы философ.

— А что еще остается?

— Юрий Николаевич, — Вася дернула его за рукав, — разрешите вам представить. Мой любимый, хоть и «телевизор», Миша. Помните, мы встречались в Пушкинском.

— Да-да. Очень приятно. На следующий день я восхищался вашим репортажем.

— Вы правда видели? — Миша засмущался. — Юрий Николаевич, а может быть…

Виноградов сморщился. Все это он не любил.

— Чем ты недоволен, Коля? — Вася и его дернула за рукав.

— Я счастлив. Подойду позже. Сейчас же Скворцова будут иметь в виду. — Виноградов, которого на прием могло привести, вероятно, только очень глубокое почтение к юбиляру, скрылся.

Миша тем временем рассказал захватывающее продолжение истории с тем знаменитым репортажем. На следующий день после того, как сюжет с корреспондентом, то есть им, Мишей, возлежащим у ног Давида в Итальянском дворике и произносящим текст: «Ах, Аполлон, ах, Аполлон, в Греческом зале, в Греческом зале», вышел в эфир по центральному каналу, автора вызвали на большую летучку. Миша считал, что никогда еще не был так близок к увольнению. Однако главный редактор объявил ему благодарность за неординарное освещение рядовых событий и выписал премию. Все смеялись.

— Юрий Николаевич, простите, ну, можно вас все-таки попросить рассказать на камеру, — Миша сладостно улыбался, — про нашего юбиляра несколько слов.

— Ищете неординарных решений? Олигарх о режиссере — занимательно. Скажу. Эфиру меня уже Вася научила. И потом, я же знаю его с детских лет и люблю.

— Ищу эксклюзива и нахожу его. Давай быстро. — Миша уже руководил оператором Костей. — Мы вас красиво снимем. Свои люди своих людей не подставляют.

Виноградов сделал кружок-другой по залу, еще раз поздравил классика и собрался было уходить, как вдруг увидел, что Скворцов в центре зала танцует с Васей. «Он точно сумасшедший», — подумал Коля и опять восхитился. Николай подошел к танцующим со словами: «Дамы меняют кавалеров», зачем-то отодрал Васю от Скворцова, который спокойно отпустил свою даму и отправился к старичку проститься.

— Что ты там такую суету устроил с прессой? — Старичок смышлено улыбался. — Правильно говорят — ищите женщину, ты что, ее уже нашел?

— Вы такой древний, дядя Володя, что всегда можете сказать что-нибудь новенькое.

— Ладно-ладно. — Мастер, шутя, похлопал Юру по плечу, лукаво посматривая снизу вверх. — Не прибедняйся. Слышал все про тебя уже, про твои подвиги. А Виноградов-то не отобьет? Он такой. Смотри. — Он был проницательным, этот старичок. — Ладно, не обижайся, нашли, действительно, о чем разговаривать — о женщинах. Спасибо, что пришел. Родителям привет. — Они расцеловались.

Танец закончился, и Скворцов подошел к Виноградову. Вася уже ушмыгнула к Мише выпивать.

— Коль, извини, что напрягаю, но, честно говоря, больше не к кому обратиться. Я сейчас должен убежать, у меня небольшие проблемы. Можно тебя попросить, буду обязан, там внизу моя охрана ждет Васю. В этом, поверь, есть необходимость. Если будет сопротивляться, заламывай руки. Разрешаю. Я серьезно. Но чтоб уехала она только с Максимом. Буду обязан.

Они жали друг другу руки, смотря в глаза. А потом вдруг обнялись, как родные, правда, как-то нескладно, и Коля, похлопав Скворцова по плечу, отправился сопровождать Васю.

— Коль, а где Юра?

— Уехал. У него дела.

— А мы тогда что? Делать уже нечего.

— Пойдем домой. Юра приказал сопроводить тебя хотя бы до Максима.

— Сопротивляться бесполезно. Идем.

Скворцов ждал Сеню, и Сеня пришел. И пришел он, как обещал, не один, а со своим дружком генералом, начальником всех погранвойск, чтобы сделать картину более увесистой.

— Семен Семеныч, дорогой! — Юрий Николаевич раскинул руки, как будто хотел заключить того в объятия, но из кресла даже не поднялся. — Вы теперь служите в погранвойсках? Поздравляю. Не знал. Не знал. — Скворцов цинично изображал добродушие. Семен Семенович сделал вид, что не заметил тона.

— Юрий Николаевич, вы же знакомы с Геннадием Викторовичем? Так вот коллега попросил содействия…

— Коллега? Ах, о чем я? Все мы коллеги до какого-то момента. В основном, правда, по пилке дров. Так что двух коллег привело ко мне? Какие важнецкие делишки? — Скворцов откровенно издевался.

— Ваши люди работают на Бердючном, — начал издалека Геннадий Викторович, — они ведут разведку нового месторождения. — Скворцов кивал. — То, что они там ищут, в перспективе будет считаться стратегическим сырьем. Поэтому нас не могла не заинтересовать эта ситуация. Вы меня понимаете?

— Я не понимаю. Если все так серьезно, почему вы не захватили с собой еще и коллегу из ФСБ? Ну да ладно. Это ваши корпоративные разборки. Думаю, сейчас все быстро разъяснится. — Скворцов нажал кнопку вызова секретарши. — Все бумаги по Бердючному. Мне виски, а гостям — коньяку. Вы же по-старинке коньяк пьете, не ошибаюсь? — Он поднял брови на гостей.

— Юра, ты начал пить на работе? Я удивлен. — Семен Семенович не мог остаться не у дел.

— Сеня, так я работу заканчиваю. Так вот, Геннадий Викторович, дело в том, что стратегическое сырье там давно никто не ищет. Оно уже найдено. Получен патент. Вот он, — Скворцов бросил ему бумагу. — Официальный документ, между прочим. И обратите внимание — двухголовенькая печаточка на нем имеется. Герб, флаг и гимн, так сказать. Там же разрешение на дополнительную разведку. Сейчас идет работа по экспертизе образцов. Вот разрешение на ее проведение. — Еще одна бумажка полетела к генералу. — Более того, ваши люди приезжали туда с проверкой, никаких нарушений не нашли. Вот их писулька. Жаль, меня не застали, ведь я там тоже своих проверял. У меня все под контролем, все мои люди. Как у вас — ваши. Более того, сегодня утром вы незаконно задержали моего сотрудника Чернышова…

— Он вез документы, составляющие государственную тайну. Мы их изъяли. — Генерал ловко достал масиковские документы из своего портфеля. Ему понравилось, видимо, как Скворцов жонглирует бумагами.

— Не гневите бога, Геннадий Викторович. Это результаты экспертизы, которые молодой ученый вез в Академию наук для подтверждения открытия. К тому же у вас дубликат, вы можете его прибрать подальше. Оригиналы у меня — вот они. — Следующая пачка полетела в генерала. — И когда придет время, вы понимаете, они от нас, без сомнения, попадут на экспертизу в ФСБ. Но только когда придет время. А вы или ваши люди, может быть, они проявили излишнее рвение или самодеятельность имела место, не знаю, при задержании нарушили закон. Но, слава богу, обстоятельства быстро разъяснились, и я готов закрыть глаза на этот инцидент. Таким образом, вы попросту сбились со следа. Или вас ввели в заблуждение? Я вам открою секрет. Один ваш кол-л-лега в серьезных государственных делах частенько предпочитает технологии шапкозакидательства. Но это ведь неправильно. Потому что на каждый конец в наших вверх стоящих органах всегда найдется другой конец. Вот такие дела, генерал. — Юрий Николаевич привстал и продолжил с угрожающим видом: — Но это все фигня, детский уровень, на котором мы сейчас с вами имеем честь разговаривать. Если вы не спешите, я готов показать вам еще массу взрослых документов. Видите, у меня их целая папка. — Скворцов блефовал. — Хороший коньяк, правда? — И он, весело улыбаясь, сел и повернулся к Семену Семеновичу: — Сеня, ты зарапортовался, дружок.