Самый длинный век

По всему выходило, вернулись мужички с далёкой ярмарки. Что-то продали, а взамен набрали того, что нужно нашему стойбищу. Особо отмечу увеличение кучи камней рядом с кострищем. Они молочно белые, хотя и с грязноватыми включениями. Встречаются, как окатанные водой, так и отколотые от монолита куски. Кремни, конечно. В двух мешках обнаружились комки соли, тоже грязные. Вообще-то мне очень хотелось заприметить хоть какие-то признаки хоть чего-то металлического, но, видимо, не в этот раз.

Следующий день снова прошёл под знаком крапивы. Дело в том, что прибыли настоящие носильщики – мужчины. Они с утра до вечера таскали к землянке надёрганные женщинами охапки стеблей, а мальчишки развешивали всё это сушиться на бесконечном плетне. Заготовка сырья для текстильного производства шла с неувядающим энтузиазмом. К слову сказать, я надёжно разобрался, кто здесь кому кем приходиться. Главным открытием для меня стало то, что все трое мужчин нашего стойбища – родные братья. Мой отец – младший из них, и на мой взгляд, он ещё сопливый подросток, а не мужик.

Но другие относятся к нему по-взрослому. Во всяком случае, когда я видел согнутую под весом нешуточной ноши его неокрепшую фигурку, сердце кровью обливалось.

Зовут моего папу "Ыр", что в сочетании с маминым именем "Ыра" наводит на некоторые размышления относительно здешних брачных обычаев. Только не вполне ясно, то ли мужчина принимает имя супруги, то ли наоборот. Одним словом, я пока недостаточно хорошо понимаю речь, чтобы во всём разобраться, но некоторые взгляды на жизнь древних людей, сложившиеся у меня по прочтении немалого количества книг, претерпевают заметные изменения.

Вот, скажем, когда мужчины только появились, одеты они были иначе, чем все остальные жители нашей землянки. Ступни обвёрнуты шкурами, но и выше, почти до паха ноги защищены тоже шкурами, закреплёнными ремешками. На туловище опять же шкура с прорезью для головы, не свободно висящая, а перепоясанная. Но руки не оставлены голыми – на них из тех же шкур сооружены подобия рукавов, и держатся они на всё тех же ремешках. И даже колпаки на головах со свисающей на спину занавеской – удлинённой стороной, направленной назад.

Так вот, прибыв и помывшись, мужчины переоделись в халато-фартуки. И разулись. То есть, одежда для дальнего похода, и для пребывания "дома" – разная. Как только исчезла надобность защищать тело от веток и сучьев, от колючек или хлещущей по икрам травы, все надели лёгкое, не стесняющее движений платье, в котором телу легко дышится.

***

Интересно отношение к огню. Если костёр погасает и угли остывают, никто не делает из этого трагедии. В землянке хранится всё необходимое, для того, чтобы поправить положение. Работают над этим вопросом, как правило, втроём. Как? Да крутят палочку, воткнутую одним концом в брёвнышко, вроде, как сверлят. Верхний конец этой палочки тоже упирается в углубление на палочке, которую двое держат за концы. Они же, вторыми руками поочередно тянут за ремень, захлестнутый вокруг той самой палочки одной петлёй. Третий участник процесса прижимает к месту "сверловки" что-то хорошо воспламеняющееся, чаще всего, очёсы крапивы. Пары минут на разогрев обычно хватает, а потом возникшим на пучке огоньком воспламеняют заранее приготовленные лучинки.

Словом, не парятся древние люди, а берут, и делают то, что им нужно.

Более того, старшие мальчики тоже в этом процессе участвуют, причём, на равных. Особой силы эта операция не требует, а координация движений не только у семилетнего Нута, но и у пятилетнего Кита вполне достаточна. Однажды они даже меня позвали поучаствовать в добывании огня. Понятно, что ни держать верхнюю палку, ни тягать ремень я оказался неспособен – ну года два мне, не больше. Ни сил, ни ловкости пока недостаточно. Хотя ребята искренне мне помогали, подсказывали и показывали. Зато прижать куда надо кудельку, а потом, не обжегшись, пересадить огонёк на лучинку, вот это получилось прекрасно. Не забывайте, лет-то мне раз в десять больше, чем любому из них, и навыки по контролю за собственными движениями соответствуют весьма преклонному возрасту, когда осознаёшь ограничения, наложенные на тело прожитыми годами.

С этого момента мой статус изменился. Я перестал быть младенцем и перешёл в число детей. То есть старшие мальчишки больше не старались избавиться от меня, оставив при женщинах, а позволяли принимать участие в своих затеях, не сильно учитывая поправку на малолетство и слабосилие. Выяснилось, что они, оказывается, успевают ещё и играть, несмотря на то, что от работы "по дому" их никто не освобождал.

Ну а взрослые позволили мне подкидывать дрова в костёр. Знаете, поддерживать ровное пламя под парой-тройкой горшков, стоящих краями на углах врытых в землю камней, это не так-то просто, учитывая, что оставшееся пространство стиснуто со всех сторон. А сломать даже не самую крупную хворостину я просто физически не в состоянии.

***

Мясной запас в стойбище закончился, и уже на следующий день утром обнаружилась косуля, подвешенная за ноги на суку одного из окружавших землянку деревьев. Это мой папа ночью заколол копьём любительницу полакомиться развешенной для просушки травой. Он притаился за плетнём, а потом просто ткнул из удобного положения. Как я понял – обычное дело. Во всяком случае, когда он поведал об этом за завтраком, его старший брат дядя Быг спокойно сказал, что папа мой – молодец. Странно, а ведь обычно, когда смотришь фильм о древних людях, сцены рассказа об охоте, похвальба ловкостью и восторги окружающих описываются красочно и представляются пантомимой. А может быть я не туда попал?

Молоденькая телочка, не иначе – родившаяся этой весной – обладала прекрасным нежным мясом, которое было подано в трёх вариантах: варёном, жареном и тушёном. Мне больше остальных пришлось по вкусу тушёное. И ещё были какие-то термообработанные корнеплоды, довольно мягкие и чуть слащавые. Возможно, репа, или древний её предок. С тем, что растёт на огороде, я пока не знаком – не было случая его посетить. Не, ну не детство, а просто пахота какая-то сплошная!

Глава 2. Горох и рыба

Мальчишки позвали меня на огород. Взрослые нынче оделись "для леса", то есть в шкуры, и ушли, оставив на попечение детворы и стойбище, и малютку Дыка. Естественно, вся наша четвёрка проследовала за плетень, через который мы попросту перелезли. Понятно, что младших, в том числе меня, пришлось подсаживать, но это даже не обсуждалось заранее. Похоже, процедура давно отработана.

А потом мы лопали горох. Вообще-то разыскать зелёные стручки этой вкуснятины было непросто, потому что в основной массе урожай уже поспевал, но мы не жалели ни сил, ни времени и от души попаслись. Вот, знаете, странное дело. Ведь не голодаем – едим от пуза. А, видимо, желание подкрепится – фундаментальное свойство любых растущих организмов.

Тем не менее, осмотр "плантации" посеял в моей душе разочарование. Почти вся она была покрыта плетями гороха. Оказавшись внутри изгороди, я довольно уверенно оценил её площадь соток в десять-двенадцать, что, если считать урожайность по килограмму-полтора с квадратного метра, позволяло надеяться примерно на тонну зерна на зиму. Ну, в расчете на десять человек населения стойбища это вполне ощутимый запас. Кроме того, ведь ещё и привезено было немало чего-то зернового. Так что ничего удивительного в обильном питании нашего древнего рода нет. Продовольственный вопрос остро не стоит.

Кроме того не меньше пары соток занято корнеплодами, названий которых мне не назвать – торчат из земли пучки листьев, и всё тут. Почва была взрыхлена, но давно не обрабатывалась, отчего схватилась поверху коркой и подёрнулась сорняками, хотя они и не буйствуют, но куда же без них, проныр?! Я было схватился за особо наглый стебель, но даже оборвать его не смог, не то, что выдернуть. Надо скорее расти и набираться сил, для чего имеются все возможности.