Первое дело Мегрэ

Когда Мегрэ пришел сюда, прошло уже более часа, как Ле Брэ покинул бульвар Ришар-Ленуар.

Не хотелось верить, но разве сам Дедэ не намекнул Мегрэ, что его надули?

Он вышел из комнаты, и ему показалось, что он перехватил улыбки на лицах полицейских. Как бы случайно в этот самый момент ему повстречался возвращавшийся к себе комиссар.

— Ну как, дружище? С успехом? Они заговорили?

— Что вы собираетесь с ними делать?

— Пока не знаю. Жду распоряжений.

— От кого?

— Сверху, как обычно.

— Благодарю вас.

Когда он очутился на набережной, пошел дождь. Мегрэ вдруг охватило отчаяние, еще немного — и он готов был отнести комиссару заявление об отставке.

«Наивная ты душа», — сказал ему владелец гаража с оттенком жалости.

И это ему, который так мечтал победителем прийти в этот дом! А вышел он оттуда с низко опущенной головой, с комком в горле!

Он вошел в пивную «Дофин», где всегда можно было встретить одного-двух инспекторов с Набережной Орфевр, заходивших сюда пропустить рюмочку. Он знал их в лицо, но для них он был личностью ничем не примечательной.

Сначала, в надежде, что это его несколько взбодрит, Мегрэ проглотил пилюлю, которую дал ему врач, затем выпил залпом рюмку вина.

Вот они. Небрежно развалившись на стульях, они чувствуют себя здесь как дома, обмениваются новостями. Как же, они ведь в курсе всего, что происходит в Париже!

Хотелось ли Мегрэ по-прежнему быть одним из них или он уже начинал понимать, что мнение, которое он себе создал о полиции, несколько превратно.

После второй рюмки он было совсем уже собрался отправиться к своему высокому начальнику и покровителю, Ксавье Гишару, и высказать ему все, что думает.

Его надули. Ле Брэ выудил из него все сведения, которыми он располагал. Кабриолет ждал его у дверей, и он, наверно, приказал везти себя прямо на Набережную Орфевр. Ему-то, уж безусловно, не пришлось дожидаться приема.

«Мой секретарь просто взбесился. Он может наделать уйму глупостей, довести дело до скандала».

Как знать, может быть, он обратился выше, к префекту полиции, например, или даже к министру внутренних дел?

А ведь вполне вероятно, что и министр внутренних дел был одним из сотрапезников Жандро!

Если это дело оставили за Мегрэ — да еще с такими предостережениями, — то только для того, чтобы он свернул себе на нем шею. Теперь он был в этом уверен.

«Хотите допросить Дедэ? Почему же нет? Пожалуйста, друг мой».

Только раньше они как следует обработали этого самого Дедэ. Кто его знает, чего ему только не наобещали, лишь бы он молчал? А своего добиться было не трудно. Ведь у него уже не первая судимость.

«Наивная ты душа…»

Они втоптали в грязь его веру, осквернили его полицию. Его не задевало то, что они украли у него успех. Чувство его куда глубже, оно скорее походило на разочарование, постигшее влюбленного.

— Гарсон!

Он хотел было заказать третью рюмку, потом раздумал, расплатился и вышел, преследуемый ощущением, что четверо из тех, что сидели с ним за столиком, проводили его ироническими взглядами.

Он понимал, что все время будет натыкаться на обман. Что ему оставалось? Отправиться к флейтисту. Ибо единственным козырем в его игре был флейтист. Именно о Жюстене Минаре Ле Брэ распорядился в первый же день собрать все сведения.

Стоит только Мегрэ выйти из себя, как все сочтут, что это от удара, которым его наградил кривоносый боксер.

Он вскочил в проходящий автобус и остался стоять на площадке, угрюмо вдыхая запах мокрой псины, исходивший от его пальто. Его бросило в пот. Может быть, у него жар?

На улице Шапталь Мегрэ сделал небольшой круг, вспомнив о Помеле, хозяине «Старого кальвадоса», — он тоже смотрел на него покровительственно.

Как знать, может, все они правы? Может быть, он просто заблуждался на счет себя и нет у него никаких способностей к службе в полиции?

Между тем он отлично знал, что бы он сделал, будь у него руки развязаны! В этом доме, на который он смотрел с тротуара, он обшарил бы все закоулки, поговорил бы со всеми обитателями — и все стало бы для него ясно, он раскусил бы их всех, начиная от старого Бальтазар» до Лиз Жандро и Луи.

То, что произошло в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое, отнюдь не самое главное — это лишь завершающий этап. Если бы он мог прочитать их мысли, ему было бы легче восстановить путь, который привел к развязке.

Но дом на авеню Дю Буа — крепость, двери которой закрыты для него. Малейшая опасность вызывает немедленно защитную реакцию. Дедэ заставляют молчать, а Люсиль — отказаться от желания отомстить за своего Боба.

Он поймал себя на том, что говорит сам с собой вслух. Пожав плечами, он толкнул дверь ресторанчика.

Жюстен был здесь. Он стоял у стойки с рюмкой в руке, словно заменяя Мегрэ при встрече с Помелем. Последний не проявил никакого удивления, увидев нового посетителя.

— И мне то же, — заказал Мегрэ.

Дверь была широко распахнута. Дождь редел, сквозь мелкую сетку капель уже проглядывало солнце. Мостовая еще блестела, но чувствовалось, что скоро она высохнет.

— Так я и думал, что вы еще придете, — сказал хозяин. — Меня удивляет только одно: почему вы не вместе с этими деятелями.

Мегрэ живо обернулся к Жюстену Минару, который смущенно, словно в нерешительности, вымолвил:

— В доме много народа. Они прибыли с полчаса назад.

Машин на улице не было. Гости, наверно, приехали на извозчиках.

— Кто?

— Я их не знаю. Думается, судейские. Там и какой-то господин с седой бородой, и молодой чиновник. Может, прокурор с секретарем?

Судорожно сжимая рюмку, Мегрэ спросил:

— Еще кто?

— Понятия не имею.

Деликатный Жюстен не хотел огорчать Мегрэ, и тогда Помель пробурчал вместо него:

— Ваши коллеги. Не из комиссариата. С Набережной. Одного из них я узнал.

Бедняга Минар! Он не знал, куда девать глаза. В общем, получалось, что Мегрэ его надул. Выходит, он только делал вид, что ведет следствие. А теперь выясняется, что он, Мегрэ, здесь ни при чем, что его даже не сочли нужным поставить в известность о том, что они собираются делать.

Вот и получается, что Мегрэ надо, не откладывая в долгий ящик, вернуться домой, сесть за стол и написать заявление об отставке, а потом лечь в постель. Голова у него горела как в огне. Хозяин катал в ладонях бутылку кальвадоса. Мегрэ утвердительно кивнул головой.

Плевать! Его обманули по всем статьям. Они правы. Он наивная душа, ребенок. Дедэ прав.

— Жермен тоже там, — прошептал Минар. — Я заметил ее в окне.

Черт возьми! И она тоже. Впрочем, это в порядке вещей. Она далеко не умна, но, как у всех женщин, у нее есть нюх. Она поняла, что не к тем примкнула, что Мегрэ и его флейтист всего лишь пешки в чужой игре.

— Я пошел! — решительно сказал Мегрэ, ставя свою рюмку на стойку.

Опасаясь, что смелость ему изменит, он ускорил шаг. Когда он очутился у открытых ворот, он увидел двух людей, копавших землю в саду. У двери, которая вела в дом, стоял дежурный инспектор.

— Я сотрудник квартального комиссариата, — сказал ему Мегрэ.

— Надо обождать.

— Чего?

— Чтобы эти господа закончили работу.

— Но ведь я вел следствие.

— Возможно. Но у меня есть указания, старина.

Еще один с Набережной Орфевр!

«Клянусь, если я когда-нибудь буду иметь отношение к Сыскной полиции, — пообещал себе Мегрэ, позабыв уже о своем намерении подать заявление об отставке, — никогда не стану выказывать пренебрежения к беднягам из комиссариата».

— И прокурор здесь?

— Все здесь.

— Мой комиссар тоже?

— Я его не знаю. Какой он из себя?

— В сером пиджаке. Высокий, худощавый, с узкими светлыми усиками.

— Не видал.

— Кто приехал с Набережной?

— Комиссар Бародэ.

Очевидно, это тот, чье имя чаще всего мелькает в газетах. В глазах Мегрэ это был человек, достойный всяческого уважения. Лицо его всегда гладко выбрито, а проницательные глаза, кажется, смотрят сразу во все стороны.