Страница 87 из 103
Туземцы вышли к утесу, поросшему скудной растительностью. Этот утес выдавался мысом в озеро Тиррелл и был доступен с суши только с той стороны, откуда Фрике пришел с дикарями.
Мыс, размытый тропическими дождями, сожженный солнцем и обвеянный ветром, состоял из черных базальтовых наслоений, отливавших слюдяным блеском. С этого обрывистого места открывался далекий и прелестный вид на озеро, которым Фрике сразу же залюбовался.
Вопреки обыкновению, негритосы, вместо того чтобы устроить лагерь и развести костры, хранили почтительное, если не сказать боязливое молчание, а женщины уселись на свои мешки спиной к озеру и, подперев голову руками, упорно не смотрели на его блестящую, необозримую гладь.
Вдруг все дикари, словно пораженные внезапным ужасом, кинулись ничком на землю. Они услышали глухие раскаты человеческих голосов, заглушавших журчанье невидимого ручья, протекавшего где-то поблизости.
— Виами! Виами! — кричали в ужасе дикари, что означало: «Ад!.. Ад!..»
— Ад!.. Ну что же, и отлично, — сказал Фрике, отрываясь от созерцания озера. — Но или я сильно ошибаюсь, или мне знакомы голоса бесов, живущих в этом аду. Если негодяи здесь, то, вероятно, и доблестный вождь их тоже где-нибудь неподалеку… Ну, Фрике, будь осторожен, мой мальчик, а не то попадешься.
ГЛАВА VIII
Тулугал и Му-То-Они. — Австралийская легенда. — Что вышло из мочка бороды, брошенного на землю Байаме. — Несчастья Луны. — Голоса из преисподней говорят по-английски и по-португальски. — Огромный самородок. — Жадность двух негодяев. — Появление мистера Холлидея и сеньора Бартоломео ди Монте. — Взятка. — Как Холлидей понимает отношение к людям. — Сеньор Бартоломео разыгрывает роль падающей звезды. — Таинственная лодка. — Выстрел на озере.
Испуганные крики дикарей: «Виами! Виами!» и хриплые звуки голосов внизу ни на минуту не смутили Фрике. Он не был склонен к суеверию ни по своему характеру, ни по воспитанию и сразу же догадался, что все это значит.
Снизу слышались то вопли ужаса, то мольбы, то крики о помощи, то брань и угрозы двух человек, которые, очевидно, боролись. Фрике прислушался хорошенько и понял все. Он даже догадался, что соперники принадлежат к различным национальностям, и в конце концов по голосам узнал обоих.
Один из голосов, который, дрожа от страха, молил о чем-то, был с португальским акцентом. Другой голос, охрипший от пьянства, но резкий, как стальной клинок, произносил страшные ругательства с интонацией чистокровного янки.
Фрике подполз к самому краю утеса и заглянул вниз. Его глазам представилось любопытное зрелище.
— Виами! Виами! — продолжали жалобно кричать дикари, убежденные, что их нового друга потащил за волосы злой дух Тулугал, чтобы сбросить с утеса в воды озера.
Религия австралийских дикарей состоит из сплетения всевозможных нелепостей. Ее главная отличительная черта состоит в том, что туземцы гораздо больше верят в духа зла, чем в доброго гения Байаме, или Му-То-Они.
Такой пессимизм религиозных воззрений легко объясняется теми ужасными условиями жизни, в которых находятся несчастные туземцы Австралии, проводящие жизнь между голодом и английскими штуцерами. Позволю себе несколько дольше остановиться на догматах туземного богословия, так как оно представляет значительный интерес своим крайним сумасбродством. Заранее прошу у читателя снисхождения к грубому невежеству несчастных дикарей.
Замечу, что в простых преданиях большинства туземных религий — а их в Австралии много, как и везде, — встречаются нередко весьма разумные нравственные принципы и почти всеобщая вера в загробную жизнь.
Аборигены верят в награду и наказание после смерти. Особенно интересно их представление об аде, или, как они называют его, о Виами, делающее большую честь их фантазии.
Представьте себе бесконечную песчаную пустыню, без малейшей тени, без воды, без единой капли росы, окруженную голыми утесами, безжалостно палимую тремя огромными солнцами, расположенными в виде треугольника. Тут пребывают грешники, осужденные на вечное горение за оскорбление жрецов, за побои, нанесенные старикам, за убийство вождей и за похищение молодых девушек.
Каракулы, или колдуны, являются хранителями преданий австралийской книги бытия.
Байаме, или Му-То-Они (гений добра), — чернокожий великан с огромными руками и ногами, с белыми волосами и огненными глазами — сначала создал кенгуру, казуара и вомбата, а потом растения, которыми они кормятся, и солнце, которое им светит.
Довольный началом, Байаме взошел на вершину гор Варра-Ганг, известных у европейцев под именем Австралийских Альп, и плюнул на все четыре стороны. От этого произошли реки и озера. Он населил их рыбами.
Что касается способа, которым Байаме создал моря и озера с соленой водой, то предание рассказывает об этом с такими грязными подробностями, что я не решаюсь повторить их.
Сначала Байаме довольствовался своим творением, но потом оно показалось ему недостаточным. Он пожелал создать нечто большее, чем казуары и вомбаты. Он спустился с Варра-Гангских вершин и целый день занимался созданием мужчины и женщины, которые сделались прародителями черного племени с гладкими волосами.
Утомившись, Байаме несколько дней отдыхал от трудов своих, но потом, видя, что созданные им люди изнывают под палящими лучами солнца, вызвал из недр земли камедные деревья и араукарии, которые густо покрыли почву и распростерли над землей прохладную тень.
Сделав это, он вырвал у себя из бороды клок волос и бросил его на землю.
Эти тонкие волосы принялись расти и стали маррою (матерью) теперешних лиан.
Тогда Байаме решил, что все сделано очень хорошо и что прародители черных людей будут счастливы. Он вернулся на Варра-Ганг, топнул ногой об утес и поднялся в заоблачное пространство, где и пребывает до настоящего времени.
Австралийский создатель уселся за солнцем и, заботясь о счастье своих тварей, только и делает, что поворачивает дневное светило вокруг пальца.
А вот как австралийская космогония представляет историю Луны. Богиня ночи была прежде красивой женщиной, которая счастливо жила на Земле, занимаясь охотой. В наказание за целый ряд самых невероятных похождений эту австралийскую Диану прогнали с земли, пригвоздили к темному небу и обрекли ее жить исключительно в темноте.
Теперь она оплакивает свое вдовство и одиночество. Ее слезы стынут и твердеют. Их накопилось так много, что они усеяли небесный свод и стали звездами.
Вера в выходцев с того света, то есть в туземцев, приходящих из гроба под видом белых людей, появилась уже впоследствии, лет сто тому назад как дополнение к этим странным верованиям.
Но вернемся к парижанину, который, не боясь головокружения, преспокойно лежал на утесе, свесив голову вниз. Он слушал оживленный и в высшей степени назидательный разговор двух лиц, присутствие которых в подобном месте явилось для Фрике полнейшей неожиданностью. Стоя на узком выступе мыса на пятьдесят футов ниже вершины, какой-то человек с американским акцентом бранился с другим человеком, висевшим над бездной на веревке, которая отчаянно качалась и крутилась.
Конец этой веревки выходил из круглого отверстия в базальтовой скале. Внутри, очевидно, была пещера, имевшая выход на другую сторону скалы и, возможно, куда-нибудь очень далеко.
Фрике не совсем понимал, зачем пришли сюда эти люди. Он медленно приподнялся, знаком попросил Жана подержать его за ноги и высунулся еще дальше. Он смог яснее рассмотреть выступ, на котором стоял человек, державший веревку.
Там находилась узкая трещина, из которой текла говорливая струйка воды и падала в озеро, поднимая белые клочья пены. Мелкая водяная пыль вилась около утеса, и сквозь нее, точно сквозь ореол, сверкал огромный самородок золота, застрявший среди базальтовых частиц. Ручей, словно природный диггер, вечной своей струей промыл и обнажил этот удивительный слиток, который сделал бы честь любому австралийскому музею.