Страница 42 из 103
Пьер и Фрике, трудившиеся, как простые матросы, над уборкой палубы, услыхали эти слова и перемигнулись с хитрой улыбкой.
— Знаешь, матрос, — сказал старый боцман, — этот англичанин и молодец, и не трус, а только у него ни на грош нет сметки.
— Я слыхал от старых военных, которые были в Крыму, что все англичане таковы. Храбрые солдаты, превосходные матросы, но ненаходчивы до беспомощности.
— Матрос!
— Пьер?
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы развести пары без кусочка угля?
— Да около часа.
— Пойди и скажи об этом. Это доставит ему удовольствие.
— Что ж, отлично. Я знаю, англичанин будет очень рад. Он в таком затруднении, не знает что делать, бедняга.
— Ну, ступай.
— Позвольте мне, сэр, сказать вам одну вещь.
Фрике подошел к сэру Паркеру и разом переменил неформальный тон парижского гамена на светское, учтивое обращение.
— Сделайте одолжение, мой юный друг, — любезно ответил сэр Гарри.
— Вы сейчас говорили про пары. Я могу исполнить ваше желание.
— Вы?
— Да, я, если позволите. Мне нужны две бочки дегтя, пила и топор.
— Отлично. А кто будет управлять машиной?
— Я в этом немного смыслю, спросите хоть у господина Андре.
— Прекрасно. Назначаю вас временно исполняющим обязанность главного машиниста впредь до возвращения его самого.
Фрике проворно повернулся на каблуках, подошел к Пьеру, и оба принялись разыскивать необходимый материал, как люди, знакомые с корабельным устройством.
— Вот мы и еще раз выпутаемся из беды, — говорил Фрике, роясь в сундуке с плотницкими инструментами.
— Плевое дело! Стоит только выбрать несколько лишних бревен и шестов, распилить их, наколоть дров и намазать дегтем, чтобы лучше горели.
— О, наша печка жарко разгорится.
— Мы возьмем зонтики, вееры!..
Парижский гамен расхохотался.
— Этот юноша, — говорил тем временем сэр Гарри Паркер Андре и доктору, который с вниманием антрополога разглядывал только что отрезанную голову малайца, — этот юноша положительно необыкновенный человек. Какая ловкость, какая подвижность, какая находчивость! Ничем-то он не смущается, ни от чего не теряет головы. Наконец, какое замечательное уменье сделать что-нибудь из ничего.
— Ваша оценка меня радует, ведь и я сам очень люблю Фрике. К тому, что вы сказали, вы смело можете прибавить, что у него самое благородное сердце, какое можно только встретить. Виктор Гюйон, или, как мы обыкновенно зовем его, Фрике, является олицетворением преданности и самоотверженности. Доказательством может служить любой факт из жизни этого скромного героя. Он в полном смысле слова готов отдать душу за ближнего своего. Всякий слабый, несчастный, всякий нуждающийся в защите может смело рассчитывать на его помощь и никогда не получит отказа.
— Что вы говорите, дорогой господин Андре? Я сам вижу это отлично.
— А о его храбрости, о его мужестве и говорить нечего. В семнадцать лет, будучи круглым сиротой и без гроша в кармане, он решил совершить кругосветное путешествие и совершил. Его путешествие продолжалось менее года, но за это время он успел спасти экипаж паровой шлюпки, погибшей в волнах одной африканской реки, спасти жизнь доктору Ламперрьеру, которого вы видите перед собой, и этому храброму матросу, Пьеру де Галю, наконец, выручить из неволи молодого негра…
— А, так вот он кто! Я его знаю: мне приходилось слышать о его подвигах и даже читать.
— Но это еще не все. В начале нынешнего года он во время плавания в открытом море был лишен свободы одним бандитом, мечтавшим присвоить транспорт с китайскими переселенцами, которых вез Фрике. Молодой человек, однако, бежал из плена вместе с Пьером де Галем. Они проехали на пироге от островов Луизиана до Буби-Айленда, где вашими соотечественниками устроен приют для потерпевших крушение.
— Господа, мне неизвестны причины, побуждающие вас объявить войну борнейскому радже. Каковы бы они ни были, я уверен, что они вполне уважительны и достойны. Я теперь вас знаю, имел возможность оценить вас по достоинству и не сомневаюсь в вашем успехе… Тем более что у вас теперь есть союзник… Мои деньги, господа, мой кредит, я сам — к вашим услугам. Располагайте мною.
— Мы можем принять от вас помощь, но только с большими оговорками. Благодарю вас за предложение: оно делает нам честь. Но вовлекать вас в свое дело мы не имеем права. Это предприятие крайне сомнительно и может привести к дипломатическим затруднениям. Мы должны действовать как можно осторожнее и в строжайшей тайне. Менее чем через два месяца в пределах владений раджи может разразиться революция. Даяки, угнетаемые малайцами, естественно, будут нашими союзниками. Произойдут ужасные события. Неужели вы можете участвовать в этом? Даяки, сбросив с себя цепи, не будут знать удержу. А хотите знать, что такое даяки и чем они могут стать? Взгляните на тех двух, что приехали с нами. Обычно эти люди очень смирны, гостеприимны, приветливы, а теперь посмотрите, разве не похожи они на демонов?
Сэр Гарри поднял голову, приложил козырьком руку к глазам и сейчас же отвернулся с отвращением, даже почти с ужасом, от картины, которую он увидел на противоположной стороне палубы.
Как только был потушен пожар и с палубы сняли разостланный парус, даяки принялись за довольно странное упражнение, на которое европейцы не обратили сгоряча никакого внимания.
Увидав трупы пиратов, даяки схватили свои паранчи, или сабли, с которыми они никогда не расстаются, как папуасы со своими реда, и воткнули их крест-накрест в палубу. Потом принялись вокруг них танцевать, и танец, в общем, вышел недурен, замысловат и довольно грациозен. Повертевшись вокруг сабель, они стали подходить к ним, как будто желая взять их, но всякий раз отступали назад, как бы пораженные ужасом. Эта была одна из фигур танца. Наконец они подняли свое оружие и начали друг с другом фехтовать.
Окончив это вступление, даяки с криком бросились на трупы. Каждый приподнял труп за волосы и очень ловко отсек ему голову. Затем слетела еще пара голов, потом еще и еще, до тех пор, пока все валявшиеся на палубе, ужасные, обугленные трупы не были обезглавлены.
Затем как ни в чем не бывало они сложили из отрубленных голов пирамиду, а трупы выбросили за борт и принялись опять танцевать.
У каждого было повешено сбоку по небольшой корзинке, сплетенной из тростника и украшенной человеческими волосами. Окончив свой балет, они осторожно положили себе в корзину по голове, закрыли крышку и самодовольно посмотрели на белых.
Как раз в эту минуту мимо отвратительного трофея проходил доктор. Как человек, немало на своем веку поработавший в анатомических театрах, он не почувствовал особенного отвращения при виде этих останков. В нем проснулся инстинкт антрополога, он взял в руки одну из голов и стал ее рассматривать так хладнокровно, как будто это был кокосовый орех.
Даяки поняли действие доктора по-своему. Они вообразили, что белые такие же страстные любители мертвых голов, как и они сами, и с предупредительностью поднесли европейцам каждый по две головы. Противно было видеть, как они, весело улыбаясь, подходили со своими страшными трофеями, держа их за длинные жесткие волосы.
Вот эта картина и заставила сэра Гарри вскрикнуть от отвращения.
— Я далеко не нервная дама, — с содроганием сказал он Андре, — но согласитесь, что ваши дикари совершенно невозможны. Пожалуйста, велите им убрать эти отвратительные трофеи.
Менее впечатлительный и более свыкшийся с нравами жителей Борнео Андре хладнокровно сказал даякам по-малайски несколько слов. Даяки отошли прочь и преспокойно прицепили драгоценные головы к внешней стороне борта.
— Так это ваши будущие союзники? Ну, можно смело сказать, что пленниками они утруждать вас не будут. Да и относительно раненых врагов вам не придется беспокоиться: кто раз упадет, тому они уже не дадут подняться.