Страница 39 из 103
Багаж каждого состоял из полотняной сумки вроде тех, что бывают у художников-пейзажистов; такая сумка обернута непромокаемой клеенкой и может выдержать любой экваториальный ливень.
Вся экипировка доказывала, что наши путешественники — народ опытный и умеют готовиться к дальним экспедициям.
Один из них, как мы видели, доктор. Это человек очень маленького роста и худой, как щепка. Волосы у него короткие, жесткие, напоминающие щетину и с проседью; борода подстрижена. Доктору уже исполнилось пятьдесят лет, но он бодр и проворен, почти как юноша. Тело его крепко и закалено во всяких невзгодах, так что он шутя переносит и тропический зной, и болотные испарения, и смеется над холерами и желтой лихорадкой.
Прежде он служил во французском флоте и считался первоклассным хирургом, но три года тому назад вышел в отставку. Сначала он поселился у себя на родине, в Провансе, в маленьком домике с зелеными ставнями, рассчитывая зажить скромным сельским буржуа, наслаждаясь супом на оливковом масле и марсельскими ракушками, но эта идиллия длилась ровно два месяца. Доктор Ламперрьер запер свой домик, заколотил зеленые ставни и отправился сажать капусту… куда бы вы думали? На Суматру, в обществе своего друга Андре.
Последний руководит экспедицией и составляет разительный контраст со своим другом. Тридцати двух лет, темноволосый, с серьезным выражением бледного лица, он настолько же сдержан, насколько доктор общителен. Его красивые руки и стройные ноги обладают силой, которая на первый взгляд как-то даже не вяжется с их изяществом. Ловкость и замечательное умение владеть оружием делают его опасным противником в неординарных обстоятельствах, хотя он далеко не авантюрист. Это, напротив, джентльмен с головы до ног, чистокровный парижанин в одежде буржуа.
Приведенный выше разговор достаточно определил личность двух остальных участников экспедиции, и нам незачем рисовать портреты Фрике — парижского гамена и бретонца Пьера де Галя.
Пятый товарищ, до сих пор не раскрывший рта, — чистокровный негр. Ему восемнадцать лет, и европейское платье трещит по швам на его могучих плечах. Умное лицо светится добротой и ребяческой непосредственностью. Этот юный черный колосс, великолепный представитель африканской расы, относится к происходящему совершенно безучастно. Товарищи любят его, как братья, и больше ему ничего не нужно. Проа быстро летит, управляемая даяками, европейцы вооружаются, пушка гудит, гул все ближе и ближе, а храбрый юноша невозмутимо развалился на дне пироги с беспечностью отдыхающего черного льва.
Голос Фрике заставил его привстать.
— Послушай, Мажесте, — сказал ему Фрике, — неужели ты не слышишь этого шума? Подтянись-ка получше. Сейчас посыпется свинец. Приготовься.
Князек, который выше Фрике на целую голову, отвечал мягким, музыкальным голосом, свойственным многим неграм:
— Да, Фрике, да… Ты всегда торопишься… Но и я от тебя никогда не отставал.
— А карабин у тебя заряжен?
— Заряжен… Да я и без карабина: возьму топор и — ух!.. А не то прикладом…
— Без глупостей. Знаю я тебя: начнешь колотить как попало, сломаешь карабин и будешь без ружья всю поездку.
Князек улыбнулся и с наивной гордостью согнул руку у локтя, демонстрируя огромные мускулы, вздувшиеся под блестящей черной кожей.
— Я всегда могу найти дубину.
— Ну, это пора оставить. Дубина, юноша, для негров, а ты теперь парижанин.
— Я всегда делаю так, как ты хочешь. Не правда ли, месье Андре?
— Не слушай его, Князек, — ласково сказал Андре. — Он это ради шутки тебе говорит.
— О! Ради шутки!
— Вовсе не ради шутки, — продолжал шутить Фрике. — Скольких трудов стоило мне спасти его от рабства, увезти в Париж, воспитывать, а он — дубину! Видно, как волка ни корми, он все в лес глядит…
— Тише! Будет вам! — остановил его Андре. — По местам, неприятель близко!
Четыре европейца пригнулись и приготовили свои карабины. Река внезапно повернула и стала шире в устье. Показался небольшой мысок, поросший густым лозняком, и глазам европейцев представилось странное и страшное зрелище.
В пятидесяти метрах от них, на расстоянии не более одного кабельтова от берега, неподвижно стоял окруженный облаком дыма небольшой корабль, по-видимому, севший на мель. Время от времени это колеблющееся облако прорезывалось длинной огненной лентой. Раздавался выстрел из пушки, и картечь сыпалась на бесчисленные пироги, грозным кольцом окружившие судно.
После каждого выстрела слышался яростный вой. Кольцо сжималось все теснее и теснее. Через несколько минут неминуемо должен был последовать абордаж, последствия которого были ясны.
— Черт возьми, — проворчал Пьер де Галь, — почему они торчат здесь, не двигаясь с места?..
— Что же им делать? — спросил Фрике.
— Я отлично вижу трубу — это пароход. Почему бы им не развести пары? Они разом опрокинули бы этих пиратов, которые, похоже, сейчас в них вцепятся.
— А если они сели на мель?
— Дать машине задний ход и сдвинуться с места. Поднять все паруса.
— Но теперь отлив и ни малейшего ветра.
— Это ничего не значит. Осторожность необходима.
— Твоя правда, Пьер де Галь, — поддержал старого моряка доктор. — А ловко действуют эти малайские пираты! Эта хорошенькая яхта для них просто клад. Они с удовольствием сделают из нее разбойничье судно.
— Вы говорите яхта, доктор? — спросил Андре.
— Английская увеселительная яхта. Разве вы не видите флага и значка яхт-клуба?
— Хорошее теперь у нее увеселение, нечего сказать, — заметил Фрике.
Проа близко подошла к пирогам, в которых сидели нападающие Ее приближение сначала не вызвало тревоги у малайцев, которые подумали, что это идет подкрепление. Но вот они заметили белые шапки и блестящие карабины европейцев и поняли свою ошибку. Бандиты архипелага подняли яростный крик и, потрясая длинными мечами, так называемыми кампиланами, устремились на утлую лодку с желанием немедленно ее разнести. Но их маневр не удался.
— Пли! — крикнул Андре раскатистым голосом.
Проа извергала огонь, точно вулкан. С обоих бортов сверкали выстрелы, точные, меткие. Крики торжества сменились воплями боли и агонии. По временам было слышно, как пули впивались в тело и ударялись о кости. Не прошло полминуты, а уже две пироги вынуждены были удалиться. Подъехали две другие, но и их постигла та же участь. А ружейные выстрелы все продолжались, и все так же размеренны и метки они были, точно на военном учении.
Укрывшись за бортом лодки, четыре европейца беспрерывно палили, как будто их двадцать человек. Малайцам казалось, что белые не заряжали своих карабинов, а карабины у них неистощимы.
Два даяка, наклоняясь над веслами, с удовольствием смотрели на истребление своих непримиримых врагов — малайцев. Проа прорвала линию пирог и поплыла к кораблю.
— Пора покончить с этим! — вскричал Фрике. — Дуло моего карабина так нагрелось, что жжет руки.
— Намочи его в воде. Я сам так делаю, и мне ничего.
— Отличная мысль! Вот и легче стало. Мне кажется, мы окажем англичанам неоценимую помощь, и они должны будут нам поставить мачтовую свечку.
За лодкой на почтительном расстоянии плыли пираты. Теперь уже можно было переговариваться с кораблем. Андре окликнул яхту.
У борта показался человек, вооруженный карабином.
— Бросьте нам канат! — крикнул Андре.
Англичанин придумал лучше. Понимая, что взбираться таким путем на корабль и долго, и из-за малайцев опасно, он быстро спустил им лестницу на штирборте. Ее нижняя площадка коснулась воды.
— Ну, Князек, полезай! — сказал Андре.
Негр собрал снаряжение и вскочил на лестницу.
— Теперь ты, Фрике.
— Готово! — сказал парижанин, одним духом перемахнув через лестницу.
— Теперь вы, господин Пьер. Доктор, а что же вы?