Страница 17 из 103
— Как? — удивился парижанин, припоминая вчерашний голод своего друга и желание как можно скорее удовлетворить разыгравшийся аппетит. — Как? Натощак и за работу?
— Мой милый, не все коту масленица! Вчера за долготерпение мы были вознаграждены вдвойне, а сегодня — за работу; закусим после.
— Будь по-твоему. Итак, живо. Тем более что скоро начнется такая жара, что нам волей-неволей придется остановиться.
— Нет на свете стран хуже экваториальных, где солнце превращает тебя в какую-то тряпку, разжижает мозг, уподобляет его молоку кокосового ореха, мутит и свертывает.
— Да, немалая разница между этим горячим солнцем и тем благодатным, на котором весело зреют вишни в Монморанси или поспевает виноград в Сюрене.
— Но все-таки нужно быть справедливым. Взгляни на эти гигантские деревья, прекрасные плоды, роскошные цветы! Быть выкинутым сюда бурей — чистое благодеяние. Что касается меня, я предпочту скорее коптиться на солнце по соседству с кайманами или гремучими змеями, чем замерзать и коченеть в Ледовитом океане.
— Я не спорю. Но ты должен признать, что долгие ночи, жаркие до одурения, расслабляют и душу, и тело. Ночь тянется двенадцать часов, а наступит день — работать придется от шести до девяти утра и от трех до шести вечера, а все остальное время, то есть восемнадцать часов в сутки, жариться, как в пекле.
— Пора, скорее за работу!
— Идем, и, чтобы не тратить попусту драгоценного времени, я займусь, с твоего позволения, распределением работы. Первым делом надо срубить кокосовую пальму и собрать с нее дюжину орехов, еще не совсем спелых.
— Готово! — ответил Пьер, ударив топором пять или шесть раз по тонкому стволу, со стоном повалившемуся на землю.
— Видишь волокнистый мешок из тонких нитей табачного цвета, обрамляющий у основания придаток каждого ореха?
— Конечно.
— Он-то и послужит нам ситом при сборе саго. Смотри, снимай мешки осторожно, не разрывая их.
— Вот так.
— Теперь каждому из нас нужно запастись толстой дубиной.
— Это легко. На изготовление каждой уйдет не больше пяти минут, и через четверть часа все три будут готовы.
— Ладно, а теперь выберем дерево. Вот это, мне кажется, самое подходящее. Оно и не слишком высокое, и не слишком толстое: всего шесть метров в высоту, один метр двадцать пять сантиметров в диаметре, и полно превосходной муки, судя по золотистой пыли, обильно покрывающей листья у основания.
— Надо разрубить его на части.
— Сейчас. Но сначала надо приготовить ступку — пестики у нас есть.
— Верно. Но где ты возьмешь необходимую нам ступку?
— Ступка у нас есть, но… занята пока.
— Ничего не понимаю!
— А это очень просто. Толщина древесины не больше трех сантиметров; проведи легонько пилой вокруг ствола, отложив двадцать пять сантиметров от земли.
— Ах, черт возьми! Какая плотная древесина!
— Хорошо, что дерево не слишком толстое. Вот оно и отделилось от пня. Взгляни-ка на массу, наполняющую обе части ствола.
— Она цветом напоминает кирпич.
— Это только внизу — чем выше, тем она белее. Несколько ударов пестиком живо обратят в пыль то, что наполняет пень.
— Теперь и я догадался. Пень сагового дерева и послужит нам ступкой. Фрике, ты просто волшебник.
— Теперь, когда мы запаслись необходимыми инструментами, нам надо разжиться корытом и корзинами.
— Выделкой корыта мы займемся сами. Виктор примется за изготовление корзинок. Эти гигантские листы могут легко превратиться в корзины, в каждую из которых свободно уместится двадцать килограммов муки. Края листьев на редкость прочные; что касается прожилок на них, мы постараемся употребить и их в дело.
— Ну-ка, Виктор, сделай нам всем по корзине.
— С удовольствием.
— Корыто, которое нам придется тащить на берег ручейка, весело журчащего невдалеке, если меня не обманывает слух, мы сделаем из верхушки дерева.
Приготовлением корыта парижанин занялся лично и, надо отдать ему должное, с большим искусством. С помощью топора, пилы и абордажной сабли он искусно снял с дерева полукруглую широкую полосу коры, которую затянул сеткой, сделанной из волокон мешка, покрывающего у основания придаток кокосового ореха.
— Вот и корыто, да вдобавок снабженное ситом. Ну, Виктор, как твои корзины?
— Сейчас, Флике, сейчас! Мой сделал уже две, сколо будет готов и тлетий.
— Разрежем наше дерево на куски не длиннее метра и займемся добычей питательного вещества.
— Сколько надо выполнить предварительных работ, чтобы получить эту плотную массу, так похожую на сушеные яблоки. А руки не завязнут в ней, как в только что сбитом масле?
— Попробуй.
Силач-боцман проворно засучил рукава рубашки, обнажив руки атлета с мускулами, крепкими, как толстые веревки.
— Я буду выгребать оттуда содержимое так же, как выгребает бретонская хозяйка сливочное масло из маслобойной кадки.
Фрике насмешливо улыбался.
Пьер де Галь запустил обе руки в плотную массу, с силой рванул и… стыдливо опустил глаза, понимая бесполезность дальнейших усилий.
— Жалкий хлебный подмастерье! — выругался он, делая гримасу. — Тесто прикреплено к квашне.
— Именно прикреплено, — засмеялся Фрике. — Посмотри, — продолжал он, тихонько разгребая саблей мучнистую пыль и обнажая тонкие древесные волокна, горизонтально пересекающие мягкое вещество, — видишь эти тонкие бечевки?
— Да, да, вижу! Чем же уничтожить эти проклятые веревки, так прочно укрепленные в стволе?
— Для этого у нас есть дубинки. Мы начнем толочь эту плотную массу, надорвем волокна, и мука посыпется прямо в ступку.
— Хорошо, а потом?
— Начнем по порядку. А там увидим.
И оба друга, замечательные силачи, вооружившись длинными пестиками, принялись усиленно толочь плотную массу, которая, превращаясь в порошок, посыпалась в изобилии в приготовленную ступку.
Кусок ствола, минуту назад полный питательным веществом, был совершенно пуст; его стенки оказались не толще трех сантиметров, и своей пустой формой он напоминал водосточную трубу.
— Поступим так и с остальными кусками ствола, превратив их содержимое в грубую муку. Потом, хорошенько промыв ее, решим, что делать дальше.
— Эта работа не кажется мне ни трудной, ни утомительной. Одно удовольствие: запастись так быстро съестными припасами, употребив так мало труда.
— И вот что бесконечно удивляет меня: дикари, обитающие в этих благодатных странах, имеющие в изобилии рыбу и дичь, способные питаться и тем и другим да еще и этой мукой вдобавок, все-таки предаются каннибализму.
— Даже самый плохой работник, каким является любой из этих лентяев-дикарей, может свободно, затратив на работу не более шести дней, сделать полный запас на год.
— Просто отказываешься верить: в наших краях самые искусные рыболовы и землепашцы, работая усиленно в течение года, еле успевают обеспечить себя на полгода.
— Да, — ответил Фрике, тяжело вздыхая, — когда я подумаю о своей жизни, полной труда и лишений, то не могу удержаться, чтобы не воскликнуть: «Как счастливы жители жарких стран!» Давай считать так, — продолжал он, не переставая толочь муку. — Дерево, семи метров в высоту и один метр тридцать сантиметров в диаметре, может дать тридцать таманов, или свертков, по пятнадцать килограммов каждый. Из каждого тамана можно приготовить шестьдесят пирогов, каждый весом в четверть килограмма. Двух таких пирогов достаточно для обеда, а пяти — на целый день. Этих восемнадцати сотен хлебов, весящих все вместе четыреста пятьдесят, а то и все пятьсот килограммов, достаточно, чтобы кормиться круглый год, и вдобавок они достанутся без особого труда, ведь два работника могут управиться с деревом за пять дней, а две женщины за то же время могут напечь хлебов. А так как саговая мука сохраняется превосходно и в сыром виде, то меньше чем за десять дней можно сделать запас на целый год.
— Ну, после этого нечего удивляться, что дикари так любят бражничать. Такой легкий способ прокормиться может породить самую убийственную лень.