Страница 72 из 78
— Подойди немного поближе, — предложила ему Микайя, — и убедись.
Но теперь Полион указывал на ее живую руку; все видели, как изменился цвет конечности. Ногти стали почти черными, кожа побагровела и вздулась.
— Продержать вот так сутки, — продолжал Полион, — и мы увидим великолепный образец гангрены. Но, увы, у нас нет времени. Я мог бы запереть в этой конечности побольше крови и заставить вены лопнуть, но это убьет ее чересчур быстро. Так что я просто оставлю все как есть, пока ты думаешь, Фористер, и, может быть, мы все-таки столкуемся. К счастью, в ее сердце тоже есть кибернетические детали, так что нам не придется волноваться о том, что оно откажет из-за усилившейся нагрузки. Оно будет продолжать работать… до тех пор, пока я этого хочу. Хотите послушать, как оно работает сейчас?
Голосовая команда усилила звук интенсивно бьющегося искусственного сердца Микайи, частота пульса возросла, чтобы справиться с теми изменениями, которые Полион внес в остальные системы организма. Это отчаянное, неровное биение эхом отдавалось по всей рубке, во время петли трансформации то понижаясь до басового гудения, то превращаясь в сухую барабанную дробь, то взмывая до прерывистого присвиста. Никто не сделал ни единого движения, не произнес ни слова.
На один удар сердца, не более, темнота и молчание показались Нансии благодатным облегчением после режущей боли сигналов, проникавших в ее сенсоры. «Именно так сингулярность воздействует на мягкотелых?» Но нет, это было хуже. В моменты смятения, прежде чем Нансия отключила все сознательные функции и собственные сенсорные связи, она осознавала нечто куда худшее, нежели смещение цветов и пространственные искажения сингулярности: злобное вмешательство другого сознания, переплетенного с ее собственным, наносящего по ней удары с намеренной жестокостью.
«Он хотел свести меня с ума. Если я снова включу сенсоры, он это сделает. А если я останусь плавать в этой тьме, это все равно произойдет». Эта полная неприкрытого отчаяния мысль явилась откуда-то из самых глубин ее памяти. Где, когда она могла себя чувствовать настолько одинокой, полностью покинутой? Нансия, не думая, потянулась к своим банкам памяти, чтобы провести поиск, но остановилась, прежде чем соединение было завершено. Если сенсоры могли быть превращены в оружие, которое использовалось против нее, то не могло ли что-то проникнуть и в память? Получив доступ к компьютерной памяти, Нансия могла обнаружить, что «знает» что-то, в чем ее хотел убедить тот, другой разум.
«Это иное сознание? Или часть меня? Возможно, я уже сошла с ума, и это первые симптомы». Мерцающие, беспорядочные огни и резкие звуки, ощущение тошнотворного вращения, даже уверенность, что ее атаковал чей-то иной разум, — не было ли это все признаками той болезни, которая поражала столь многих людей на Старой Земле до того, как современная терапия при помощи электростимуляции и лекарств научилась восстанавливать равновесие в измученном мозгу? Нансии страшно хотелось просмотреть всего одну статью из энциклопедии, хранящуюся в электронной памяти; но в данный момент этот ресурс был запретен. Параноидная шизофрения, вот оно; отделение разума от реальности.
«Давай подумаем, — сказала себе Нансия. — Если я сошла с ума, то вполне безопасно рассмотреть симптомы и решить, больна ли я на самом деле, разве что я, предположительно, откажусь принять даже явные свидетельства. А если я не больна, то не должна просматривать память для проверки этого факта. Так что лучше принять как гипотезу, что я в своем уме, и действовать, исходя из этого». Сухой юмор этого логического рассуждения помог ей немного восстановить эмоциональный баланс. «Хотя неизвестно, сколько мне удастся еще оставаться в своем уме при таких обстоятельствах…»
Лучше об этом не думать. И лучше также не вспоминать первого напарника Калеба, который впал в необратимую кому, только чтобы не столкнуться с пустотой, которая окружила его, когда синаптические связи между его капсулой и внешним миром были уничтожены. В качестве основания для сохранения разума, а также для выживания, решила Нансия, следует принять допущение, что кто-то проделал это с ней. И сосредоточиться на решении задачи: кто это сделал и как его можно остановить.
В качестве первого шага следовало бы, естественно, приоткрыть всего один сенсор, чтобы изучить вспышки энергии, которые едва не уничтожили ее нервную систему… «Я не могу! — закричала внутри сознания Нансии маленькая девочка, в состоянии, близком к панике. — Вы меня не заставите, я не буду, не буду, я навсегда останусь здесь, где нет опасности».
«Это не выбор», — твердо сказала сама себе Нансия. Она хотела бы произнести это вслух, чтобы подбодрить себя звучанием собственного голоса, но она была нема, равно как глуха, слепа и лишена ощущений, плавая в абсолютной темноте. Каким-то образом ей следовало обуздать панику, зародившуюся в сознании.
Иногда помогают стихи. Тот драматург со Старой Земли, которого так любят цитировать Сев и Фасса; в ее банках памяти хранилось множество его пьес. «Какая ночь…» Нансия машинально потянулась к компьютерной памяти и как раз вовремя удержала этот порыв. Она не знала этот монолог — он хранился в ее банках памяти. Совершенно разные вещи. Тогда попробуем что-нибудь еще. «Я мог быть заключен в орех и мнить себя царем обширных стран, когда бы не дурные сны…» Не очень подходящий выбор в данной ситуации. Может быть… а знает ли она что-либо еще? Что она без своих банков памяти, своих сенсоров, своих мощных двигателей? Существует ли она вообще?
«На этом пути и таится безумие». Конечно, она существует! Нансия решительно наполнила сознание собственными воспоминаниями. Гонки по коридорам Лабораторной школы, игры в «Ангар» и в «Найди энергию» с друзьями. Освоение математических выкладок, от геометрии Лобачевского до топологии расщепления, снова игры, с чудесным пространством чисел, плоскостей и точек, по которому можно блуждать почти бесконечно. Обучение вокалу у сера Воспатриана, преподавателя драматургии в Лабораторной школе, который учил капсульников модулировать производимые динамиками голоса в пределах всей гаммы человеческой речи со всеми ее эмоциональными обертонами. И тот первый день, когда все они были огорчены и пристыжены, слушая записи своих жестяных искусственных голосков. Воспатриан заставил их читать вслух лимерики и бессмысленные стишки, пока все ученики не начали хихикать, забыв об уязвленном самолюбии. Боже, она все еще помнит эти дурацкие строчки, с которых он начинал каждый урок…
И, совершенно не думая и не обращаясь к искусственно наполненным банкам памяти, Нансия отвлеклась от царившей вокруг черноты.
Нансия процитировала для себя весь репертуар сера Воспатриана до тех пор, пока не начала про себя смеяться и не ощутила, как порожденные смехом эндорфины омывают ее сознание. И после этого, совершенно спокойно плавая в темноте, она начала тестировать сенсорные связи, включая и выключая их по одной.
Во время тестового процесса Нансия не раз ощутила ментальный эквивалент обожженных пальцев и ослепительного света прямо в глаза, однако это было не настолько ужасно, как она того боялась. Сенсоры нижней палубы были совершенно бесполезны, равно как навигационный компьютер и новые сопроцессоры — математический и графический, — которые она только что установила. «То есть все, где есть гиперчипы, произведенные на Шемали…» И, едва додумав эту мысль, Нансия поняла, кто и зачем нанес по ней удар.