Корабль, который искал

«Да, оставить ее здесь было бы преступлением. Грехом».

— Ну что ж, можешь считать, что ты принята, — уверенно сказал он. — Сегодня заполню все документы, сразу же передам их в Институт, и утром, когда проснемся, нас уже будет ждать подтверждение. Как ты думаешь, готова ты будешь улететь отсюда утром?

— Да, сэр! — весело ответила девочка.

Броген встал и хотел уже выйти, но остановился.

— А знаешь, — сказал он, — ты ведь права. Я действительно не очень внимательно просмотрел тот файл о тебе, что мне прислали, потому что был совершенно уверен… Ладно, неважно. Так вот, мне очень любопытно, откуда у тебя такое имя? Почему твои родители назвали тебя «Гипатия»?

Тия рассмеялась, громко и заразительно.

— Знаете, профессор Броген, вам стоит снова присесть!

Глава 3

У оператора Ценкома, обычного человека, был приятный голос и не менее приятная привычка не начинать разговор с треска статического электричества или мерзкого предупредительного сигнала.

— Икс-Г-1033, примите сообщение. Передача заархивированных данных по лучу.

Тия нехотя оторвалась от последнего выпуска отчетов научной экспедиции по саломон-кильдеровской культуре и вздохнула с сожалением — разумеется, про себя. Нет, она, конечно, могла одновременно принимать заархивированные данные и просматривать статьи, но ей хотелось вчитаться в них повнимательнее, чтобы потом хорошенько обдумать на досуге. В научных работах встречаются тонкие нюансы, незаметные при поверхностном просмотре; иногда нужно лично знать автора работы, чтобы понять то, что он оставил недосказанным. При том, что несказанное может быть не менее важным, чем то, что написано.

— К приему готова! — отозвалась она, гадая, кто и за каким фигом шлет ей сообщение.

«Интересно, что значит „за каким фигом“? Что такое вообще „фиг“? Надо посмотреть, наверняка есть какая-нибудь научно-популярная статья на эту тему».

Центральный экран напротив пилона, в котором находилась Тия, немного поморгал, а потом на нем возникло изображение худощавого человека в хитроумной мотоколяске. Это была даже не коляска, а нечто вроде платформы, на которой возвышалось что-то еще. Тия отчетливо разглядела дополнительную силовую установку и еще коротковолновый передатчик. Такое впечатление, что его ноги и тело до пояса были упакованы в нижнюю часть автономного космического скафандра!

Однако насчет того, кто именно был облачен в этот странный экзоскелет, двух мнений быть не могло. Конечно же, доктор Кенни!

— Тия, дорогая моя девочка! Поздравляю тебя с окончанием курса обучения! — сказал Кенни. Его глаза лукаво поблескивали. — Ты уже должна была получить подарочек от нас с Ларсом и Анной — если, конечно, почтовая система Ценкома его не потеряла по дороге. Надеюсь, он — то есть они — тебе понравился…

Подарок в честь окончания школы Тия получила вовремя и была им совершенно очарована. Она вообще любила инструментальную музыку, в особенности синтиком, но эти записи имели особое значение для любого капсульника. Это были пьесы Дэвида Вебера-Черкасского в исполнении автора. Черкасский сам был капсульником, и его сочинения не были рассчитаны на ограниченный слух обычных людей. Композитор использовал все ноты звукового диапазона, а его до предела изощренные обертона и изысканная полифония заставляли обычных людей ошеломленно зажмуриваться. Это была музыка не для всех — даже среди капсульников многие ее не понимали, — но Тия могла слушать эти пьесы до бесконечности. И каждый раз она находила в них нечто новое.

— Я просто вспомнил, что в своем последнем сообщении ты писала, как тебе нравятся синтикомовские записи Ланса Мэнхема, а Ларс утверждает, будто сочинения Черкасского по сравнению с Мэнхемом — все равно что симфония по сравнению с чириканьем воробья.

Кенни усмехнулся и пожал плечами:

— Как бы то ни было, мы решили, что эти записи помогут тебе скрасить долгие часы перелетов. Анна рассказывала, что выпускная церемония была просто великолепная. Сам я приехать не смог, ты уж извини, но ты сама можешь видеть почему.

Он, поморщившись, указал на нижнюю половину своего тела:

— Изготовители активных протезов, компания «Мото-простетикс», в неизмеримой мудрости своей решили, что раз уж я когда-то в незапамятные времена воспользовался их экспериментальной мотоколяской, значит, я им обязан. Они убедили главного администратора Института, что я — единственный, кто может испытать это их сооружение. Предполагается, что это должно позволить мне разгуливать по комнате — и, более того, стоять за операционным столом столько, сколько понадобится. Так оно и есть — когда эта штука работает. Надо сказать, что ошибок в ней не меньше, чем в любой новой операционной системе, — он покачал головой. — Вот, например, вчера мерзкая штуковина зависла, и я так и остался стоять посреди холла с поднятой ногой. Восхитительное, должно быть, было зрелище! Я, наверное, смахивал на танцора с древнегреческого фриза. Думаю, пока что в действительно важных случаях я предпочту довериться своей старой коляске.

Тия хихикнула, представив себе Кенни, который застыл на месте, не в силах шевельнуться.

Он покачал головой и рассмеялся.

— Ну так вот, из-за этого… оборудования и из-за пациентов мне пришлось отправить Анну в качестве официального представителя. Надеюсь, ты не сердишься на нас с Ларсом, радость моя…

— Ну да, а мне в отпуск отпроситься тем более непросто, — перебил доктора Кенни другой голос, дружеский и насмешливый, раздавшийся из динамиков кабинета. Услышав Ларса, Кенни усмехнулся. — А снять станцию с орбиты и посадить ее на планету, чтобы поприсутствовать на выпускной церемонии, мне начальство не разрешило. Какое свинство с их стороны!

Тия не удержалась от смеха.

— Так что ничего не поделаешь: придется тебе самой заглянуть ко мне в гости. Теперь ты одна из членов нашего клуба, так что мы сможем между собой помыть косточки этим мягкотелым. Кстати, знаешь, сколько обычных людей требуется, чтобы поменять лампочку?

Кенни невежливо перебил Ларса. Он выглядел усталым, но Тия видела, что он в превосходном настроении. Это могло означать только одно: Кенни только что совершил очередное чудо.

— Без меня, пожалуйста! — сказал он. — Как бы то ни было, у Ларса есть твой почтовый номер, так что ты будешь часто получать от нас сообщения — возможно, чаще, чем тебе хотелось бы! Мы тебя любим, девочка! Крепко обнимаем тебя по-дзенски!

Экран моргнул и погас. Тия улыбнулась, довольная. «Объятия по-дзенски» придумал Ларс: «Это то, как мы бы тебя обняли, если бы были рядом и могли тебя обнять; но нас там нет, и обнять тебя мы не можем». Они с Кенни присылали ей эти «объятия» каждый раз в своих еженедельных сообщениях, которые Тия получала во время всего периода обучения. Вскоре весь ее класс перенял это выражение, столь подходящее для капсульников, и теперь оно быстро распространялось по всему обитаемому космосу. Кенни особенно позабавило, когда один из его выздоравливающих пациентов услышал эту фразу в послании от своей жены-домоседки, как огня боящейся всякой техники.

Ну что ж, это сообщение было лучшим событием сегодняшнего дня, это точно. И превосходно увенчало начало ее новой жизни. На выпускной церемонии присутствовали Анна и папа с мамой, профессор Броген вручил ей специальные награды за особые успехи в ксенологии, дипломатии и изучении первых контактов, а в тот самый день, как Тию подсоединяли к кораблю, на космодроме появилась Мойра, которая все еще летала с Томасом — вот чудо из чудес!

То, что Мойра, образно выражаясь, держала ее за руку во время малоприятной процедуры, пока техники под частичной анестезией подсоединяли ее к пилону, — это дорогого стоило.

Тия содрогнулась, вспоминая об этом. Нет, конечно, тебе заранее описывают все, что ты будешь чувствовать (точнее, то, чего ты не будешь чувствовать), ты проходишь психологическую подготовку и думаешь, что ты ко всему готова, но вот этот момент истины, когда тебя лишают всего, кроме самого примитивного комма и нескольких сенсоров, которыми оборудована сама капсула… Это ужасно. Как один из худших кошмаров.