Пушка Ньютона

Бен стоял, раздумывая, в какую сторону податься, когда вдруг услышал за спиной звук быстро приближающихся шагов. Шаги звучали весьма странно, словно размеренное тиканье часов.

Бен едва взглянул, как сразу узнал и широкополую шляпу, и фигуру того странного незнакомца. Мгновение Бен стоял, охваченный страхом, и наблюдал, как незнакомец приближается. Сомнений больше не было. Это тот самый маг, за которым он подсматривал в окно четыре года назад, а вчера этот маг наблюдал, как они с Джоном тащили домой harmonicum . Бен не мог понять, шел ли мужчина за ним следом или просто гулял поблизости.

Бен притворился, что с увлечением рассматривает Большой пустырь. Метроном шагов раздавался все ближе и ближе. Бен затаил дыхание, страх парализовал его. «Конечно же, вчера этот человек остановился из любопытства, посмотреть на двух подростков и их странный прибор. Да и каждый бы остановился, зрелище-то было презабавное!» – уговаривал себя Бен.

Шаги замерли у него за спиной. Бен дрожал. Раздалось вежливое покашливание.

– Доброе утро, – произнес незнакомец, когда Бен отважился оглянуться. Он стоял на расстоянии какого-нибудь ярда [13] и рассматривал Бена с чуть заметной улыбкой на полноватом лице. По акценту можно было догадаться, что он откуда-то с севера Англии. Незнакомец улыбнулся шире, отчего на щеках появились ямочки. Но серые глаза не улыбались, взгляд был тяжелый, остекленевший.

– Доброе утро, сэр, – выдавил Бен, чувствуя, как дрожит его голос.

– Вы – Бенджамин, я не ошибаюсь? Бенджамин Франклин? – мужчина протянул руку. Бен тупо на нее уставился, незнакомец удивленно поднял брови и произнес: – Меня зовут Трэвор Брейсуэл.

– Ах да, сэр, – очнулся наконец Бен и протянул незнакомцу свою руку.

– Давайте немного прогуляемся, Бенджамин. – Просьба прозвучала как приказ. Бен кивнул, и незнакомец, положив руку на его плечо, развернул Бена по направлению к Большому пустырю.

– Простите, сэр, но откуда вы знаете мое имя?

– Бостон – маленький городишко, – заметил мужчина. – И выяснить имя мальчишки, который подсматривает в твое окно, совсем не трудно.

Лицо Бена залила краска стыда, но стыд тут же сменился страхом. Куда это они идут?

– Я… простите меня, сэр, – пробормотал он. – Я был тогда совсем маленький и…

– И никогда не видел плоды магических знаний в действии. Да, я понимаю, Бенджамин. Я знаю, как эти вещи поражают воображение.

Эти слова чуть приободрили Бена:

– Вы философ, да?

– Больше нет, – ответил мужчина. – Тебе ведь известно, что такое чудо, как мой свет, теперь легко купить за деньги. Боюсь, моя голова уже не способна осваивать новые знания. И более того…

Он остановился, огляделся по сторонам и крепче сжал плечо Бена. Потом пошел, все быстрее и быстрее, и вот они почти бежали по Большому пустырю. Бен пронзительно закричал, но крик тотчас же увяз и потонул в серой дымке тумана. Бен не поспевал, спотыкался, как вдруг почувствовал, что его уже волоком волокут по пустырю. Он попробовал вырваться, но мужчина схватил его за руку, пальцы, как стальные когти, впились в руку Бена. Он почувствовал себя совершенно беспомощным, в животе образовалась пустота, и Бен понял, что ему пришел конец.

5. Поездка в карете и посвящение в интригу

Адриана с немалым удовольствием наблюдала, как перо самописца плавно выводит строчки на листе бумаги. Математические символы перемежались со словами на латинском, английском, французском языках и рассказывали ей историю изумительной красоты, хотя и незавершенную. Несколькими днями раньше Фацио попросил ее разослать часть их расчетов «коллегам». Адриана не знала, кто они, поскольку «коллеги» никогда не подписывали послания. Ее тоже предупредили, что нельзя писать имя Фацио полностью, а ставить лишь букву «F». Сейчас она получала ответ от М3. По сравнению с Ml и М2, как она их различала, М3 нравился Адриане больше всех. Его ответы отличались, на ее взгляд, особым полетом мысли. Однако Фацио ожидал получить совсем не такой ответ. Нетерпеливо заглядывая ей через плечо, он бросил:

– Это не пойдет!

Адриане очень хотелось знать почему. В отправляемых и получаемых сообщениях она понимала почти все: переписка касалась движения тел, обладающих огромной массой. Адриана ясно видела, что идет расчет какого-то движения, скорее всего орбитального. Только что пришедшее письмо содержало алхимическую формулу, имеющую отношение к сродству, но Адриана не могла определить, к какому именно. Это сродство не было похоже на гравитацию, магнетизм или простую общность, хотя походило более на «притягивающее» сродство, нежели «отталкивающее».

– Это все равно что в темной комнате ловить черную кошку, – жаловался Фацио, направляясь в другой конец лаборатории к Густаву. – Зря я пообещал королю сделать это! Но ведь мне нужно самую малость – получить промежуточную формулу. Всего ничего! А с такими ответами я буду ждать ее до судного дня!

– Я даже не понимаю, как мы можем определить, что нашли правильное решение, – ответил Густав.

– Мы должны знать, что мы правы, до того, как приведем в действие этот объект, – сказал Фацио. – Иначе через месяц будет уже поздно что-либо предпринимать! Мне недостает простейшего ответа! А в том, что ответ должен быть простым, я и не сомневаюсь!

– Мы найдем его, – заверил Густав.

– Надеюсь. Я сказал королю… – но он оборвал себя на полуслове, как будто вспомнил, что здесь Адриана.

«Если бы я только знала, над чем это вы, глупенькие, бьетесь, я, возможно, помогла бы вам», – про себя выговаривала им Адриана. Для нее вся работа Фацио действительно представляла большую загадку. Если бы только ей была понятна связь между расчетами движения и алхимической формулой, то она бы произвела свои расчеты и устроила так, будто они пришли от М2. Именно от М2 приходят письма, написанные разными почерками, из чего она сделала вывод, что у того два секретаря.

Раздался резкий стук в дверь. Выяснить, кто пришел, должна была Адриана, но это означало пропустить часть письма. Она только что поменяла бумагу и теперь не могла найти уважительного предлога, чтобы увернуться от своих обязанностей. Как только формула окажется на столе, а новый лист будет вставлен в самописец, Фацио тут же заберет формулу, и они с Густавом начнут ее обсуждение, а она навсегда потеряет шанс еще раз взглянуть на лист.

Адриана открыла дверь, за ней стоял совсем юный паж. Он поклонился.

– Простите, – произнес он, – я имею честь говорить с мадемуазель де Моншеврой?

Адриана удивилась: обычно приходили к Фацио, иногда к Густаву, к ней же – никогда. Но тут она неожиданно вспомнила о приглашении короля:

– Да, это я.

– В таком случае имею честь проводить вас к королевской карете. Его величество просит вас быть сегодня вечером в Версале.

– Сегодня вечером? Но… королевский праздник завтра.

– Да, мадемуазель, – ответил паж. – Мне велели подождать, пока вы не закончите свои насущные дела.

– Я… – Она беспомощно обернулась, слышат ли Фацио и Густав этот разговор. Они оба удивленно смотрели на нее.

– Конечно, вы можете ехать, – ласково произнес Фацио.

Адриана бросила взгляд на заветный лист с формулой.

– Вначале я должна кое-что закончить, это всего несколько минут. Не будете ли вы так любезны подождать?

С этими словами Адриана вернулась к эфирографу, вновь завела его и с нетерпением принялась ждать, когда сообщение будет дописано до конца.

Подходя к карете, Адриана различила, что там уже кто-то сидит; ей навстречу из кареты вышел мужчина. Пока он, сняв шляпу, раскланивался перед ней, она без труда узнала его.

– Мадемуазель де Моншеврой, – произнес он, – я безгранично счастлив видеть вас.

– И я рада видеть вас, господин министр, – отвечала Адриана, хотя на самом деле боялась Жана-Батиста Кольбера, маркиза де Торси и королевского министра иностранных дел. Торси было немного за пятьдесят, но он хорошо сохранился. Тяжелые, почти квадратные скулы уберегли его лицо от старческой дряблости, а осанке мог позавидовать молодой мушкетер. Только глаза и уголки губ выдавали настоящий возраст и груз ответственности, который нес маркиз. Как большинство придворных, маркиз имел очаровательный фасад, но за его улыбкой скрывались зубы дракона, а взгляд темно-карих глаз имел такую же смертельную силу, как взгляд Горгоны.

13

Ярд – английская мера длины; равна 0,914 метра; делится на 3 фута.