Страница 54 из 104
Прошла неделя, и «Конкордия» с приспущенным флагом и желтой эмблемой на мачте, означавшей, что на борту заразная болезнь, бросила якорь в виду острова Борнео.
Множество малайских лодчонок, обычно кружащих возле остановившихся здесь судов, завидев зловещую эмблему карантина, поспешно отходили подальше от судна, мало заботясь о том, чтобы установить связь с зараженным экипажем. Надо сказать, не только малайцы, но и представители местных властей не спешили вступать в контакт с «Конкордией».
Всяческие сношения с зараженными строго-настрого запрещены. Нарушителя ждут суровые меры. Яхта получит свежие продукты, общение будет происходить по понтону, как предписано инструкцией. Скоро ночь, одна из бесконечных экваториальных ночей — душных и темных настолько, что кажется, будто весь мир укутан в черный бархат.
Несмотря на категорический запрет санитарных служб, — запрет, который европейские советники умеют заставить уважать даже султана, — большая лодка с несколькими малайцами на борту покинула рейд и приблизилась к яхте, словно уснувшей на неподвижных волнах. Хотя не видно было ни зги, малайцы будто инстинктивно чувствовали, как именно расположена «Конкордия». Послышался свист. Затем, обменявшись на первый взгляд ничего не значащими словами, которые, вне всякого сомнения, служили паролем, с яхты сбросили трап. Один из тех, кто правил лодкой, поднялся на борт, и человек, чей характерный акцент выдавал синьора Пизани, подал ему руку.
— Хозяин с тобой? — спросил он обеспокоенно.
— Быть может… — уклончиво отвечал незнакомец. — Хозяин везде, он слышит и видит все… Его приказания исполнены?
— Да, однако не обошлось без трудностей. В последний момент на борту появились пятеро ненормальных. Сущие дьяволы. Они перебили добрую четверть наших людей.
— Какое имеет значение, сколько народу погибло? Ты сделал свое дело. Рассказывай, но будь краток. Хозяин хочет знать все.
— Засада была подготовлена. Наши малайцы ждали, рассеявшись вдоль берега. Они заманили яхту на мель и собирались захватить ее. К этому времени я устроил так, что на борту не осталось угля. Мне удалось убедить капитана отослать на берег большинство матросов, якобы для того, чтобы собрать дров. После долгих колебаний он все-таки согласился, и с ним осталось всего пять человек. Все шло прекрасно. Наши пошли на абордаж, но вдруг откуда ни возьмись появились пятеро французов, вооруженные до зубов. Должен признать, что бьют они без промаха, да и сила у каждого как у троих, самые крепкие из наших не смогли устоять. Словом, французы отбили атаку.
— Впятером? — недоверчиво спросил незнакомец.
— Ты бы посмотрел на них! Они стоили целого полка. Им удавалось все: и борьба, и тушение пожара, и парусный маневр… Они даже машину смогли завести. Я видел все это с берега, и мне, признаюсь, стало не по себе. Малайцы отступили, и мы вынуждены были вернуться на борт, чтобы избежать подозрений. Так как у меня было четкое задание завладеть яхтой, я решил действовать энергично и быстро. Словом, сэр Паркер умер в ту же ночь…
— Ты убил его?
— В таких вещах не признаются, даже лучшим друзьям. Короче, он умер. Это главное.
— Хорошо!
— Я принял командование по всем правилам и повел яхту в прибрежные воды.
— А экипаж?
— Разве ты не заметил желтый флажок?
— Да. Это означает, что на яхте карантин.
— На борту желтая лихорадка.
— Желтая лихорадка?
— Или другая смертельная болезнь… какая разница.
— Не понимаю.
— Ты не слишком понятлив.
— Говори, я здесь представляю хозяина.
— Не кажется ли тебе, что ты выбрал не очень подходящий тон? Мне это может не понравиться.
— Повторяю, будь краток. Я должен вернуться через час.
— Как помнится, захват яхты малайцами имел целью отвести подозрения от истинных руководителей этого дела. Важно, чтобы власти не узнали, что корабль попал во владения европейцев. Все было бы нормально, если бы операция удалась. Английский экипаж целиком перерезали бы, за исключением помощника капитана и механика. Мы бы сформировали из малайцев новый экипаж, подходящий для дальнейших действий, и преспокойно бы занимались своим делом на судне, которое нам ничего не стоило. Но атаку отбили, сэр Паркер умер, нужно было чтоб матросы экипажа исчезли один за другим… Так что на борту свирепствует желтая лихорадка, и, честное слово, все, кроме Джима Кеннеди и меня, мертвы. Двое последних, необходимых нам для безопасных маневров, отдали Богу душу сразу после того, как выполнили свои функции.
— Они умерли так же, как и сэр Паркер…
— Конечно.
— И французы, естественно, тоже.
— Увы! Нет.
— Черт побери! Ты упустил их! Они должны умереть. Этого требует наша безопасность.
— Невозможно!
— Почему?
— Потому, что они, вероятно, уже давно под защитой голландских властей. Впрочем, лишняя предосторожность, — эти парни способны постоять за себя сами.
— Следовало схватить их во что бы то ни стало.
— О! Нам это было не под силу… Пришлось высадить их прежде, чем они успели попробовать мое лекарство.
— Ладно! Эти французы обречены. Они умрут.
— Это все, что ты хотел сказать?
— Нет. У меня для тебя секретные распоряжения. Пойдем в твою каюту. Там поговорим… О моих спутниках не беспокойся. Это — твой новый экипаж. Шестьдесят отъявленных мерзавцев, с которыми при желании можно захватить хоть весь остров. Думаю, они уже на борту.
В роскошно обставленной столовой горела лампа. Дальше располагалась спальня, принадлежавшая еще недавно несчастному сэру Паркеру. Синьор Пизани, усевшись на диван, над которым красовалась богатая коллекция холодного и огнестрельного оружия, жестом предложил гостю сесть рядом.
Незнакомец (мужчина приблизительно тридцати пяти лет, среднего роста, но хорошо сложенный) был одет как европеец, хотя фигура, лицо и характерная мимика выдавали в нем малайца. Не чистокровного, а одного из тех, в ком причудливо соединились две крови, придав им силу и ум белого, хитрость, коварство и дикие инстинкты азиата. Его чистый и правильный английский еще более оттенял ломаную речь итальянца. Незнакомец то и дело вскидывал на капитана черные глаза, отчего тому, казалось, становилось не по себе.
— Вот приказ хозяина, — начал он сразу, вынимая из кармана желтоватый листок бумаги и разворачивая его на столе.
Синьор Пизани взглянул на надпись, и лицо его изобразило гримасу недовольства. Надпись, начертанная на листке, была предельно лаконична: «Капитан «Морского короля»…»
— Что означает «Морской король»?
— Таково новое название судна. Вряд ли прилично сохранять за ним название «Конкордия»[193], если принять во внимание его нынешнее назначение. Это производило бы странное впечатление.
— «Капитан «Морского короля» должен в два часа утра отправиться на остров Баламбанган и курсировать вдоль берега в ожидании дальнейших указаний». И это все? — спросил синьор Пизани.
— Все, — холодно ответил метис.
— Кто даст мне эти… указания?
— Я.
— У тебя есть такие полномочия?
— Увидишь. А пока подчиняйся.
Мимолетный румянец, вспыхнув на лице итальянца, тут же уступил место мертвенной бледности.
— Кто здесь командует? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Капитан, — хладнокровно отвечал метис.
— А капитан — это я.
— Только в том случае, если будешь послушен, если будешь действовать, не обсуждая, и смотреть, не видя. В противном случае…
— В противном случае?..
— В противном случае придется вернуться туда, откуда ты появился…
— Бред. Послушай меня внимательно. Я уже по горло сыт рабством. Я хочу быть свободным! Судно будет готово к отплытию через час, но мы пойдем туда, куда захочу я! Мною слишком дорого заплачено за право владеть этой яхтой, хотя пролитая кровь и не очень-то тревожит мою грешную душу. Здесь на борту — миллион, миллион золотом, — карманные денежки бывшего капитана. Поделимся по-братски… Если согласен, я высажу тебя на берег.
193
Конкордия (лат.) — согласие, взаимопонимание, мир.