Овечья шкура

— В общем, да. Ты не первая так шутишь. Если кто мой пейджер почитает… Я тут глушак искал для своего автотранспорта, так мне сестренка младшая прислала сообщение: “Братан, не покупай глушитель, папа из деревни везет”. И ничего, никакого резонанса.

— Можно узнать, почему ты болтаешься у себя в РУВД? Я, между прочим, тебя жду с заданиями.

— Вот поэтому и болтаюсь.

— А говорил, работать любишь.

— Я никогда не вру. Есть информация к размышлению.

— Какая? — заволновалась я.

— Приеду, расскажу. И не проси, — сказал он, хотя я еще ничего и не попросила.

Пока Коленька ехал, я занялась обычным для следователя делом — разложила на столе свои четырнадцать дел и прикидывала, как между ними разорваться. Прикидывая, я предвкушала, как сообщу Василькову, что мы имеем дело с маньяком. Надо предложить ему поискать аналогичные случаи, для начала — хотя бы по сводкам.

Коленька вошел в кабинет с загадочным видом. Я открыла рот, чтобы порадовать его перспективой расследования серии, но его, видимо, тоже распирала информация, и получилось, что мы с ним одновременно выпалили:

— Поздравляю, похоже, мы имеем дело с маньяком!

И оба уставились друг на друга. Коленька пришел в себя первым:

— Чур, сначала я! — заявил он.

— Может, уступишь даме?

— Ни фига! Я и так знаю — ты эту девочку проверила по своим таблицам. Так?

— Нет, не так, мне позвонил маньяк и сказал — готовьтесь…

— Вруша! Ты бы ничего больше не успела за это время. А когда я Люду увозил, ты еще ничего не знала.

— О-о! — Коленька присел к столу. — Я перелопатил горы сводок и… Ладно, ничего я не лопатил. Я заехал в РУВД за талоном на бензин, а в дежурке наш розыскник ругается с какой-то нетрезвой тетенькой. Причем ругается из-за колготок. Выдает ей вещи, а она кричит — колготки не те. Я заинтересовался, стал прислушиваться. Тетка такая хроническая, в дежурке только ею и пахло. Нет, серьезно, перебить собою ароматы дежурной части — это надо уметь. Наш клиент, как у нас в наркологии говорили. Оказалось, у нее дочка пятнадцатилетняя пропала полгода назад…

— Ты хочешь сказать, что ее нашли на территории вашего лесопарка? — мне уже почти все было ясно.

— Ну да! Нашли труп два месяца назад, в июле. И знаешь, где?

— В пруду, — устало сказала я. — А почему дело не возбудили?

— Да потому же, почему и Катю Кулиш не сразу возбудили. Если бы по Кате такого звону не было — городская, то се, — то и тут бы ничего не возбуждали. А за эту девочку, Зину Коровину, ходить-просить было некому. Мать — алкоголичка, отец — гопник. Они ее в тот день, когда она пропала, избили и на улицу выставили. А был, между прочим, не май месяц…

— Полгода назад, значит, март, — уточнила я.

— Вот именно. Девчонку выгнали из дому в одном платьишке. Куда она пошла, одному Богу известно. Что характерно, родители ее и не искали, это классная руководительница всполошилась — учебный год кончается, а девочка в школу не ходит. А летом из пруда выловили труп.

— Причина смерти — утопление, спермы в половых путях нет, повреждений нет, кроме кровоподтеков на запястьях, — уверенно сказала я.

— И откуда ты все знаешь! Почти так. Смерть от утопления. Спермы нет. Другие повреждения в акте не описаны, сильные гнилостные изменения. Наш добросовестный Виталик из ОРО[1] постановление об отказе в возбуждении вынес, розыскное дело списал и битых два месяца вызывал мамашу, чтобы она вещи дочери забрала. Наконец вызвал. А она пришла и давай скандалить, что вещи не ее ненаглядной девочки.

— Все не ее?

— Нет, не все. Платьишко ее, а колготки чужие. Из чего мамаша сделала вывод, что ей хотят подсунуть чужую девочку. Что характерно, все эти два месяца труп лежит в холодильнике морга, не захороненный, поскольку морг, при наличии родителей, за госсчет хоронить отказывается. Поэтому мамочка за вещами и не шла. А тут, видать, приперло — деньжата кончились, может, рассчитывала дочкино платье толкнуть…

— Про мамашу я уже все поняла. Ты про колготки поподробнее, — попросила я Коленьку, и он кивнул.

— Значит, так: девочка ушла из дому в светлых колготках. Так, по крайней мере, мамаша утверждает. А Виталик из морга забрал черные. И пытался впарить маме, а та ни в какую — подайте ей телесные, ну, бежевые.

— Ты материал захватил? — меня затрясло от нетерпения.

— Как же я захвачу без запроса? Наш Виталик — педант, я прочитать и то с трудом выцыганил. Пиши запрос, я заберу.

„ — Отлично, — я быстро настрочила запрос и отдала его Коленьке. — Мне одно только непонятно: зачем он колготки жертвам переодевает? Я сначала думала, что он зациклен на черных колготках — такое бывает. С Кати он черные снял. Но тут все наоборот — он телесные снял и черные надел на девочку.

— Слушай, может, это два разных маньяка? — Коленька разглядывал запрос перед тем, как сложить его и спрятать. — Один зациклен на черных колготках, другой — на телесных.

— Двух разных маньяков придется искать в два раза дольше.

— Ну и что? Меня, например, устраивает. Я к тебе сюда откомандирован, мне тут нравится, и я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше.

— Смею тебе напомнить, что ты откомандирован для работы по убийству Вараксина.

— Какая разница?! — Коленька перегнулся через стол и смотрел на меня в упор смеющимися глазами.

— Ладно. Ты понял, что надо делать?

— Понял. Сам напросился.

— Вот-вот. Ищи все случаи смерти девочек четырнадцати-шестнадцати лет.

— Что, по городу? Может, нашим районом ограничимся?

— Не выйдет. Напоминаю, что Катя Кулиш жила совсем в другом районе.

Коленька обреченно посмотрел на меня.

— Ты вообще-то понимаешь, что мало будет собрать материалы по фактам смерти? Если это действительно маньяк, наверняка в городе — россыпь розыскных дел по пропавшим без вести. Надо уж тогда и их поднимать, искать девочек пропавших.

— Коленька, только на нас с тобой еще и убийство Вараксина. Кстати о птичках, я пока с шефом не говорила про Шиманчика. Надо ведь и убийство Шиманчика сюда подтягивать.

— Аты уверена, что убийство Шиманчика — того же разлива? — по глазам Василькова я видела, что он только что сам собирался убеждать меня в этом.

— По крайней мере, это можно проверить, — сказала я и посвятила Василькова в свою идею насчет кроссовок, и разговор естественным образом перекинулся на его агентессу.

— Ну, как она тебе? — самодовольно спросил Васильков, и я не обманула его ожиданий.

— Нет слов! Признаю, с такой действительно стоит возиться.

Васильков торжествующе улыбнулся, и мне стало понятно, что возился он с Людой Хануриной не только как нарколог. Спал с ней, небось, но, в конце концов, это не мое дело.

— Знаешь, как я с ней познакомился? Мне ее передал “дед” из нашего отдела. Он увольнялся на пенсию, передавал агентуру.

— А она что, и по бумагам агентесса?

— Да, все на нее оформлено, честь по чести. Он ее завербовал, когда она работала секретаршей в одной строительной конторе. Тогда она получше выглядела, это сейчас от нее кожа да кости остались. Наркотики не красят человека, а тем более женщину.

— Да, я бы не сказала, что ей двадцать три года, — я удивилась этому, еще когда заполняла в протоколе ее допроса графы данных о личности.

— Да, представь, двадцать три. Так вот, тогда, пару лет назад, это была красотка. И директор этой вшивой конторы мало того, что сам ею пользовался, так еще и разным там подкладывал. А ей это нравилось.

— Нравилось?

— Не то, что он ее подкладывал кому ни попадя. Он ее подкладывал не просто так, а с определенной целью. Налоговым полицейским, местным обэповцам, братве крышующей. По части постели она большая мастерица, говорю тебе авторитетно.

— А зачем ее подкладывали?

— Вопросы решать. Информацию получать. Вот это ей и нравилось безумно. У нее от рождения феноменальная память, в том числе и зрительная, и наблюдательная она чертовски. Вот и почувствовала себя Матой Хари. Разные там комбинации складывала, директор только пенки снимал.

1

Оперативно-розыскной отдел, занимающийся розыском лиц, пропавших без вести, и скрывающихся преступников.