Ловушка для блондинов

— У тебя слишком большой словарный запас, — проговорила я и отключилась, с тоской подумав, что холодильник пуст, поскольку я еще не успела купить продукты после командировки, и ребенок опять будет пробавляться чипсами.

Хороша мамаша, нечего сказать. А с другой стороны, парень-то уже большой. Я вспомнила, как в восьмом классе мы обсуждали профессии родителей, и один наш одноклассник, обладатель ярко-голубых глаз, не оставлявших равнодушной ни одну девицу, признался, что его мама оставила работу, когда он пошел в школу, и до сих пор с ним сидит. Он так и сказал: “Мама со мной сидит”. Я припомнила, как мы смеялись и как обаяние этих голубых глазок враз для меня погасло.

Мы колесили по области даже после того, как стемнело, и все безрезультатно. Мы подъезжали к приозерскому кладбищу, но водитель отказывался узнавать места, где сдал гроб. Заодно мы зашли в кладбищенскую контору и проверили последние захоронения; Коростелева среди них не было.

У кладбища мы сделали привал. Водитель в стороне курил, а мы с Кужеровым устроили совещание.

— Ну сколько можно кататься? — ворчал Кужеров. — Меня дома ждут.

— А меня не ждут, — вздыхала я. — Сережка, нам надо ее найти. Ну если не ее, то хотя бы куда она труп сбросила. Она ведь должна была его похоронить. Если это связано со страховкой, заграницей, оформлением каких-то документов, то она должна была предъявить захоронение, так? Но в Ивановскую область она его не привозила. Так?.. — И тут я осеклась.

У меня перед глазами встала могильная плита на кладбище в Ивановской области. Я покрутила головой, отгоняя наваждение, и достала из папки с делом, которую прихватила с собой в морг, фотографии, сделанные провинциальным медиком перед эксгумацией: обзорный снимок и могильная плита крупным планом. Так и есть: на могильной плите указаны имя, отчество и фамилия, а даты рождения и смерти нет. Я еще тогда удивилась этому обстоятельству, а потом забыла.

— Но это значит… — сказала я вслух, не решаясь продолжить и выговорить свою дикую идею.

Кужеров заинтересованно посмотрел на фотографии, потом на меня, и вдруг глаза его засветились пониманием.

— Машка! Это значит, что она его похоронила. И именно в Ивановской области. Ведь по плите не видно, когда он похоронен, там даты смерти нету. А про то, что старичок там книжку ведет, она и не знала!

— А двух захоронений ей не надо. Две могилы Коростелева — это перебор, так?

Кужеров кивнул и буднично спросил:

— Ну что, этого беспамятного — в камеру?

— Пожалуй, да, — ответила я без малейших угрызений совести.

Мы забрались в кабину и предложили ехать в город. А в городе направили водителя аккурат к нашему РУВД.

— Ну что, брат, вылезай, будем в тюрьму садиться.

— Вы что? — испугался водитель. — За что это? Не имеете права…

— Имеем, — заверила я его. — Сейчас я протокольчик оформлю о задержании за укрывательство особо тяжкого преступления — убийства. Адвоката своего будете вызывать, или дежурный сгодится?

Но шофер не верил, что я посажу его в кутузку, до тех самых пор, пока за ним не начали закрывать лязгающую дверь изолятора временного содержания. Тут он завопил благим матом, и буквально через полчаса мы узнали, что дамочка предложила за хорошие деньги помочь ей. И они, отвезя гроб в область, вытащили из него тело и сбросили в Ладогу. А гроб дамочка разрешила ему продать; в общем, он был очень доволен.

Этот тип вызывал у меня омерзение, и я бы с большим удовольствием оставила бы его в камере хотя бы до утра. Ну пусть задумается над тем, что нельзя зарабатывать, выбрасывая из гробов тела усопших! Но прокурор бы меня не понял, а его мнение я уважала. Поэтому этот жук-навозник пошел ночевать домой, к моему глубокому сожалению.

На завтра у меня было запланировано ознакомление с уголовным делом Коростелева в архиве облсуда, и мне не хотелось отодвигать это мероприятие, так что я тешила себя надеждой, что Горчаков съездит с водителем на осмотр местности, чтобы тот показал, где они сбрасывали труп. С этим тоже тянуть было нельзя, ни в коем случае.

Сама я домой ввалилась в одиннадцатом часу. Ребенок и не думал спать, сидел перед телевизором, сложив ноги на журнальный столик. И не сразу выяснилось, что за уроки он еще не брался.

Началось скоропалительное воспитание, напоенное взаимными оскорблениями. Потом состоялось трогательное примирение, а над заснувшим чадом, трогательно посвистывающим носом в дреме, я мысленно высекала себя за то, что, увлекшись работой, оставляю сына без полноценного обеда, попустительствую тому, что домашние задания начинают выполняться в двенадцатом часу, когда ученик уже клюет носом и никакая наука ему в голову не лезет. Так недолго и ребенка упустить.

На следующее утро, стараясь загладить вину в ущербном воспитании сына, главным образом, перед собой, я поднялась ни свет, ни заря, чтобы испечь Хрюндику круассаны из слоеного теста и подать к завтраку горяченькими. В результате у меня весь день болела голова из-за раннего подъема.

Но я старательно просидела в архиве областного суда, читая уголовное дело по обвинению Коростелева в умышленном убийстве своей семьи. И зачиталась.

Кужерова я отправила в Приозерск вместе с Лешкой, обеспечивать уличную операцию, а заодно наладить контакты с местными операми и участковыми в плане установления связей Коростелевой-Кротовой, и все время волновалась и звонила на трубку Лешке, чтобы узнать, как там продвигаются дела. На всякий случай Лешка взял с собой водолазов, для осмотра дна, — а вдруг труп окажется в пределах досягаемости?

Лешка терпеливо докладывал мне, что они добрались до места, водитель показал участок берега, куда они подъехали сбрасывать тело; что с этого участка криминалист уже получил отпечатки протектора машины и след женской ноги, но что вода очень глубокая, Ладога все-таки, и труп обнаружить не удалось. Водолазы на всякий случай прошли вверх и вниз от места, но труп не найден. Оставалось ждать, что труп всплывет и будет кем-то обнаружен, но уж лучше бы они его закопали, а не в воду бросили. Хотя Кротова выросла на Ладоге и знала, что делает. Здесь такая глубина, что тело может не всплыть никогда… Я попросила Лешку еще и гроб закрепить: найти, кому шофер его толкнул, по возможности изъять его и осмотреть; может, докажем, что именно в этом гробу находился труп лже-Коростелева. Вместе с показаниями шофера это припрет ее к стене, посмотрим, как она это объяснит. Если, конечно, найдем ее…

Уголовное дело об убийстве семьи Коростелева представляло собой роман без главных страниц. В принципе оно было расследовано хорошо, доказательства вины Коростелева выглядели убедительными и были хорошо закреплены. Но не хватало главного — достоверного мотива. Тот мотив, что был предъявлен Коростелеву в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, не выдерживал никакой критики.

Зацепиться в деле, чтобы найти мотив, было практически не за что. Я внимательно перечитала все страницы довольно пухлого тома, но. в показаниях царила тишь да гладь. Никто не говорил ничего представляющего интерес про семейную жизнь Коростелевых, никто не поминал про двойную жизнь главы семьи, никто не слышал, чтобы жена Коростелева жаловалась на неверность мужа. Просто заколдованный круг! На всякий случай я выписала из дела все координаты подруг погибшей Коростелевой, но надежда на то, что их просто некачественно допросили, а они на самом деле располагали информацией об изменах Коростелева, была весьма призрачной. Следователь и допрашивал их именно в таком ключе, это было понятно по стилю допросов.

Правда, одна-единственная свидетельница — соседка Коростелевых — рассказывала, что всего раз слышала скандал между супругами Коростелевыми, было это много лет назад, вскоре после рождения дочери, и вроде бы во время скандала жена в крике упоминала то ли какую-то женщину, то ли желание мужа ей изменить. Но эти показания были расценены скорее как подтверждение безоблачной супружеской жизни фигурантов: всего один скандал в незапамятные времена и никаких конкретных обвинений.