Страница 49 из 55
Входя в бюро, я заволновалась. Вдруг я сейчас увижу Стеценко, а шеф сказал, что я плохо выгляжу… Кошмар! Я подошла к большому зеркалу в вестибюле и долго прихорашивалась, но вынуждена была признать, что сегодня осень с ее жухлыми красками коснулась, образно говоря, и моего лица.
С громко бьющимся сердцем я прошла по коридору морга. Из первой секционной выглянула Марина Маренич и спросила, не Стеценко ли я ищу?
— Если он еще не ушел, значит, где-то бегает, но вообще он уже собирался, — сказала она, и я расстроилась так, будто это была моя последняя надежда повидаться со Стеценко.
Справившись с собой, я сказала Марине, что вообще-то шла к ней.
— Я тебе несу предмет с ребрами и шипом, не хочешь посмотреть?
— О как! — сказала Марина, держа на отлете запачканные кровью руки в резиновых перчатках. — Тогда подожди, я размоюсь. Иди пока к Юрке, кофейку попей, я сейчас.
Я прошла дальше по коридору и без стука открыла дверь в кабинет к заведующему танатологическим отделением. Юра сидел за столом и читал экспертные заключения. По-моему, увидев меня на пороге, он обрадовался если не мне, то возможности отвлечься от заключений. За чайком я протянула ему смятый листочек бумаги из квартиры убиенного Шорохова:
— Что ты на это скажешь?
Юра повертел листочек.
— Чепуха какая-то. Какой-нибудь нерадивый студент писал.
— Писал некий господин Шорохов, к медицине отношения не имеющий. Маренич его вскрывала на той неделе.
— Вот так, да? — Юра опять вцепился в бумажку.
Когда пришла Марина, с чистыми руками и в белом халате, снявшая свой тяжелый резиновый передник, Юра показал листочек ей.
— Это твой клиент, говорят, накорябал. Что бы это могло значить?
Марина сначала посмеялась.
— Ну, это прикол.
— И кто над кем прикалывался? — мрачно спросила я.
— Шорохов над нами. Нет, ну ты посмотри: “сильная черепно-головная травма”! Мы же так не пишем. Это же набор слов. Так что плюнь и забудь.
— Но этот набор слов написан рукой убитого и, похоже, незадолго до того, как его убили. Мне трудно на это плюнуть.
В момент, когда страсти стали накаляться, приоткрылась дверь и в кабинет заглянул доктор Стеценко. Увидев меня, он заметно покраснел. Я опасалась, что и сама тоже залилась краской. У Юрия Юрьевича и Маренич стали такие лица, будто они сейчас закричат “горько!”. “Тьфу!” — я мысленно выругалась, и краска стала сходить с моего лица.
— Нам выйти? — деликатно спросила наконец Маренич. — Вы же долго не виделись?
— Мы сами выйдем, когда надо будет, — несколько невежливо отозвалась я, не сводя глаз с Сашки.
Он показался мне таким красивым и родным, каким не казался уже давно. Конечно, я бы с удовольствием повисла у него на шее. И, похоже, его сослуживцы бы это правильно поняли. Но первая я вешаться на него не буду. Пусть сам…
Сашка подсел к столу заведующего и без спросу налил себе кофе.
— Так, Маша! Ты мне орудие давай, — спохватилась Маренич. — А то ты мне мозги запудрила этой ерундой…
— Это не ерунда, — упорствовала я.
Из сумки я вытащила пистолет и отдала Марине в руки, показав место, где на рукояти торчал довольно ощутимый металлический шип. Марина вцепилась в пистолет и стала разглядывать его через лупу, потом подхватилась и побежала к себе за актами вскрытия и фотографиями повреждений головы. А я подсунула Сашке шороховский листочек и с надеждой на него уставилась.
Сашка отхлебнул кофе и задумчиво стал разглядывать листок.
— Кто это писал? — спросил он.
— Шорохов, которого наш киллер застрелил.
— Кстати, как он?
— Киллер-то? Говорят, жить будет. Пока с ним разговаривать нельзя.
— А ты так хочешь с ним поговорить?
— Хочу, — уверенно сказала я. — Мне есть, что ему сказать.
— А что тебе этот бред дался? — спросил Сашка, вертя в руках шороховские записи.
— Саша, у нас мотив убийства Шорохова завис. Вдруг это имеет отношение к мотиву. Да и вообще интересно, что за странные формулировки…
— Да, — согласился Сашка. — Похоже знаешь на что? На обратный перевод с иностранного языка.
— Как-как? — У меня перехватило дыхание.
— Представь, что грамотные термины сначала перевели на другой язык, ну, скажем, на английский или немецкий, а потом перевели снова на русский, но переводил человек, далекий от медицины. Вот и получилась абракадабра.
— Сашка, ты гений! Можно, я тебя поцелую?
— Поцелуй его, поцелуй, — разрешил завморгом. — И ты, Саша, ее поцелуй, а я пока чашки помою.
— Послушайте, у вас что, сводническая контора? — возмутилась я, но было поздно, Сашка уже приступил к процессу.
Я не стала вырываться. Тем более что Юра действительно пошел мыть чашки.
Прервались мы только с приходом Марины, тут же включились в работу и предложили ей на рассмотрение версию об обратном переводе. Марина согласилась, что версия красивая, по крайней мере, ничего другого ей в голову не приходит. Юра тоже сказал, что это единственный правдоподобный вариант.
Все втроем они рассмотрели шип на рукояти пистолета, потом сравнили его с фотографиями повреждений на кожных лоскутах, снятых с голов наших потерпевших, и на кости черепов; и пришли к выводу, что шип и ребра рукояти пистолета идеально вкладываются в повреждения.
— Да-а, — Сашка вертел пистолет в руках, — а я ляпнул, что это геодезический инструмент…
— Ну и что? — Юра вступился за честь своего отдела. — Это было предположение. И, кстати, не с потолка взятое. А найти орудие — это задача следователя, а не эксперта.
— Просто я не мог предположить, что на пистолете возможен такой брак… — бормотал Сашка, разглядывая шип.
— Поздравляю, Маша, — Маренич пожала мне руку, — нашла орудие. Надеюсь, при орудии — человек?
— Да, — вяло сказала я, — у нас не только орудие, к которому он хорошо привязан, но и ладони его на местах происшествий. — Про себя я спохватилась, что этого еще достоверно не знаю, поскольку у киллера отпечатков рук не брали, но тут же успокоила себя тем, что мы уже установили настоящее имя киллера, а отпечатки рук этого человека из ИЦ у нас есть.
Моя вялость объяснялась тем, что я не считала чем-то из ряда вон выходящим установление травмирующего орудия по делам о нападениях в парадных. В принципе, это напрашивалось, раз везде были следы рук Коростелева и наличествовал предмет с ребрами и шипом. Это было уже неинтересно. Мои мысли были заняты идеей обратного перевода.
— Саш, — спросила я, — а для чего мог понадобиться обратный перевод?
— Ну ты от меня многого хочешь, — засмеялся он, — тебе виднее, я же обстоятельства дела знаю плохо. Предположи что-нибудь связанное одновременно с медициной и с заграницей. Это плохой перевод строк из медицинского заключения о травме или, скорее всего, о смерти. Для чего может понадобиться перевод заключения о смерти?
Тут я просто заболела. Я полностью отключилась от окружающего мира, пытаясь сообразить, зачем может понадобиться перевод заключения о смерти.
— Для установления юридического факта, — прикидывала я, — для оформления каких-то документов…
— Маша, ты сбилась с пути, — посмеялся Сашка. — Сначала ты действовала правильно, когда приехала к нам советоваться, но сейчас сбилась. Если ты не компетентна в какой-то области, что тебе предписывает закон и здравый смысл?
— Не знаю, — бормотала я. — Выучить то, чего я не знаю.
— Вот балда, — рассердился, завморгом. — Сашка правильно говорит: если чего-то не знаешь, надо обратиться к консультантам.
— А где мне взять консультантов на эту тему? — растерялась я.
— Там, где есть люди, компетентные в вопросах заграницы, — вмешалась Маренич. — В консульстве.
— В каком консульстве?
— Да все равно. В любом.
И я поехала в консульство. Вернее, я села в машину и спросила нашего водителя, где ближайшее консульство. Он подумал и сказал, что он знает, где консульство Великобритании.
— Поехали туда, — решительно сказала я.