Страница 44 из 55
Я поймала себя на том, что и мне, вслед за Кужеровым, безумно хочется переманить Франсуа Ксавье на работу в Петербург. Постепенно я привыкала к его необычной для русского глаза внешности и потихоньку начала любоваться его мягкой грацией, блестящей темной кожей, яркими глазами.
Экспертов в местном бюро СМЭ было двое, и нам выделили того, кто постарше, высокого полноватого доктора с бородкой. Он, кряхтя, стал собираться, а я притулилась на уголке стола заведующего бюро и быстро написала постановление об эксгумации.
Франсуа Ксавье доставил нас с доктором к воротам кладбища и отбыл, предупредив, что едет за рабочими. А мы пошли договариваться со смотрителем и искать интересующую нас могилу.
Старичок в сторожке встретил нас как родных. Было такое ощущение, что он и не ложился, а все высматривал, не идем ли мы снова.
Нужную могилу мы нашли довольно быстро, несмотря на то, что могильная плита была завалена листьями. Старичок-смотритель веничком смел листву и расчистил плиту, на которой можно было прочитать “Коростелев Виктор Геннадьевич”, но почему-то без даты рождения и смерти. Я подумала, что если киллер выживет, а мне придется его допрашивать, то фотографии его собственной могилы “с открытой датой” мне не помешают.
Стоя с веничком в могильной ограде, сторож проговорил:
— Никто за могилкой не ухаживал, как похоронили, так ни одна живая душа и не приходила. А ведь молодой-то парень был… Жена, наверное, утешилась быстро — понятно, красотка, по ней видно, что к деньгам привыкла.
Слушая его тихий говорочек, я подумала, что невредно было бы его допросить — кто хоронил покойника с документами Коростелева, как выглядела неутешная вдова покойного, и прочее, и прочее…
Прибыл франтоватый участковый Франсуа Ксавье, ведя за собой двоих мужичков невнятной внешности с лопатами в руках. Он показал им могилу и скомандовал:
— Надо вскрыть могилу, гроб поднять, открыть и погрузить на грузовик. Если справитесь до двух часов — по две бутылки на рыло. — Из уст изящного чернокожего капитана милиции жаргонные словечки было слышать так же странно, как и замысловатые профессиональные термины.
Мужички оживились и стали жадно оглядывать фронт работ, прикидывая, управятся ли они к призовому времени.
У бородатого доктора при себе оказался фотоаппарат, и он сделал несколько обязательных снимков — обзорное фото, общий ракурс, плита крупным планом. Мужички работали чрезвычайно споро, и вскоре из-под отброшенной земли показался гроб.
— А гроб-то самый дешевый, — прокомментировал старичок-смотритель, — мог при перевозке развалиться. Вдовица денег пожалела.
Старичок накаркал, гроб чуть не развалился, пока его поднимали из могилы. Наконец рабочие вытащили его на край могилы и вытерли пот со лба. Эксперт сделал еще несколько снимков.
— Ой, а что ж она его и не переодела, — запричитал смотритель.
И вправду, на теле была надета темно-серая роба. Похоже, что похоронили усопшего в том, в чем был обнаружен труп. Ну правильно, раз захоронение подставное, зачем тратиться?
— Могилу-то закапывать, хозяин? — просипел один из мужичков, обращаясь к Франсуа. Тот вопросительно посмотрел на нас.
— А можно этот вопрос решить во второй половине дня? — попросила я отсрочки. — Если подтвердится предполагаемая личность покойного, мы попробуем связаться с его родственниками; наверняка они захотят похоронить его сами….
Завершив все формальности — составив протокол эксгумации, в котором в качестве понятых расписались рабочие, и допросив в сторожке дедушку-смотрителя по обстоятельствам захоронения “Коростелева”, я дала, команду двигаться. Рабочие были вознаграждены по заслугам, доктор поехал в кабине грузовика, сопровождая гроб с эксгумированным телом, а остальные погрузились в красный кабриолет.
Доставив нас в морг, Франсуа откланялся и предложил позвонить ему на мобильник, когда придет пора забирать нас отсюда.
Я планировала присутствовать на повторном вскрытии, с документами наготове. У меня на руках были скромные данные, касавшиеся беглеца из колонии-поселения, объявленного в розыск как раз в период смерти заключенного в мурманской колонии. Предстояло сравнить их с результатами вскрытия, и если они совпадут — сообщить родственникам поселенца, что их близкий человек не сбежал, а был убит для того, чтобы обеспечить бегство другого человека. И тогда можно будет возбудить уголовное дело по факту умышленного убийства.
Сколько трупов, если вдуматься, сопровождает по жизненному пути нашего киллера: началось все с его семьи, с жены и дочки, потом — несчастный поселенец, которого заманили в сети, чтобы убить и выдать за другого, потом — четверо молодых мужиков в Питере, потом — Шорохов. А вот теперь и сам он стал жертвой убийцы. И с самого начала до самого конца рядом с ним была юная уроженка Приозерска Ольга Кротова. И убивать он начал наверняка после знакомства с нею. А логическим завершением его кровавых дел стал кухонный нож в руках его дамы сердца, супруги и вдохновительницы, в этом я была уверена. Что ж, сюжет не нов, про леди Макбет еще Шекспир писал.
Кужеров отказался присутствовать при вскрытии. Я его понимала и не стала настаивать; человеку со здоровой психикой там без крайней нужды делать нечего. А вот мне хотелось проследить весь процесс и ответить на вопрос, насколько добросовестно произвели вскрытие в колонии. Как я понимала, кого-то из сотрудников колонии предстояло привлекать за получение взятки и соучастие в побеге, и насчет подследственности я нисколько не обольщалась: Дела соединят, и все это разгребать придется мне.
Наблюдая за выверенными движениями эксперта, я подумала, что вот уж кем не смогла бы работать ни при каких обстоятельствах. Я-то ведь всего лишь смотрела на буро-зеленую массу, в которой угадывались очертания человеческого тела, но лезть туда руками…
А доктор, натянув перчатки, взял в руки инструмент и начал работу, тихим голосом комментируя свои действия.
— Ну что, начнем с полости черепа? Вот тут мягкие тканьки сохранились; что сохранилось, то и отделим, пригодится. Круговой распильчик, вот так, ага, вот и мозг открыли…
— Неужели там что-то осталось, доктор? — спросила я, с трудом заставляя себя смотреть на отвратительно воняющую жижу, к буро-зеленому колеру которой прибавились еще бежевые блестки костяных опилок.
— Смотря для чего, — добродушно ответил доктор. — Чтобы думать — не осталось, а вот чтобы мне покопаться, еще вполне, вполне. Ну что, — продолжил он после паузы, — с головушкой у него все хорошо, кровоизлияний нету, травматических воздействий не диагносцируем и со спокойной совестью переходим к полости груди и живота. У-у! Могу я вас попросить зачитать подробности внутреннего исследования трупа? Ну то, что отметил мой коллега при первоначальном вскрытии?
— Конечно. — Я открыла акт судебно-медицинского исследования трупа заключенного Коростелева В. Г.
— Та-ак, — протянул доктор, не прекращая своих манипуляций, — значит, отравление неизвестным ядом? А органокомплекс и не извлекали, вот халтурщики. Написали от балды. А гляньте-ка, будьте любезны, химическое исследование сделали? Какие препараты туда направляли, любопытно?
Я добросовестно перечислила доктору все из акта, что относилось к судебно-химическому исследованию.
— Вот халтурщики! — повторил он. — Даже желудок не извлекли. Вот это мы сейчас и сделаем. Сколько вы тут собираетесь пробыть?
— А сколько нужно? — спросила я, лихорадочно подсчитывая, какая сумма денег у меня осталась после незапланированного вояжа сюда, в Ивановскую область. Ладно, питаться будем бесплатно в казино, главное, чтобы хватило на обратную дорогу. Может, Кужеров на рулетке сыграет, заработаем на проживание?
— Просто сегодня химия готова не будет, и не надейтесь. Может быть, еще денек у нас погостите. Завтра к вечеру сделаем, не сомневайтесь. Ага, — продолжил он, ковыряясь во внутренних органах, — понятно, картинка была типична для быстро наступившей смерти. Как там в акте, прочтите-ка, если не затруднит, из наружного исследования?