Страница 6 из 42
Все были в шоке. Моя мать, которая раньше неплохо к ней относилась, потребовала, чтобы Машкино имя никогда не упоминалось в нашем доме. Папа чувствовал свою вину и заискивал передо мной. А потом как-то старый отцовский друг мне сказал: «Видишь ли, Машенька, я сам для себя не могу решить, как мне быть с Серегой; с одной стороны, конечно, нехорошо: бросил жену, с которой прожил столько лет, и женился на подруге дочери. А с другой… Посмотрел я на них: он светится от счастья, и она вокруг него порхает, проявляет заботу, пылинки сдувает. Может быть, мы не имеем права их осуждать?»
Потом я узнала, что молодожены ждут ребенка. А потом мой папа умер, не успев дождаться рождения наследника. А наследник и не родился: прямо с кладбища Машка поехала в больницу с кровотечением, а вышла оттуда уже не беременной. Вот после этого я пришла ее навестить, тайком от матери, и уже не могла ее в чем-то упрекать. Да и вообще она такой человек, что не любить ее невозможно.
Во-первых, она настоящая русская красавица: лицо как с иконы — огромные серые глаза, тонкий носик, идеально очерченный рот, каштановые кудри, причем не химические, как у меня, а самые что ни на есть природные; статная фигура, добрейшая душа. Лучшей подруги, чем она, у меня никогда не было.
При всем при этом ей катастрофически не везет на мужиков, даже хуже, чем мне. Единственным приличным мужчиной в ее жизни был мой папа, а после ей попадались такие редкостные козлы, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ее последнему приобретению, с которым она прожила четыре месяца, тем не менее удалось переплюнуть всех остальных.
— Ты представляешь, — рассказала она мне, держа в изящных пальчиках тонкую сигаретку и артистично ею затягиваясь, — я возвращаюсь из больницы, где избавлялась от трехмесячной беременности, — ну ты же знаешь мою способность залетать от воздушного поцелуя — и на своем супружеском ложе под одеялом нахожу, пардон, использованную прокладку «Олвэйз» с крылышками. А этот козел с невинным лицом пытается меня уверить, что это я ее случайно забыла, уходя на аборт! Ну, я, естественно, выпинала его вон. И прокладочку за шиворот засунула. Так что я опять свободна как птица. Как мама?
— Все так же.
— А чего ты пришла, вместо того чтобы домой идти? Нет, я, конечно, рада, что мой Мышонок ко мне пришел поболтать…
— Мурик, ну не хочется мне идти домой. Дитя с мамой на даче, а что с Игорем по углам сидеть молча? И это в лучшем случае…
— Бедная Мышь! А ведь я помню, как Игорь по тебе умирал до вашей свадьбы. Да он и сейчас тебя безумно любит, это видно невооруженным глазом.
— Да знаю я, что он меня любит, но мне от этого не легче, наоборот. Представляешь, Маша, когда-то я была счастливой женщиной, я любила своего мужа, и мне никто не был нужен. А потом он сделал так, что я последовательно прошла все стадии отчаяния — от сознания, что меня не любит муж, до сознания, что я не нужна никому на свете. Ты же знаешь, был период, когда он просто на меня внимания не обращал, а ребеночек-то маленький, обезьянничает за папой и тоже на меня внимания не обращает. Как тут не стать легкой добычей для первого, кто скажет ласковое слово!
— Мышь, ну сделай скидку на его характер, у него же было трудное детство…
Действительно, отец Игоря умер, когда ему было три года, мать снова вышла замуж, родился еще сын, над ним тряслись, а Игоречка на все лето отправляли к бабушке по отцу, он по три месяца маму не видел, вот и вырос закомплексованный. Все я понимаю, его безумно жалко, но мне-то от этого не легче.
— Як нему прекрасно отношусь, только мне с ним скучно, и я его не хочу, — сказала я Машке. — Поверь, тяжело жить, когда душа неприкаянная и ноги домой не несут. А так все прекрасно.
— Швецова, по-моему, ты зажралась. Помнишь, со мной работала в универе Тонечка?
— Светленькая такая, на вечернем истфаке училась?
— Да, такая. Вот что значит профессиональная память! Так вот, эта Тонечка вышла замуж девятнадцати лет от роду, и все ей говорили, что она дурочка, потому что училась она, как ты правильно заметила, на вечернем; после рабочего дня, отсидев две пары лекций, ехала в Тосно, где они с супругом снимали комнату, причем на ее деньги. В один прекрасный день она встала ни свет ни заря, сварила борщ, уехала на работу, а ее толстомордый бездельник дрых, поскольку учился на дневном и у него была сессия. Возвращается Тонечка из универа в двенадцатом часу ночи, причем, заметь, этому ее уроду даже в голову не приходит встретить жену с электрички. Нет, он сидит за столом перед тарелкой борща и терпеливо ждет возвращения жены. А когда жена входит в дом, он, не дав ей снять пальто, срывается с места и с криком «Борщ недосолен!» выливает борщ ей на голову. Это, конечно, выход, вместо того чтобы посолить борщ. У Тонечки хватило ума повернуться и тут же уйти, в том самом зимнем пальто с остатками борща. А муж лег на диван и стал дожидаться, когда Тонечка придет извиняться.
— Ну и пришла?
— Не знаю, она сразу после этого уволилась. А тебя, видите ли, ущемляет, что Игорь слова доброго не скажет. Но зато и борщ на голову не выливает, оцени. А как твой Толик?
Маша единственная, кто знает про мое грехопадение. Я уж стараюсь не думать, с кем там Толик делится; у меня большие подозрения, что он не держит язык за зубами, хотя и уверяет меня в обратном. Но с моей стороны утечки информации нет. Вот только один раз мы с Толиком попали под дождь около Машкиного дома и забрели к ней на огонек.
— Да, Мышь, я забыла, что у меня для тебя подарок.
Машка вытащила из-под книц лежащих на дива не, видеокассету.
— Это «Прощай, полицейский»: то, что ты вожделеешь всю сознательную жизнь!
— Мурик! — Я аж задохнулась от избыта чувств. — Во-первых, никто не заботится обо мне так, как ты! Во-вторых, откуда взяла?! Его же нет и в прокате, ни в продаже!
— Есть фанаты Деваэра, которые переписали! телевизора, его один раз показывали то ли по ОРТ то ли по НТВ. Была какая-то деваэровская ретроспектива…
4
Домой я вбежала приплясывая; бедро мне жги Лино Вентура и Патрик Деваэр, лежа в сумке, прижатой к боку. Игорь сидел за столом и мрачно жевал что-то из кастрюли. При виде горячо любимой жен улыбка не расцвела на его мужественном лице, и оборот, он надулся еще больше и веско сказал:
— Ну что, нагулялась? Что-то рановато явилась.
— Я была у Машки, тебе привет.
— Теперь это называется «у Машки», — пробурчал он, но, похоже, смягчился, поскольку к Машке, единственной из моих подруг, он еще сохранил доброе отношение.
— Игоречек, мне Машка кассету подарила, давай посмотрим.
— Ради бога, — мрачно сказал муж. — Но только двадцать минут, а потом я хочу послушать новости, — что скажут по поводу убийства личного друга вице-президента.
— А Хапланд что, был личным другом вице-президента?
— Да, о чем тот заявил сразу, как только узнал об убийстве. Он сказал, что убийцы горько пожалеют о содеянном и он предпримет все возможное, чтобы смерть Хапланда не осталась безнаказанной. «Мы их всех достанем!»
— Что, прямо так и сказал? Представляю сводку по ГУВД: «В результате перестрелки между членами группировки вице-президента и боевиками из группировки правительства города погибли два министра и председатель Комитета Государственной Думы…»
— Это более реально, чем ты думаешь.
— Ну да, меня тут вез по городу помощник нашего большого человека — Заболоцкого, его гаишник тормознул, он сразу вытащил удостоверение помощника депутата, а гаишник его спрашивает: «Ваш депутат к какой группировке принадлежит? Ой, простите, я хотел сказать, к какой партии?»
— И в самую точку. А то на какие средства простой юрист организовал себе предвыборную кампанию? На сэкономленные от обедов деньги? А квартирка семикомнатная с евроремонтом?
— Ну, наверное, им там в правительстве хорошо платят.
— Их зарплата и их доходы — это величины разного порядка. И ты сама это прекрасно знаешь.