Богатство Лас-Вегаса

— Нет. А ты?

— Да также.

— Мне неприятно это сознавать, но… надоело вечное раскаяние отца и виноватость матери.

— Мы с тобой многое пережили, Саймон. Я уже считал, что нам никогда не сойтись. Что ты собираешься делать, когда все закончится? Вернешься в Лас-Вегас?

— Нет. Я решил это в тот день, когда уехал из города. Подамся в Нью-Йорк, на Уолл-стрит. У тебя есть деньги, которые ты хотел бы инвестировать?

— Да, целая куча. — Эш рассказал брату о банковском счете, открытом отцом на его имя. — Мне не нужны эти дерьмовые деньги, Саймон. Я отдам тебе, вкладывай по своему усмотрению. Считай, что это твой начальный капитал. Если это тебе хоть немного поможет, я буду очень рад.

— Договорились. Помнишь, как говорили в учебном центре: из-за мелочи не стоит и потеть. По сравнению с тем что нам предстоит, все остальное — мелочи.

— Послушай, Саймон, мне надо поспать. Если я сейчас не завалюсь, то ничего хорошего из меня не получится. Ты что-нибудь слышал насчет этой секретной операции?

— Немного, сотни две версий.

— И самая вероятная?

— Это только мое мнение, Эш, но от нас до Соломоновых островов рукой подать. Противник держит Бугенвиль. У них воздушная база на Новой Британии. Они ежедневно сопровождают наши бомбардировщики на пути к цели. Там есть пролив двести пятьдесят миль длиной и пятьдесят шириной. Они называют его «щель». У узкоглазых есть один ас, который сбил уже двадцать пять американцев. Вот с кем нам придется иметь дело. Думаю, наше командование хочет, чтобы мы вывели из строя базу в Рабауле. У этого ублюдка, о котором я говорил, сорок «Мицубиси А6М». Они еще не подошли, но вот-вот перелетят с Торокины. Так что, возможно, придется брать обе базы.

— А ты как считаешь?

— Думаю, обе. Справимся. Надо кончать поскорее, мне не терпится уехать в Нью-Йорк. А ты, Эш? Какие у тебя планы?

— Я встретил девушку, когда был в отпуске. Сейчас хочу добиться еще одного и уговорить ее приехать на Гавайи к Рождеству.

— Думаешь, она прилетит?

— Нет, совсем не уверен. Она хорошая, порядочная девушка. Чтобы понять это, достаточно одного взгляда. Саймон, папа водил меня к Рыжей Руби. Тогда, после похорон мистера Уоринга.

— О Боже!

— Да, — пробормотал Эш. — И тогда это показалось мне величайшим опытом, какой только можно приобрести в жизни. Ладно, мне надо поспать. Только не давай дрыхнуть больше десяти часов, о'кей?

— О'кей. Эш!

— Да?

— Спасибо. Ну, ты знаешь… за то, что никому не рассказал… за все. Чертовски рад, что ты мой брат, что мы по одну сторону.

— Я тоже, Саймон.

День выдался унылый, небо было затянуто плотной серой пеленой. Эш вел свою эскадрилью над облаками, внимательно наблюдая за морем, которое изредка проглядывало в разрывах облаков.

Именно потому, что он был командиром и шел первым, Эш раньше других вырвался из облачной завесы и сразу взял курс влево, чтобы бросить взгляд на пролив. Но тут же увидел, как с востока приближались самолеты противника. Эш насчитал их девятнадцать. Двигались они прямо к «щели». Невольно напряглись мускулы.

— Противник с востока, девяносто градусов, — сказал он.

— Всего двадцать, — отозвался Саймон.

— О'кей, парни, вы знаете что делать. Пошли! — скомандовал Эш и, нарушая строй, устремился вверх, навстречу «Зеро».

Эскадрилья перестроилась по парам.

— Ну, давай, ты, рисовый шарик, — бормотал Эш, набирая высоту и пытаясь выйти в хвост японскому истребителю. Кому-то из них суждено сегодня окунуться в кристально-голубые воды океана. В наушниках затрещало.

— Ставлю десятку, что Торнтон возьмет первого. Он уже у него на хвосте.

— Это и слепому понятно, — последовал ответ Саймона. — А вот я ставлю пятьдесят, на то что мы отправим хлебать воду тринадцать из двадцати за сорок минут. Принимаешь, Орландо?

— По рукам, Джессап!

— Еще двадцать, Джессап, — предупредил Эш. — Шестьдесят градусов.

Он положил самолет на левое крыло, догоняя «своего».

Эш переменил радиочастоту, подождал мгновение и затем отчетливо произнес: «Я у тебя на правом крыле, сукин сын». Психологическая атака дала результат: японец инстинктивно нырнул вправо, и Эш нажал на гашетку.

— Береги хвост, Торнтон, уходи резко влево, я возьму его, — послышался в наушниках голос Избецки. Краем глаза капитан заметил, как пулеметная очередь прошила крыло японского истребителя, но тот уже уходил ввысь. Избецки гнался за ним, однако у противника было преимущество: он мог подниматься под более крутым углом.

— Черт, я его упустил! — проворчал Избецки.

— Не переживай, вернется, — успокоил его Эш. — Хотя вряд ли сегодня, ты его все-таки подстрелил. Между прочим, сбил антенну. Хорошая работа, Избецки. Пора спуститься пониже.

А внизу вовсю кружилась карусель ненависти и смерти. Эфир заполнили проклятия, насмешки, оскорбления. Шесть японских истребителей уже показали хвосты, отправившись на базу из-за полученных повреждений. Эш перешел на свою частоту, надеясь найти Саймона, но внезапно услышал собственное имя, произнесенное с японским акцентом. Рука дрогнула.

— Слышу, — сказал он.

— Я капитан Нуан Нагома, собираюсь отправить тебя в «щель».

— А я Джек Потрошитель, и, чтобы заставить меня попробовать этой водички, нужен летчик получше тебя. Ты просто не знаешь, с кем имеешь дело сегодня, Нагома. Мы из первой линии — впрочем, не думаю, что ты знаешь что-нибудь о футболе.

— Я знаю все, что можно знать об этих неженках, которые называют себя американскими летчиками.

— Посмотри получше, Нагома! О каких неженках ты говоришь? Два твоих самолета уже ушли вниз. Видел, как они взорвались над самой водой? Красота!

— Ты мой, капитан Торнтон. Я уже послал на тот свет всех командиров эскадрилий, которые были здесь до тебя. Теперь твоя очередь.

— Только не в этой жизни, приятель!

Нагома нырял и петлял, пытаясь сбросить Эша с хвоста, но тот держался. Оба замолчали. Внезапно Нагома резко ушел вверх, сделал «мертвую петлю» и оказался прямо перед Саймоном, который, стараясь уйти от преследователя, вильнул влево. Выстрел из пятидесятимиллиметровой пушки оказался удачным, снаряд прошил обтекатель. Густой черный дым окутал «Зеро», свалившийся в пике. Еще немного, и самолет врезался в воду.

— Саймон, черт возьми, ты пришил ублюдка!

— Только самолет. Узкоглазый выпрыгнул, я видел парашют.

— Это Нагома. Это он сбил двадцать пять наших ребят. Молодчина, братишка! Пора домой на перезаправку. Уходим.

Это был самый длинный день в его жизни. Обе базы противника понесли серьезный урон. Эскадрилья потеряла всего один самолет, но служба спасения нашла пилота, Нейла Тортолоу. Разбор полетов длился около часа.

— Завтра ваша цель — Каили. Это островная база неподалеку от Бугенвиля. Задача крайне важная, джентльмены. Как нам сообщили, предыдущая группа сбила адмирала Ямомото, который считается величайшим военным гением Японии всех времен. Наша задача остается неизменной: выманить неприятеля и тем самым дать возможность бомбардировщикам сделать свое дело. По сообщениям разведки, у противника около трех десятков истребителей. Возможно, не все они в исправном состоянии. Одно замечание: японцы любят располагать свои самолеты в ряд, чтобы это выглядело более внушительно. И последнее: сейчас доставят Тортолоу. Надо встретить его, как у нас принято. Все молодцы, ребята, хорошо поработали!

Усталые пилоты потянулись к выходу, похлопывая друг друга по спине и перебрасываясь шутками. Саймон затянул «Поднять якоря», и через несколько секунд его поддержали другие. Кто-то зааплодировал, кто-то засмеялся — настроение улучшилось. Все разошлись по каютам — поспать, подумать и возблагодарить Господа за то, что удалось дожить до этого дня. Никто из летчиков, проходя мимо доски, на которой отмечались вылеты, потери и сбитые самолеты противника, не посмотрел на нее. Таково было неписаное правило: не смотреть на доску до окончания операции. Оставалось еще три вылета.