Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 25

Сегодня мы с Блю шли домой из школы через Свиной рынок. Мне нужно было купить репу и свежий хрен маме для шабата. Теперь, когда Това и Мириам весь день работают, мне достается множество поручений. Мама все еще боится выходить из дома одна. У нас осталось несколько лишних монет, и мы купили пикули и содовую воду. Потом сели на углу Хестер-стрит и Ладлоу-стрит, ели пикули и пили содовую прямо напротив лавки с содовой. Мы прекрасно друг друга понимаем. Я рассказала Блю о Тифозной Мэри и сказала, что не нужно волноваться насчет содовой и пикулей, потому что наша еда кошерная. Я красочно изобразила, как ест реб Симха. Блю говорит, что мне нужно стать актрисой. Его легко изображать. Кажется, что он жует свои губы вместе с едой. Удивительно, что у него еще остались губы.

Мы пошли домой к Блю. У нее два маленьких брата и одна сестра. Блю старшая. У них в семье шестимесячный ребенок, четырехлетний, восьмилетний, а потом Блю, которая на месяц старше меня. Ее отец — уличный торговец. В основном он продает подтяжки. В Германии он был фотографом и делал снимки разных удивительных людей. Снимал на свадьбах, фотографировал высокопоставленных чиновников. Грустно, когда человеку приходится приезжать сюда и заниматься чем-то совсем непривычным. Как папе. Его первой любовью была скрипка и музыка. А теперь нет никакой музыки, скрипка покрыта пылью, папа работает в мастерской. По крайней мере, дядя Мойше, мамин брат, работает в магазине верхней одежды «Брукс Бразерс». Но он шьет лучше, чем папа. Папе пришлось учиться шить, когда он приехал сюда. Дядя Мойше уже умел шить, он живет здесь намного дольше. Дядя Мойше уже гражданин. Не могу поверить, что мой дядя — гражданин Соединенных Штатов Америки. Ладно, хватит об этом. Я нашла подругу, и мы с Блю поклялись, что будем изучать английский так усердно, что к Хануке (празднику огней) нас переведут хотя бы в третий класс, к Пуриму (празднику жребия) — в четвертый, а к концу года в седьмой, где нам и положено учиться с другими двенадцатилетними детьми. Теперь я какое-то время не смогу писать, потому что завтра шабат, а потом сразу начинаются Великие Святые Дни, Рош-Хашана (еврейский Новый год) и Йом-Кипур (День искупления). Но я вся горю от нетерпения, потому что сразу после этого будет праздник шалашей — Суккот, и папа сказал, что мы построим шалаш на пожарном выходе!

Едва нашла время, чтобы сделать запись. Мы постоянно готовим, а потом я провожу время в синагоге. Мы ходили в синагогу на Норфолк-стрит, где обретается реб Симха. Рош-Хашана — празднование начала Нового года, новых начинаний. Угадайте, кто трубил в бараний рог, после звука которого приходит время возвращать Тору в хранилище? Реб Симха! Он сделался ярко-красным, когда дул в шофар — бараний рог. Его щеки раздулись, как огромные помидоры, а из глаз покатились слезы. Мы с Товой и Мириам прильнули к перегородке между женским и мужским отделениями, чтобы лучше видеть. Теперь я чувствую себя виноватой, что думала о нем так отвратительно. А вдруг реб Симха умрет от сердечного приступа, когда будет дуть в шофар на Новый год? Ой! А ведь есть еще и другие службы, где он должен трубить в шофар! Никогда не думала, что Рош-Хашана может доставлять столько волнений.

Реб Симха жив. Он пережил все службы — ему пришлось дуть в шофар гораздо больше, чем сотню раз. Но мы с Мириам едва удержались, чтобы не захихикать, когда увидели, как на последней службе его лицо приобретало ярко-розовый оттенок. Мы просто не могли смотреть друг на друга, иначе умерли бы от смеха. Скоро будет Йом-Кипур. А потом Суккот! Ура! Папа постоянно предупреждает, чтобы мы не надеялись, что шалаш будет таким же, как наши чудесные шалаши в России, из веток ольхи и березы. Мне бы еще увидеть в этом городе хотя бы листик, не говоря уже о целом дереве. Но Блю говорит, что в парках есть деревья. Мы собираемся как-нибудь туда сходить.

Хорошая новость! Учительница говорит, что мы с Блю серьезно продвинулись в учебе и есть шанс, что нас переведут в третий класс даже раньше Хануки. Мы занимаемся каждый день после школы, а иногда и по вечерам. Я предпочитаю заниматься у нас дома по вечерам, потому что отец Блю мне кажется немного странным, ну, не странным, а просто неприветливым. Он всегда сидит, уткнув нос в газету, а если малыш плачет, он говорит жене: «Сделай так, чтобы оно замолчало». Собственного ребенка он называет «оно». «Оно». Разве это не странно? «Оно» — это маленький мальчик по имени Эммануэль.

P.S. Великие Святые Дни позади, и теперь мне нужно больше заниматься. Больше времени, больше пищи. После поста на Йом-Кипур я несколько дней чувствовала себя так, будто у меня мозги вытекли из головы. Наверное, именно такое состояние имеют в виду, когда говорят «бездумный».





Сегодня утром я слышала из туалета, что Шиэны кричат, как обычно, и я, наконец-то, поняла одно английское слово. Нет, два. «Маленькая протестантка». Старая бабушка будто выплюнула эти слова. Когда я вышла из туалета, миссис Шиэн убегала по коридору и плакала, а бабушка пристально смотрела ей вслед. Бабушка выглядит ужасно. У нее нет зубов, и ее лицо съежилось вокруг рта. На самом деле и рта-то нет, только темная дыра, которая глотает и выплевывает слова. Мистер Шиэн молча стоял в дверном проеме и смотрел то на жену, то на мать, будто не знал, чью сторону принять. Потом он закашлялся и ушел в комнату. Похоже, он очень болен. Не хотела бы я быть женой такого человека — больной, не может принять решение. Но он должен быть на стороне своей жены.

Разве не здорово у меня получается эта первая запись по-английски? Вот что я хочу сказать. Появился мальчик, от которого сплошные неприятности. Его зовут Ицхак Силвер.

Снова придется писать на идише, потому что я недостаточно хорошо знаю английский, чтобы рассказать, насколько этот мальчишка меня раздражает. Он приехал сюда год назад, а сейчас уже в восьмом классе. Он думает, что все знает. Настоящий махер. Мистер Большая Шишка! И он по меньшей мере на дюйм ниже нас с Блю. И вот в чем проблема. Он вызвался помочь нам завтра построить шалаш на пожарном выходе. Говорит, что может достать несколько хороших бамбуковых поленьев и веток. Вот он как говорит: «Я знаю одного копа (так он называет полицейских) на Деланси-стрит. Он может снабдить меня хорошими материалами через своего шурина». И в этот момент заходит Това. Она говорит ему: «Ну конечно же, ты должен прийти». Они начинают болтать по-английски, стоя перед нами с Блю. Мне это показалось очень грубым. Потом он поворачивается ко мне и говорит что-то по-английски. Я этого не поняла, но Това потом перевела. Он сказал, что моя сестра «толковая штучка», имея в виду Тову из-за ее хорошего английского. «Толковая штучка»! Какое глупое выражение. Что-то мне подсказывает, что после идиша в английском я буду разочарована.

Несмотря на присутствие Итци (это его прозвище), мы здорово веселились, когда строили шалаш на пожарном выходе. Больше, чем Итци, помог Шон О'Мэлли! Итци действительно принес несколько деревянных поленьев, но Шон, видимо, ходил в верхнюю часть города, самые престижные районы, и притащил нам оттуда несколько веток с великолепными изогнутыми листьями — оранжевыми, красными и золотыми.

Това вступила в организацию под названием «Еврейская молодежь». По идее, они собираются, чтобы обсуждать мировые проблемы и ужасные условия работы в мастерских. Мама говорит, ей кажется, что они просто ходят в кафе «Ройял» на Второй авеню и Двенадцатой улице и тратят деньги на кофе и пирожные. И лучше бы Това думала о том, как бы Тифозная Мэри не устроилась работать на их кухне. Това зарабатывает всего 5 долларов 20 центов в неделю и все это приносит домой. Поэтому вряд ли она много ест в кафе. Зато она привела домой одного своего друга из их группы, Мэнди Левина. Он похож на дикаря. Волосы вертикально торчат по всей голове. Будь он рыжим, был бы похож на разгоревшийся костер. Но он очень приятный. С помощью Мэнди, Итци и Шона очень быстро удалось затащить шалаш наверх. А потом было очень весело. Мы наряжали ветки. Младшая сестра Блю сделала цепочки из бумаги. Мы с Блю и Мириам вырезали бумажные листья. Папа оказался прав. Этот шалаш совсем не похож на наши прежние, не такой красивый и без ароматных еловых лап. Но есть одна интересная вещь: в России я все принимала как должное. А здесь нет. Итци, Шон и Мэнди остались поужинать с нами в шалаше. На улице еда кажется вкуснее. Потом пошел дождь, и мы зашли в дом.